never let me go

Коннор не знал к кому он может поехать, кроме как к Оливеру. Да, они поругались. Да, он вел себя как мудак, как всегда, думая только о себе и не представляя возможных последствий. Внутри парня горел небольшой, уже угасающий, огонек надежды на то, что Оливер не захлопнет дверь перед его носом, хотя Уолш этого заслуживал. Коннор несколько минут нервно расхаживал перед домом, пытаясь успокоиться, ведь ему еще предстоит пройти мимо местного Цербера в обличии старушки, которая относилась к Уолшу далеко не дружелюбно в отличии от ее отношения к Оливеру. Ему повезло, что в такое позднее время, точнее, практически раннее утро, никто не ходил по улице, потому он не привлекал внимания. Парень все-таки зашел в дом, быстро кивнул миссис Миллиган и, переступая через три ступеньки, оказался на нужном ему этаже: лифт здесь никогда не работал, сколько Коннор бывал у Хэмптона. Сердце парня, казалось, сейчас вылетит из груди, его трясло, а пот, кажется, пропитался даже через пальто. Коннор сделал глубокий вдох, мечтая, что это поможет и попытался унять дрожь. Когда дверь открылась, огонек внутри парня разгорелся чуть больше, но мог угаснуть в любой момент. Губы Уолша дернулись в нервной улыбке, что больше было похоже на оскал, когда он увидел заспанного и ничего непонимающего Оливера. На его лице прямым текстом было написано: «Какого черта ты забыл у меня, да еще и в такое время?» — Я облажался, Оливер, — выдал Коннор дрогнувшим голосом, зарываясь холодными вспотевшими руками в волосы. Он задыхался от истерики, накатившей на него, слезы текли по щекам, теряясь в неряшливой щетине. Парень медленно осел на пол, часто и глубоко дыша, стараясь успокоиться, но все так же тихо и быстро повторял, словно заводная игрушка: «Я облажался, Оливер, так сильно облажался». Оливер осторожно коснулся плеча Коннора, от чего тот резко вздрогнул, обнимая себя за колени и слегка покачиваясь. Хэмптон впервые видел любовника в подобном состоянии и ему было по-настоящему страшно: что же Коннор такого натворил, что сейчас он находится в глубочайшем состоянии шока? — Все будет в порядке, — успокаивающе произносит Оливер, аккуратно сжимая пальцы на плече Уолша. — Коннор, посмотри на меня, — тот в ответ отрицательно машет головой, пытаясь надрывно что-то объяснить, но получается пустой набор слов, которые Оливер не может собрать в одно целое. Хэмптон берет лицо Коннора ладонями, заставляет оторвать взгляд от пола. Сердце парня, кажется, ухает куда-то вниз, разбиваясь, когда он видит дикий страх, как у загнанного животного, которое попалось в лапы хищника, в глазах Уолша. Оливер сглотнул и ободряющие обнял Коннора. Тот в свою очередь, всхлипывая, уткнулся носом в плечо любовника, все так же трясясь всем телом. Просидев так пару минут, Оливер помог парню подняться с пола и завел его в квартиру. Где-то в глубине души Коннор радовался, что Хэмптон не оставил его на пороге, но сейчас ему было совсем не до этого, потому как все его мысли были заняты только лишь соучастием в убийстве. Уолш и представить не мог, что вся жизнь в один миг может разрушиться, и что он, некогда дерзкий, своенравный и резкий Коннор Уолш, сейчас будет сидеть на диване в гостиной своего любовника, обнимать подушку, и бояться завтрашнего дня. Оливер заботливо снял пальто с парня и накинул ему плед на плечи. Айтишник слабо и пытаясь приободрить, улыбнулся, после чего хотел было отправиться на кухню, но Коннор в последний момент схватил его за руку, будто держась за спасательную соломинку, с благодарностью глядя на него. — Спасибо, Олли, — шепнул он, крепче сжимая пальцы Оливера своей дрожащей рукой. Парень в ответ растерянно кивнул, все еще не понимая, что могло привести Коннора в такой ужас, ведь таким он его еще не видел. Они молчали, пока Оливер готовил горячий шоколад, и продолжали молчать, когда напиток оказался в руках Коннора. Хэмптон не задавал вопросов, потому как его любовник только стало начал приходить в себя, и он не хотел сейчас нарушить некое спокойствие. Уолш был благодарен Оливеру за это. Он бы точно не стал ни на что отвечать, не только потому что не знал, как все объяснить — ему, в принципе, не хотелось втягивать в это айтишника, который старательно пытается сейчас сделать совершенно непринужденное лицо. Конечно же Коннор придумает какую-то историю, чтобы Оливер не переживал, чтобы не лез во все это дерьмо, в котором оказалась их пятерка. По спине Оливера каждый раз пробегали мурашки, а волосы на затылке становились дыбом, когда он поднимал глаза на Коннора, который с диким ужасом в глазах смотрел в одну точку и дергался от каждого звука за окном. Казалось, что он сейчас свернется клубочком в обнимку с этой же подушкой и будет всхлипывать, как маленький ребенок, у которого отобрали конфету, так как он и без того съел больше положенного. Но от отобранной конфеты не случается такая паника, и никого не трусит в паническом приступе, никто не ведет себя так, как вел себя тогда Коннор. Оливер старательно пытался хотя бы догадаться, что случилось, но голову посещали самые разные мысли на эту тему, все запуталось, появилось слишком много версий и все было без толку. В конце концов, Уолш и сам все расскажет, если пожелает. — Тебе нужно поспать, Коннор, — после затянувшейся тишины произносит Хэмптон, глядя на полупустую чашку с уже давно остывшим напитком парня. Уолш лишь коротко кивнул, будучи не до конца уверенным в том, что сможет сомкнуть глаза хотя бы на несколько секунд. — Полежишь со мной, пожалуйста? — Тихо попросил Коннор, крепче прижимая к себе подушку, боясь, что Оливер сейчас откажет ему — они ведь в ссоре, только потому что Коннор и здесь облажался, как всегда. Но Оливер не отказал, после чего из Уолша вырвался облегченный выдох. Ему не хотелось идти в спальню, не хотелось делать лишних шагов, потому как не был уверен в том, что ноги будут слушаться его. Коннор лег на диване, освобождая место для Оливера. Парень лег сзади любовника, обнимая его одной рукой, успокаивающе поглаживая. Ощущение тепла тела Хэмптона, который всеми силами пытался поддержать его и успокоить согревало и действительно помогало. Оливер слегка коснулся губами плеча Коннора, затем оставил невесомый поцелуй на шее, после — на макушке, когда вдруг услышал едва различимое: «Никогда не отпускай меня»… И он не отпускал.