Валькирия

В доме, если так можно было назвать древнюю покосившуюся лачугу с ушедшим ниже земли рассохшимся полом, было душно от полыхающего в очаге огня и висевших повсюду пучков травы, наполнявших воздух тяжелым и теплым запахом. Пахло старыми шкурами, старым деревом, горячими камнями, из которых был сложен очаг, остро пахли собранные летом травы, погружая в полузабытье. А еще пахло Смертью. Смертью близкой, неминуемо близкой, которая уже без стука вошла в дверь и подбиралась все ближе к покрытому шкурами ложу, на котором лежал старик. Сиринэ сидела у изголовья, согнув спину и красными от трех бессонных ночей глазами неотрывно глядя в лицо, из которого по каплям уходила жизнь. Он прожил долго. На полвека с лишним дольше, чем в прошлый раз. Она сумела уберечь его от стрел в боях, сумела отвести удар вражеского меча тридцать лет назад, когда силы стали подводить его, зельями и магией продлевала ему жизнь, отгоняла болезни, чувствуя облегчение всякий раз, когда он оставался жив, ощущая свою силу, которая давала надежду. Еще неделю назад казалось, что она справится и в этот раз. Он тоже верил в себя, когда шел с ней в бой. Как всегда рядом, с тем же мечом в руках, что и сто лет назад. И все заканчивалось как и тогда, только теперь его добивала старость, с которой было не под силу справиться и ей... Всего лишь свилайга*, один удар когтями, небольшая рана, которую она успела промыть и перевязать почти сразу, как только закончился даже не бой, а всего лишь мелкая стычка между темными и ее отрядом. И вот теперь он умирал, а она сидела рядом, бессильно опустив натруженные покрытые мозолями руки и глядя в щели пола, под которым копошились мыши. Их цитадель пала пять лет назад. Быть может, по ее вине, Сиринэ знала это, но сейчас не ощущала ничего, кроме гнетущего чувства, что иначе не могла поступить. Тогда она бросилась за ним, вытащила раненного, но живого, защищала его от клыков и когтей темных. Тогда она могла не отдать какой-то приказ, ей было плевать на все, в голове раскаленным гвоздем засела мысль - продлить ему жизнь, дать дышать лишний год, месяц, хоть час, только отсрочить тот момент, когда в душе снова будет зияющая рана, которую не заполнить ничем до новой встречи, которая случится через годы, через десятки лет. Она была эгоисткой и знала это, но продолжала быть ей и сейчас, искусанными и онемевшими губами шепча заклятия. Старика окутывало золотистое облако, сердце билось чуть чаще, ей даже казалось, что исчезают морщины на красивом даже сейчас лице, что густые серебряные волосы вновь приобретают каштановый цвет. Казалось, еще немного - и он встанет тем же двадцатилетним юношей, каким она увидела его впервые. Что-то внутри оборвалось, золотой свет рассеялся, гаснущими искрами разлетевшись по комнате. Она до боли сжала пальцы, царапая ногтями ладони, напряглась, вливая последние силы в слабое тело, усилием воли заставила его сердце биться. Два удара чуть слышнее, чем предыдущие, и снова еле слышное дыхание умирающего. Из груди вырвался хриплый вскрик раненной птицы, спина согнулась, и она уронила голову, закрыв лицо жесткими ладонями. Хотелось выть, хотелось вырвать свое сердце и вложить в его грудь, на коленях ползти в Храм и молить Богов о том, чтобы даровали бессмертие и ему или отняли у нее. Чтобы дали им прожить одну человеческую жизнь вместе. Прожить, а не провести в боях, ограниченными со всех сторон запретами, увидеть лица своих детей и внуков, вместе состариться и умереть пусть и от старости, но рядом, держа друг друга за руки. -Сиринэ. - голос Рагнварда заставил ее метнуться к нему, схватить обеими руками за твердую и темную, как старое дерево, руку, склониться к его лицу, заглядывая в гаснущие голубые глаза в поисках искры загоравшейся снова жизни. -Я здесь. Я никуда не уйду. - хрипло прошептала она, глотая слезы, выступившие на сухих покрасневших глазах; рука старого воина была холодной, едва ощутимо сжимала в ответ ее пальцы. Он улыбнулся. Слабо, с трудом растянув трескающиеся губы, скрытые под седыми усами и бородой, но это было видно и по глазам - в них вспыхнул теплый свет, который все эти годы был ее собственным солнцем, и от которого сейчас стало до боли тепло. Сиринэ стиснула зубы, жадно глядя в его глаза, еще живые, как будто бы пытаясь впитать в себя больше этого света, чтобы хватило на годы вперед, чтобы были силы дожить до новой встречи, не сломаться на половине пути. -Рагн, не уходи... - тихо попросила она, сжав его руку и внезапно ощутив себя такой, какой она и казалась рядом с ним - двадцатилетней глупой и беззащитной девчонкой с заплаканными глазами и растрепанными прядями волос, которая ужасно боится остаться одна. Остаться в окружении преданных бойцов, чьи имена и лица за четыреста с лишним лет, что она сражалась в этом мире, уже сливались в одно, которые будут идти с ней до конца, безмерно уважать, но не любить. Будут бороться за свое будущее, а не за ее, для которых она будет частью жизни, а не самой жизнью. И у нее не будет ничего, кроме них, кроме тех, кто будет умирать рядом каждый день, кого она будет хоронить и оплакивать, кто будет забываться быстро - сердце валькирии потеряло способность помнить каждого за прожитые сотни лет. Не будет этого тепла, которое она видела в глазах Рагнварда