Лёд

      За окном звенел апрель: пел голосами сотен ручьёв и пах расцветающей весной. Старый вяз и тот оживал, скрипел как-то по-особенному задорно своими корявыми ветвями, на которых уже пробивались первые почки. Через пару недель они ощетинятся зелёной листвой, в которой станет блуждать молодой ветер, а мохнатый призрак дерева снова будет бросаться тенью на окно.       Рамси, сидя на подоконнике и прижав ладони к окну, наблюдал за весенней улицей из своей комнаты. Отец запретил выходить из дома, поэтому оставалось лишь смотреть на яркий голубой день из-за стекла.       Настроение было пакостным, совершенно неподходящим природному пробуждению от долгого сна. Хотелось пройтись по грязному, голому парку и проверить глубину большой лужи, разлившейся у ворот, запустить кораблик из щепок, да и просто почувствовать этот особенный запах талого снега — воздух весны и свободы.       Может быть, если бы удалось повидать друзей-неформалов, прогуляться по чисто вымытому дождём центру и послушать песни, всё стало бы куда лучше. Будучи запертым, Рамси чувствовал себя как зверь в клетке. Конечно, всегда есть выход: можно выбраться через окно, однако после того, что случилось зимой, он ужасно боялся прогневать отца снова.       Проклятый боров Сэм и его свора шакалов долго досаждали ему, и Рамси строил план мести. Пусть это заняло почти два года, но месть — то блюдо, которое подают холодным.       Генри покарала отцовская цепь, уж Рамси точно знал, как больно она бьёт. Живодёр Сэм оказался привязан и избит камнями, он ведь любил кидать камни в бродячих псов, так что получил расплату сполна за всех, кто не мог сам за себя постоять.       С Робином случилась промашка. Рамси долго раздумывал над тем, как же наказать этого маменькиного мажорчика. Робин очень любил свой мопед, что ж, его «любимец» вспыхнул словно новогодний фейерверк, вот только глупая девчонка — сестра Робина оказалась рядом. Рамси вовсе не хотел, чтобы семилетняя дурочка пострадала из-за своего тупого братца.       Девчонку он спас: уронил в снег и упал сверху. С ней ничего не случилось: испугалась, наверное, вот и всё. Самое паршивое, что убежать Рамси уже не успел. Кажется, истеричная мамаша Робина орала очень громко, впрочем, он ничего не слышал: уши заложило от взрыва. Миссис Аррен вызвала полицию, и Рамси, ещё толком не сообразивший, что произошло, оказался в «детской комнате».       Пожилая инспекторша долго смотрела на него каким-то печальным, усталым взглядом, а на его жалкие лепетания о том, что мопед сам загорелся, а он лишь хотел спасти девчонку, качала головой. Позвонила отцу, и тому пришлось приехать со службы. Рамси вцепился в стул и смотрел в грязно-серый, затёртый линолеум и мотал головой. Его план полетел ко всем чертям — это был полный, сокрушительный провал. Страх цепкими коготками пронзил грудь и добрался до самого сердца, дышать стало тяжело.       Следующие пара недель прошли как в тумане, отец провожал его в школу и встречал после. Наверное, боялся, как бы Рамси ещё чего не выкинул. Он долго отчитывал, отвесил пару подзатыльников, но в целом оставался спокоен. Только потом Рамси понял почему — впереди предстоял суд.       Дурацкий похоронный костюм оказался жутко неудобным и непривычным. Рамси хотел сдёрнуть галстук, но отец не позволил. Речь он заставил выучить наизусть.       Суд Рамси почти не помнил, сначала долго ждали в коридоре, где то и дело сновали люди в строгих костюмах, с какими-то унылыми постными лицами. Потом было очень громко и страшно. Рамси смотрел в стол и деревянным голосом твердил то, что придумал отец. Никаких решёток не было, лишь скамья из тёмного дерева и высокая трибуна судьи. Миссис Аррен долго визгливо возмущалась, Робин поддакивал мамаше. Государственный обвинитель оказался едким высоким мужчиной с тонкими усиками и тёмным жестоким взглядом. Рамси понял, что он остался один против всех, и как-то сразу испарилась уверенность в своей правоте.       