После

Он вздохнул последний раз – а потом… Никакие рассказы, никакие фантазии не смогли подготовить его к этому. К смерти. В человеческом языке просто не было слов, чтобы ее описать. Все слова казались неправильными, не теми… Но это уже было не важно. Главным было то, что надежды оправдались. За Кругами Мира было нечто большее, чем память. «Это так», - он услышал женский голос чуть выше и справа от себя. Взглянул туда – женское лицо, полускрытое темным капюшоном. Он не мог разглядеть его в тени. И вдруг ему показалось, что это лицо его матери: необычайно четкое, тех времен, когда мать была еще молода и счастлива, до того дня… «Ты…» - сказал он, потянувшись к ней. «Но ты же…» «Не всегда надо верить глазам. У меня много лиц и имен», - прошелестел тихий ответ, и лицо, удалившись от него, вновь изменилось. Теперь оно было лицом женщины, что первой встретила его в его новом доме, когда-то давно, в детстве. Он не успел удивиться, как лицо снова стало другим. Теперь это был лик со средневековой миниатюры, которую он видел в старом манускрипте, лик девы Марии во время Благовещения. «Ты…» - снова сказал он и потянулся к ней. Но она снова отдалилась. «А я увижу… Его?» «Конечно. Но не только», - сказала она. - «Идем». Он не совсем понял, как идти, если нет тела, но эта проблема решилась сама собой. Когда он захотел отправиться за ней, то стал двигаться – не то плыть, не то лететь, ощущение было странным и непривычным, но вскоре он приноровился. Вокруг расстилалась темнота, его дом, больница, весь город да и сама планета растворились в этой ночи. Но она не была беспросветной: там и тут зажигались серебристые огоньки, звезды. Он услышал тихую музыку, в которую вплетался голос, тихое пение, без слов, будто журчание ручья. Он подумал, что поет женщина, но, может, то была и не она. Впрочем, это было неважно, потому что появились другие. Первыми он увидел мать и отца. Отца он помнил совсем плохо, и теперь сомневался: это ли его настоящее лицо или просто ожившая фотография, которая хранилась у матери в комоде и которую он так часто рассматривал в детстве? Но тут отец улыбнулся, взглянув на мать, и он понял: да, отец был именно таким или таким должен был быть. Счастливым и беззаботным. Мать смотрела на отца и вся сияла, теперь он понял, что все детство видел лишь дальний отсвет этого сияния: потеря мужа, бедность, и, наконец, болезнь, отнимали частички света, пока это лицо совсем не угасло во тьме смерти. Но теперь оно вернулось. Ему стало немного обидно, что мать смотрит только на отца, но тут она взглянула и на него и одарила таким взглядом, что он как будто окунулся в теплую воду. «Не стоит слишком задерживаться в пути», - проговорила женщина рядом, и он понял, что застыл на месте. - «Вы еще встретитесь». Он встрепенулся и вновь обратился к женщине, которая теперь обладала лицом святой, которое он так любил рассматривать на витраже в церкви. Не то чтобы она была самой красивой, но на нее падали лучи заходящего солнца и тогда лицо светилось небесным сиянием. Следующим он увидел друга, Льюиса. Тот стоял, как обычно, заложив руки за спину, на фоне большого шкафа с книгами. Рядом с ним была жена, та самая, из-за которой они стали ссориться и отдалились друг от друга. «Прости», - прошептал он, но Льюис только улыбнулся, как будто говоря: - «Давно уже». Перед глазами оказалась какая-то пелена, и он понял, что плачет. Хотя как это могло быть, он не знал. «Ты помнишь, как плакать», - ответила женщина на невысказанный вопрос. – «Это хорошо». Они вновь летели в звездной тьме, друг c женой, как и родители, растворился позади. Долгое время никого и ничего не было вокруг, лишь звезды мерцали в бесконечном пространстве. Он уже думал, что так