Серый волк на небе звёзды ловит

      Мы с Рэйсом сидим у костра. Огонь приятно потрескивает. Рэйс точит кинжал, тихонько насвистывая прилипчивый мотивчик, который он услышал в корчме Волчьего ущелья. Я ворошу палкой уголья, вытаскиваю из золы картошину. Перебрасываю горячий ужин из руки в руку, дую на обожжённые пальцы. Откусываю. Хорошо запеклась. Всё это могло быть картиной вполне уютных посиделок на охоте. Размечтавшись о подстреленном кабанчике, тут же приготовленном жарком и байках на привале в дружеской компании, сам того не замечая, начинаю мурлыкать себе под нос дурацкую мелодию. Приставучая, зараза! Услышав меня, Рэйс усмехается, но всё равно не говорит ни слова. Ну… Охота тут точно имеет место быть. А вот о спокойствии не может быть и речи — зверьё в чаще подозрительно притихло.       Боевой приятель заканчивает работу, критически оглядывает изящный клинок с изогнутым лезвием, на спуске которого причудливой вязью тускло поблескивают в темноте руны. Знаки светятся и на пяте, но немного ярче. Рэйс хмыкает и перебрасывает оружие мне. Я прячу кинжал в голенище высокого, до колен, сапога, топаю, проверяю, легко ли смогу выхватить артефакт.        — Заметил? — нарушает тишину охрипший голос товарища. — Как думаешь, далеко прячется тварь?        Я задумываюсь. Руны, конечно, светились, но ровным светом, без мерцания.        — Да бродит где-то… Пока можно расслабиться; бродит далековато и человеком, похоже.        — Авось, договориться получится? А, Мавен? — В карих мальчишеских глазах пляшут смешинки, на губах играет полуулыбка.       Неприветливое и несколько пугающее лицо крепкого бородача становится совсем детским и озорным. И вот уже передо мной сидит тот тринадцатилетний Реська, да и я уже снова ещё юнец, и мы опять готовим какую-то пакость. Будто бы и не было тех тридцати с лишним лет боевой магической практики, что ожесточила черты моего друга. От приятных воспоминаний, пришедших лишь на миг, у меня на душе становится тепло. Никогда не перестану поражаться, как даже совсем лёгкая улыбка преображает лицо этого сурового мужчины.       Снова наступает молчание. Оба, мы с напряжением прислушиваемся к своим чувствам — в ночи скрывается уже не человек. В любой момент и я, и Рэйс готовы броситься в бой с, пока притаившейся в лесу, тварью. Проходят томительные минуты. Одна. Две. Пять. Десять. Ничего не происходит. Пятнадцать. Нервы начинают потихоньку сдавать. Ещё бы, после прошедших до этого нескольких часов с заката. Лёгкий, но удивительно промозглый, ветерок шелестит в листьях. Темнеет ещё больше. Тучки затягивают сырную корку убывающего месяца, укрывают небо тяжёлым пуховым одеялом. Серый волк на небе звёзды ловит — вот уж и правда, не лжёт пословица.       Тишину прерывает настороженный шёпот:        — Мавен…        — Знаю, он где-то рядом.       Мы поспешно приняли оборонительную стойку. Спина к спине с клинками наголо (у Рэйса меч, у меня — кинжал), мы вглядываемся в черноту. «Главное — не отходить от костра, — думаю, — мы во тьме совершенно беспомощны, а бестия видит не хуже, чем днём». Рэйс думает то же, потому что медленно двигается ближе к огню. Я чувствую зверя совсем близко, хоть и не могу разглядеть глазами, чётко представляю подобравшуюся перед прыжком тварь. Из кустов справа доносится глухой рык. Ага! Не сдержался, голубчик. Ну давай, нападай, теперь я знаю, где ты!       И бестия будто бы слушается. Перед нами на поляну выскакивает крупный серый волк. Жёсткая шерсть на загривке всклочена, верхняя губа угрожающе вскинута, из глотки доносится клокочущий рык. Гибкое тело напряжено пружиной. Волкодлак готов впиться мне в глотку. Что он, не будь разумной тварью, тотчас бы и сделал. Понимает, негодяй, что тягаться с двумя боевыми магами — себе дороже. Особенно, когда те работают в связке: Рэйс, слегка пригнувшись, встал передо мной готовый отбить атаку злобной нежити, я — сзади, с кинжалом в правой руке и выставленной вперёд левой. Мы не мешаем друг другу — Рэйс крепкий, да невысокий, а меня не зря всё детство и юношество дразнили каланчой. Длинный заговорённый меч плавно вычерчивает восьмёрку перед носом волка, пока я готовлюсь выплетать левой рукой заклинание. Руны на кинжале ярко мерцают холодным светом.       И вот гнусная тварь обманным манёвром пытается броситься прямо на Рэйса, проворно изворачивается, целится мне в ногу. Челюсти не успевают сомкнуться. Волк взвизгивает и отпрыгивает назад. Морда лишь оцарапана, но и этого достаточно — на лезвии моего кинжала осталась кровь. Я размазываю её по рунам, и символы наливаются алым светом. Начинаю бормотать заклинание. Друг тут же понимает мой замысел. Не уступая в проворности волкодлаку, он отходит в сторону, когда тот в ярости прыгает прямиком на меня, и хватает нежить за загривок. Я вгоняю клинок твари под рёбра по самую рукоять, продолжая нашёптывать колдовские слова. Волк беспомощно загребает в воздухе лапами, скулит. Рэйс отпускает его, и в руке у него остаётся клок шерсти.       Начинается оборотный процесс, который я и вызвал. С волкодлака начинает клочьями облазить жёсткий мех, слезает шкура, тело неестественно скрючивается, трансформация ломает хребет и кости, выворачивая наизнанку, чтобы скроить тело заново. В такой момент оборотня убьёт и простой пинок, но ни я, ни Рэйс не спешим это делать. Голова Волчьего ущелья обещал заплатить вдвое не просто за устранение, а разоблачение «волка в овечьей шкуре». И вот уже на четвереньках харкает кровью нагой человек. Прямые длинные каштановые волосы пологом спадают до земли. Чёрт, да это ведь девка! Чуть полноватая и смуглая девка. Она поднимает лицо, на левой щеке неглубокая рана, совсем молоденькая. Оборотница смотрит прямо мне в глаза. Без ненависти смотрит, без капли злобы. Огромные, в пол-лица, серые глаза лихорадочно мерцают, в них отражаются отблески пламени, из-за чего они кажутся совсем мистическими, будто светятся изнутри. В них я разглядел вселенскую печаль и безграничное одиночество. Тело сковывает оцепенение. На меня нападает настоящая волчья тоска, что самому охота завыть. Ещё никогда мне не было так тяжело на душе.       Спину женщины пронзает меч, прерывая страдания. И с меня потихоньку спадают оковы, я нахожу в себе силы отвернуться. Никогда я не видел таких глаз. Эти глаза я не забуду никогда. Эти глаза будут мне сниться. Эти глаза привидятся мне в предсмертной агонии. Эти глаза будут преследовать меня и за гробом.       В деревьях завывает. Ветер доносит издалека запах дождя, вереска и скорби.