в этой и в его прошлых пяти жизнях, без которого уже не помнила как жила, пока не встретила его в первый раз. И не знала, как будет жить, пока не встретит снова. -Я не могу. - он протянул руку, убрал мозолистым пальцем с ее щеки горячую и жгучую каплю, - И ты не можешь. Ты не должна отдавать все силы мне, в тебя верят и другие. Оставь и им... Дай им возможность жить, подари им победу... - Рагнвард замолк, тихое дыхание стало замирающим, едва слышным даже в тишине, которая царила в лачуге. -Без тебя - не могу... - Сиринэ сглотнула, сжала его руку, которая все это время держала ее пальцы. Ей казалось, что эти слова будут последним, неопровержимым аргументом, который не опровергнут ни Боги, ни Смерть. Она и правда без него ничто: она живет и сражается вполсилы, когда его нет рядом, начинает забывать, зачем и для кого живет. -Я ведь не навсегда, глупая... - рука, которой он вытирал ее слезы, провела по встрепанным волосам, заставив ее закрыть глаза и прижаться к жесткой ладони щекой. Она старалась запомнить ее, запомнить каждую линию на ней, каждый шрам и неровность. Она уже знала, что счет идет на секунды, но не могла отпустить его, боялась, что сейчас он умрет, а вместе с ним и весь мир, и снова будет черная бездна, тысячелетия пустоты и холода, где держали ее Боги между жизнями. Кара за что-то, что она совершила. Что они оба совершили... Вспомнить бы, за что. -Ты обещаешь?.. - тихо, по-детски наивно спросила она, закрыв глаза, когда его рука опустилась на одеяло из шкур. -Да. - снова тепло в глазах, только голос стал еще слабее, -Улыбнись, Сиринэ. Я хочу запомнить это...запомнить, чтобы узнать тебя потом. Валькирия склонилась, провела рукой по его иссеченной шрамами и морщинами щеке, утонула в тепле голубых глаз. Искусанные до крови губы растянулись в измученной, несчастной улыбке, синие глаза грели его в ответ, даря такое же тепло, но полное жизни, на грани жара. Пусть помнит, пусть она будет с детства сниться ему, пусть однажды возьмет в руки меч и придет... Она узнает его в другом теле, с другим именем и другими глазами - узнает по вечному неиссякаемому теплу в них, которое не убьют и тысячи смертей. Он смотрел в ее глаза со слабой, но счастливой улыбкой, не дыша, и выражение счастья не сходило с его словно помолодевшего лица. Несколько мгновений, когда ей было тепло и спокойно, прошли, когда разжалась и поползла по шкурам вниз рука, до этого сжимавшая ее. Сиринэ дрогнула, запоздало сжала пальцы, поймав лишь густой мех. Холодная и сосущая пустота заполняла то место, где несколько мгновений назад было тепло, сердце билось надрывно, как будто бы изо всех сил старалось разорваться, но не могло - тело было бессмертно. Она с трудом заставила себя даже не дрожащими, а словно окаменевшими пальцами закрыть глаза Рагнвара, которые и после смерти сохранили то же тепло, заставила себя не смотреть в них. Наклонилась, коснулась губами его холодеющего лба и с трудом, будто бы это был лет или сталь на морозе, оторвалась от него, встала на ноги. Шатаясь, валькирия сунула факел в пламя очага, не глядя подожгла сухие пучки трав, сняла со стены меч Рагнвара и вышла, подставив лицо холодному после тепла лачуги ночному ветру. Ветер сушил слезы, трепал и без того в беспорядке спадавшие на плечи волосы, охлаждал обожженные слезами щеки, только не мог добраться до сердца и остудить горящую огнем рану. Она подняла факел, подпалила низкую соломенную крышу лачуги, бросила факел в дверной проем и отошла, чувствуя, как спину окатывают волны жара. Погребальный костер, тот же, что и в прошлый раз. Так же будет и в следующий, если Боги не явят милость и прощение за забытый ею самой грех. Прямо перед лачугой был обрыв, за которым тянулось поле, вдали чернел лес, поблескивала в свете редких звезд темная лента реки. Когда-то они часами бродили в этих местах, когда случались редкие перерывы между боями. Когда-то... Всего два месяца назад, смешной срок для бессмертной, а ей он уже кажется вечностью. И впереди еще десятки таких вечностей, прежде чем она снова увидит это тепло, единственный источник жизни не для бессмертного тела, а для такой же бессмертной души. Жар сзади становился все сильнее, Сиринэ села на обрыв, обхватив колени и глядя в небо. Она не плакала: уже не было ни слез, ни сил плакать. Она и так знала, что будет. Завтра она отыщет воинов и снова бои, сражения... нужно восстановить цитадель, отбить обратно, пока у нее есть силы не жертвовать всем ради одного. А еще она будет ждать. Ждать десятилетия, пока где-то не встретит человека с глазами, в которых всегда горит ее солнце. Дальше...дальше он будет рядом. И этой мысли достаточно, чтобы сейчас заставить себя жить дальше По небу, прочерчивая серебристую полосу, летела яркая звезда, стремительно приближаясь к горам вдали. Сухие кровоточащие губы валькирии дрогнули и сложились в улыбке, в душе ожило тепло, которое она все же сумела сберечь на годы вперед. Бессмертные и вечные Боги послали на землю чью-то жизнь. И Сиринэ уже знала, чью. *Свилайга - плотоядная темная тварь, костлявая, с бледной кожей и атрофированными крыльями без перепонок, примерно 1-1.5м в холке. Передвигается на четырех конечностях, в бою использует когти, клюв и длинный (до 1.2 м.) язык. Нападают стаями, лишены души и разума.