будет продолжаться очень долго, а может, даже вечно, но увидел неподалеку новую картину. Сад, простой английский сад, во время поздней весны. Он всегда любил именно это время, когда еще не слишком жарко, когда не чувствуется близкого дыхания осени и вся зелень вокруг еще юна, и расцветают самые лучшие и нежные цветы на деревьях. Сначала, он решил, что сад безлюден, но вдруг увидел невысокую фигурку, присевшую у корней большого ясеня. С зажженной трубкой. «Опять пыхтишь, как дракон», - раздался неподалеку женский голос. К первой фигуре, невысокого кряжистого и уже пожилого мужчины приблизилась вторая – то была женщина уже не первой молодости, но крепкая и здоровая, с румянцем во всю щеку. Она несла корзинку под клетчатым покрывальцем. Подойдя к мужчине, женщина откинула покрывальце и вынула сначала небольшой кувшин. «Ох, спасибо, Рози», - сказал мужчина. – «Как раз вовремя». Мужчина подтянул к себе колено и тут он с удивлением заметил, что обуви на нем нет, а ступня обросла мохнатой шерстью. «Это же…», - проговорил он в изумлении, - «Я же…» «Ты сам говорил, что только записываешь», - женщина с лицом тетушки Джейн отозвалась сразу же. – «Ты не выдумал их, ты только увидел». Мужчина, заметив его, с некоторым трудом встал и поклонился. И он кивнул старому приятелю Сэму Гэмджи. Теперь звездное небо вокруг заполнялось картинами и фигурами. Вот немолодая статная женщина с золотыми волосами, изрядно сдобренными сединой, обнимает темноволосого мужчину в зелено-коричневой одежде лесовика, вот скачут по зеленой равнине златовласая девушка на белом коне и черноволосый мужчина с лучистыми серыми глазами, вот сидит высокий светловолосый воин, а к нему приникла тоненькая фигурка юной девушки, а вот на тронах сидят двое величественных правителей – король и королева, и головы их увенчаны звездами… «Здесь только люди», - заметил он, и женщина, ставшая теперь его дочерью Присциллой, кивнула с легкой улыбкой: «Это же Пути Людей». Он только и успевал узнавать одного героя за другим, но кое-кто удивил даже его. «Турин!», - закричала тоненькая девушка с копной золотистых волос. «Брандир!» - вскрикнула другая, высокая и крепкая, в ее волосах тоже играло солнце. «Я писал не так», - пробормотал он, а женщина с лицом одной из его студенток сказала: -«Да. Но здесь не то, что было, а что должно было быть». Видения растаяли, снова уступив место ночи. Они долго двигались в молчании, у него было слишком много мыслей, чтобы задать вопрос, и слишком много теснилось в груди надежд, чтобы хотелось его задавать. Наконец, он увидел их. Высокая черноволосая девушка танцевала среди зарослей болиголова под звуки одной ей слышной музыки, а мужчина с золотисто-каштановыми волосами, тронутыми сединой, смотрел на нее с безмерным восхищением. «Они!» - воскликнул он. «Они», - сказала женщина, теперь у нее было лицо со старой картины, которая ему особо нравилась: девушка в синем платье сидит над книгой. Берен и Лутиэн стояли, взявшись за руки, и глядели друг на друга так, как будто никогда никого и ничего вокруг не существовало. На самом деле, пожалуй, сейчас так оно и было, подумал он. Но и они исчезли, а впереди… Она тоже сидела среди зарослей болиголова, смотря куда-то вперед, на то, чего ему не было видно. «Лутиэн!» - он рванулся к ней изо всех сил. Она обернулась, улыбнулась мягко: - «Ты в своих фантазиях, как всегда, дорогой». Он потянулся к ней, сел рядом. «Эдит», - сказал он покаянно, - «прости, дорогая». «Я не сержусь», - сказала она. - «Я ведь люблю тебя, какой ты есть, со всеми твоими фантазиями». «И я люблю тебя», - ответил он. «Я ждала тебя. Теперь идем», - она подала ему руку, и они шагнули вперед вместе. Туда, где был источник всей любви во вселенной.