***
Знакомый голос одёргивает застывшего мальчика, и он, оборачиваясь, видит худшее. Х у д ш е е, что могло произойти. Этот чёртов ящик ещё и кусается! Ждёт, пока жертва посеет все надежды, и как только видит, что она окончательно отчаялась и сдалась — жало в действии. Словно змея, остро и шипя, ящик показывает ужасную картину. Воспоминание — наш грех. Будь воля Малкольма, он бы забыл, забыл всю свою жизнь, лишь бы не чувствовать эту адскую боль… Но стены, слепящим белым цветом, давят на мозг. Как-будто неоднократно напоминая: «Ты заперт здесь. Навеки». Чертовы воспоминания. Этот чёртов ящик считывает всё: горечь, утрата, чувство вины. И вот, счастливый малыш, что, улыбаясь, бежит к отцу. Твой малыш. «Был твоим». Он радостно обнимает отца. Им оба так хорошо. На самом деле, неважно было, в какой нищете они находились. Они были вдвоём. «Мы были вдвоём». «А я всё упустил». Не нужны были никакие богатства. Они были вдвоём и этого было достаточно, чтобы быть счастливыми. Картинка меняется. После столь сладких и искренних «я люблю тебя» горе-отец начинает обманывать и грязно лгать. А обещал. Обещал, что никогда не будет. Сломался. Заигрался по уши, и не может выбраться. «Что мешало остаться в Нетландии вдвоём?». «Почему не выбрал другое место? А? Дырявая голова». «Почему отпустил?». Этот внутренний голос убивал. Убивал даже то, что по сути, уже загублено. Тяжелее, чем тысячи лезвий и стрел. Ведь говорил правду. Отпустил. «Ты его отпустил».***
Малкольм совсем не заметил, как скатился по стенки, не заметил сколько слёз пролил, но кажется, что Тихий океан бы позавидовал. Он кричал? Видимо. Голоса нет. В горле горько, всё ещё стоит ком. Уши закрыты ладонями, будто бы так не услышишь? Наивно. Глаза закрыты. Хочется раствориться, распасться на мелкие кусочки, но не замечаешь, что давно уже погиб. Тогда, отпустив — это был конец, конец всей человечности. И начало для ежедневной, ежесекундной боли.***
Питер не сразу замечает, как чья-та рука мягко кладётся на его плечо. Интуитивно, он открывает глаза и видит — его. Своё чадо, свой мир, свою вселенную. Но не понимает реальность ли это, или это очередная пытка, какая уже по счёту? Сколько времени прошло? Столько вопросов, но сейчас не до этого. Глубокие коричневые глаза недоумевающе глядят в те, что пропитанные болью, но столь родные зелёные глаза. Резко, подхватив за втрое плечо, Румпель втягивает в объятие отца. - Всё хорошо,— говорит тёплый голос. - Ни хрена не хорошо! — почти без звучно произносит Малкольм. — прости… Но вот же незадача. Растворился. Обман. Это не был он. «я всё упустил».***
В реальном мире, после победы над Пэном — все ликуют. «У Бабушки» собрались «герои», что спасли Сторибрук в очередной раз. Но главный герой был в своей лавке, крутя ящик Пандоры. Румпель не знает, что делать. Ему хочется сломать ящик. Хочется, чтобы всё было как раньше, и они никогда, никогда в жизни не прилетали бы на этот чёртов остров. Тень бы никогда не добралась до отца, а они были бы вдвоём, в другом месте и начали бы всё сначала. Потому что он верил — единственный, кто верил в своего никудышного отца, потому что любил и сейчас, по правде, по-прежнему любит. Но как бы не была сильна любовь, разум берёт вверх. Слишком опасно. Может быть, когда-нибудь, в другой раз. Но Румпель не знает, что другого раза уже не будет, ведь там, в ящике уже загублено всё, что могло. «у п у с т и л». Они оба упустили всё. Ведь у злодеев не бывает хороших концов?