Отец держал руку на его плече, и в тот момент Рамси решил, что он единственный на его стороне. В часы томительного ожидания Рамси дёргал пуговицу на пиджаке, оторвал её вовсе, когда прозвучал обвинительный приговор. Рамси поднял голову и встретился с холодным взглядом отца. Тот не выглядел взволнованным, лишь мимолётно кивнул в ответ.       В машине ехали молча, и Рамси не смел спросить, о чём же он думает. Решил, что встречи с психологом — не самое плохое, что могло случиться. Вот только отцу придётся ещё и платить за мопед. Наверное, он не будет доволен.       Наказание было заслуженным, и Рамси сам это понимал. Однако от того боль не стала меньше. Да ещё и стыд нахлынул от того, что подвёл отца и влип в серьёзные неприятности. Это быстро прошло. Страх оказался сильнее стыда. После Рамси долго торчал в своей комнате, обливаясь слезами. К вечеру совсем разболелась голова и, кажется, даже температура поднялась. Сломанная челюсть ужасно ныла, и похоже, отец сам понял, что перестарался.       В больнице он снова бросил его одного. Наверно, разозлился, потому что Рамси хотел всё рассказать врачам. Впрочем, до него быстро дошло, что это бесполезно. Тринадцатилетнему сопляку никто не поверит, особенно если он малолетний преступник, у которого с головой не в порядке. Отец всегда играл на два шага вперёд, и Рамси просто сдался, понял, что никто ему не поможет.

***

      Хоть в больнице было тоскливо и горько, возвращение домой тоже не радовало. Отец забрал его вчера, и они не разговаривали вовсе. Он только запретил болтаться по улицам, когда уходил утром на службу, и Рамси не смел ослушаться приказа. Только не после того, что произошло несколько недель назад. Слишком много боли и крови, безысходности и страха. Он чувствовал себя потерянным и одиноким, как никогда прежде, но пустоту эту заполнить оказалось нечем.       Полдня Рамси играл в компьютерную стрелялку, а потом голова снова разболелась, и он лёг на кровать. Было бы здорово выйти на улицу, почувствовать тёплые солнечные лучи на своём лице и молодой весенний ветер, треплющий холодными пальцами по щекам. Хотелось просто оказаться где-то далеко, в дружной компании, где можно примерить привычную маску и хоть на время стать кем-то иным: счастливым и беззаботным, нужным и принятым.       Пришлось открыть окно, чтобы в комнате стало свежее. Рамси пробовал читать, чтобы отвлечься от печальных мыслей, но никак не удавалось сосредоточиться на тексте. Герои книги оказались в заброшенном старом особняке, наполненном загадками и тайнами, однако мысли сбивались к собственному холодному дому. Может, было бы лучше, если бы его всё-таки отправили в эту проклятую спецшколу, о которой трещал государственный обвинитель? Всё равно ведь он никому не нужен.       В конце концов Рамси увлёкся книгой и даже не заметил, как быстро пролетело время. Когда он поднял глаза и взглянул в окно, уже наступил вечер. Отец вернулся со службы, но Рамси не хотел его видеть. Отложил книгу и принялся перебирать струны на гитаре, пытаясь подобрать новую песню, которую слышал на днях по радио.       Отец бесцеремонно нарушил его уединение. Хмыкнул, окинув взглядом комнату.       — За уроки ты, естественно, ещё и не брался? — утвердил он, поглядев на растрёпанного мальчишку, замершего на кровати с гитарой в руках.       Рамси помотал головой.       — Я сейчас буду, — насупленно ответил он, избегая взгляда отца. — Просто голова болела.       Отец мимолётно кивнул и подошёл ближе.       — Почему не ел ничего весь день? Кастрюли даже не тронуты.       — Я… Ну… не хотел, — ответил Рамси шёпотом.       Отец тяжело вздохнул и положил ладонь ему на плечо, наклонился и поймал его взгляд.       — Продолжаешь мне нервы трепать, щенок? Только что из больницы вернулся и хочешь снова туда попасть? Забыл уже, что мать тебя кормила всяким дерьмом, и у тебя из-за этого желудок больной? Ты ныл и просил забрать тебя домой. Какого чёрта же снова выкобениваешься?! — отец больно сжал его плечо, и Рамси вздрогнул.       — Это было давно, — тихо ответил он.       — Давно, значит? Что ж, снова будет плохо, тогда не вой.       Рамси ничего не ответил, лишь опустил глаза, а когда отец ушёл, опять принялся терзать гитару. В этом доме было одиноко и грустно, и теперь он просто не мог понять по чему же скучал, когда лежал в больнице. По свободе, наверное, и по своим вещам, по тихому убежищу, которым стала собственная комната. Вот только от отца скрыться оказалось негде. Весь этот большой дом принадлежал ему — холодный и пустой, как замок «Снежной Королевы», точнее, Короля с ледяным сердцем в груди. Всё, к чему он прикасался, рассыпалось в прах или обращалось в лёд. И настоящая весна никогда не наступает в его холодном замке.       Ужин прошёл в молчании. Отец не интересовался его делами, впрочем, Рамси тоже не слишком-то любопытствовал о его жизни. Он давно уже понял, что семья — это всего лишь громкое слово, за которым скрывается пустота и безразличие. Он лишь пленник в холодном замке, слуга, не имеющий права на собственное мнение.       Готовить домашнее задание под присмотром отца было сущим наказанием. Рамси усвоил это ещё в начальной школе, и потому, когда отец сказал, что сейчас они будут делать уроки, вздрогнул и помотал головой.       — Пожалуйста, можно я сам? — отказ должен быть вежливым, чтобы его не разозлить.       Отец презрительно скривил губы и хмыкнул.       — Ну попробуй. Столько пропустил, что теперь вряд ли справишься сам. Смотри, как бы на второй год не оставили.       Рамси молча собрал посуду со стола и глянул исподлобья.       — Я не тупой, сам разберусь! — вспыхнул и чуть не уронил тарелку с досады.       Отец пожал плечами.       — Занимайся, потом покажешь, что ты там накорябал.       Рамси кивнул и начал мыть посуду. После поднялся наверх и перебрал тетрадки. Задания оказались несложными, и он справился быстро. Однако знал, что если бы отец здесь присутствовал, то не обошлось бы без ругани и подзатыльников. Видимо, он считал, что это очень подбадривает. Рамси, естественно, не мог с этим согласиться.       Отец придрался к помаркам и вырвал из тетради листы, велел переписать упражнения по английскому. Да и в задаче нашёл ошибку.       — Бездарь и лентяй! — вынес вердикт он.       Получив тетрадкой по лицу, Рамси тряхнул головой и отступил в сторону. Это стало последней каплей. Не больно, но обидно и унизительно.       Роняя слёзы на пушистый бордовый ковёр в отцовском кабинете, произнёс:       — Почему ты со мной как с собакой всё время обращаешься? Как будто я тебе чужой! — звонким от слёз голосом воскликнул Рамси.       Отец кашлянул и приподнял левую бровь.       — Это что за показательное выступление? — подвинул высокое кожаное кресло ближе и облокотился на тяжёлый массивный стол, сложив руки в замок. — Обращаюсь так, как ты заслужил, — поучительным тоном ответил он.       Рамси закрыл глаза и упёрся спиной в стену, засунул руки в карманы домашних штанов и зло скривил губы.       — Ты хоть понимаешь, сколько хлопот мне доставил, дурачок? Если бы не я, то тебя бы в спецшколу отправили, а это, считай, тюрьма. Эта рыжая сучка Аррен упирала, что ты её девку чуть не покалечил. Ты мне ещё спасибо должен сказать, щенок, что я справку от психолога достал, якобы у тебя с головой проблемы, — отец махнул рукой. — Да это и так правда. Нормальные дети так себя не ведут, — заключил он, хмыкнув.       Рамси тяжело сопел и глядел в пол.       — Придётся ещё им выплачивать из-за тебя, идиота, — показательно вздохнул отец. — А ты вместо того, чтобы поблагодарить отца, устраиваешь тут спектакли. Давай-ка, живо переделай задание. У меня есть чем заняться, кроме как проверять твои уроки. Большой парень, а ничего сам не можешь сделать.       Рамси опустил голову и шмыгнул носом, вытер лицо рукавом тёмно-синей клетчатой рубашки. Молча поднял тетрадку с пола и разорвал на части. Что бы он ни делал, отцу невозможно угодить.       В этот раз отец вскинул обе брови вверх, даже выдавил горькую усмешку, которая расколола его каменное лицо на две части. Тяжело и неторопливо поднялся из кресла.       — Ты что ж это делаешь, уродец, решил мне свой характер показать? — чуть повысив тон, приблизился и схватил Рамси за шиворот. — Ремня давно не получал? — в ход пошли привычные угрозы.       Рамси дёрнулся в его руках, но сказал твёрдо:       — Я тебя ненавижу! Лучше бы ты меня в детдом сдал тогда. Зачем забрал от неё?! И не нужна мне твоя помощь! В этой школе дурацкой было бы лучше, чем с тобой!!! — обида смешалась со злостью и усталостью, вечным страхом наказаний и унижений. В тот момент казалось, что в спецшколе было бы и правда лучше. Тогда страх перестал бы вечно преследовать его.       Отец разозлился, потащил в коридор и крепко приложил лбом о дубовые двери.       Рамси прикусил губу и попытался вырваться, но тщетно. Наверное, стоило помалкивать и послушно переделать задание, но у него просто сдали нервы. После суда и больницы, после всех лет, что он терпел побои и издевательства, просто невозможно было остановиться. Теперь же снова колотило от страха, но он упрямо молчал. Может, отец сгоряча не будет бить сильно?       В коридоре они остановились, и отец почему-то не стал подниматься в спальню за ремнём. Толкнул к стене, и Рамси едва удержался на ногах.       — Одевайся, — коротко бросил отец, смерив его холодным взглядом.       — За-зачем? — Рамси стянул куртку с вешалки и прикрылся ею. Всё шло как-то не по сценарию. Он растерялся и ужасно испугался. Вряд ли отец просто спустит ему с рук грубости.       — Приедем, и узнаешь, — не тратя лишних слов, отец отобрал куртку, схватил его за плечи и усадил на высокую скамью в коридоре. Деревянная спинка впилась острым углом и ссадила кожу.       Отец швырнул рядом ботинки, и Рамси прерывисто вздохнул, начал спешно одеваться, не решившись больше спорить.       В машине он стянул шапку и смял её в руках. Чем дольше они ехали, тем больше возрастала тревога. Вскоре и городские улицы закончились, с правой стороны мелькали редкие деревья, ещё облепленные снегом, с левой тянулась промзона. И тут Рамси действительно ударился в панику. «Убьёт и в лесу закопает» — подумал он. Наверное, отец решил, что воспитывать и исправлять его уже бесполезно и крепко разозлился. Где-то на заднем плане толкнулась мысль, что своё охотничье ружьё отец не взял, но он ведь убивал уже людей на войне, верно, и так справится.       Рамси тонул в своём ужасе, размазывая слёзы по лицу шапкой. Больше не смотрел по сторонам и намертво вцепился в спинку переднего сидения, когда машина остановилась. Успел уже сто раз пожалеть о том, что наговорил сгоряча. В этой паршивой жизни всё-таки было что-то хорошее, и умирать не хотелось отчаянно.       Отец вышел наружу и хлопнул дверью, Рамси дёрнул головой, когда он открыл заднюю дверь и схватил его за шиворот.        — Вылезай, придурок! — он не намерен был церемониться, и сколько бы Рамси не упирался, вытащил его на улицу. В его таких же светлых глазах (даже светлее, чем у сына), цвета хмурого зимнего неба, не мелькнуло и тени сочувствия.       — Папа, не надо! Пожалуйста! Ты же не будешь меня убивать из-за какой-то дурацкой задачи? — жалобно пролепетал Рамси. — Я все уроки сделаю и не буду больше спорить, только поехали домой, пожалуйста! — умолял он, стиснув в руках шапку. Чёрные волосы трепал ветер, а в глазах застыли слёзы, словно растаявшие льдинки.       Отец казался удивлённым. Зло рассмеялся и отвесил подзатыльник. Должно быть, такая реакция выглядела глупой и смешной по его мнению.       — Что за дебил! В приют тебя сдам, в при-ют, — по слогам повторил он, словно Рамси и вправду с трудом понимал.       Рамси сглотнул тяжёлый комок в горле и огляделся по сторонам. Чуть вдалеке за ровными рядами высоких клёнов просвечивала железная ограда. А прямо за ней высокое здание из серого камня. Во дворе была детская площадка, на которой сейчас гулял лишь ветер, тревожа скрипучие ржавые качели.       — Ты же не хочешь со мной жить, сказал, что в детдоме лучше. Вот и мне такой неблагодарный ублюдок не нужен, — терпеливо пояснил отец.       — Как… это? Разве… разве так можно? — Рамси замер, глупо моргая уставился на отца. На дне серых глаз застыло недоумение. Он просто не мог понять, что отец вот так просто от него откажется.       — Почему же нельзя? Ты ведь сам этого хотел. Папа плохой и о тебе не заботится, наказывает всё время и заставляет уроки делать… — отец сделал вид, что задумался, отобрал шапку и натянул ему на голову, заботливо поправил капюшон. — Что ты ещё там бормотал?       Рамси месил ботинками грязный снег и не знал, что сказать, не мог поверить, что отец на самом деле так поступит.       — Ну что же, будем прощаться? — отец улыбнулся и взял его за руку.       Рамси строптиво попятился назад.       — Ты не можешь!       — Я всё могу, дорогой мой, всё! — злая усмешка нарисовалась на лице отца, и он наклонился к нему. — Тебе со мной было плохо, вот сейчас увидишь, как без родителей дети живут, — произнёс наставительно. — Ты думаешь, кто-то будет за тобой ухаживать, когда ты болен, или игрушки покупать? Нет, здесь только чужие люди, и им всё равно, что с тобой происходит. А конфеты только на следующее Рождество увидишь, ну или, может быть, на день рождения, если повезёт. И своей комнаты у тебя больше не будет, барабанной установки и этих твоих идиотских размалёванных футболок. Будешь ходить в том же, в чём и все, — поведал отец, выразительно выделяя слова.       — А… ты как же? — Рамси выдернул руку и отступил. Незнакомых людей он боялся, а отец всё-таки был родной, хоть и ужасно злой.       — А что я? — наигранно удивился отец. — Может быть, женюсь, и жена родит мне нового ребёнка, послушного и умного, а не такого больного уродца, как ты, — размеренно сообщил он.       Рамси приоткрыл рот, но слова где-то затерялись, и он так и не смог ничего сказать.       Отец не стал торопить, наблюдал за ним с интересом.       Рамси прикусил губу и тяжело вздохнул. К отцу он привык, любил его, хоть и боялся жутко, и оказаться в полном одиночестве среди серых безликих стен и чужаков было ещё страшнее. Пришлось переступить через себя и двинуться навстречу. Он всхлипнул и вцепился руками в чёрную отцовскую куртку. Прошептал, уткнувшись лбом ему в плечо:       — Папочка, прости, пожалуйста, я буду хорошим. Не отдавай меня, я стану послушным, и не буду мотать тебе нервы. Пожалуйста, только не отдавай меня! — неловко, неприятно и даже противно немного. Рамси уже и не помнил, когда вообще обнимал отца. Он был ласковым ребёнком, вот только отец напрочь отбил желание прикасаться хоть к кому-либо, и уж точно Рамси не хотел, чтобы кто-то трогал его.       В этот раз, однако, отец остался доволен. Как-то деревянно провёл рукой по его затылку, а после отстранил и поднял его лицо за подбородок.       — То-то же, дурачок. Никому ты, кроме меня, не нужен, — чуть помолчал, глядя в его испуганное лицо. — Садись в машину, поедем домой.

***

      В машине Рамси снова расплакался: вроде и понимал, что всё осталось позади, но просто не мог уже остановиться — сдался своим страхам и тревогам.       Дома отец казался раздражённым и хмурым.       — Хватит уже ныть-то. Я ведь сказал, что не сдам тебя в приют. Успокойся, — сам снял с него куртку и шапку.       Рамси всхлипнул и мотнул головой, опустился на пол в грязных ботинках. Всё кружилось перед глазами, и хоть слёз уже не осталось, нервные всхлипы всё также сотрясали тело.       — Ну, конечно, на полу ты ещё сегодня не валялся. Что за детсадовские выходки! — возмутился отец. Постоял чуть, разглядывая его зарёванное лицо, покачал головой и ушёл. Вернулся он пару минут спустя и заставил выпить какое-то горькое лекарство. Рамси даже не стал противиться. Чувствовал себя зверски уставшим и измотанным. После отец помог подняться и проводил наверх, уложил в кровать.       Выражение его лица было странным, и Рамси не мог понять, что это значит. Наверное, отцу было противно, а может, он тоже устал. Он ещё немного посидел рядом, а после поправил одеяло и ушёл, тихо притворив дверь.       В сон Рамси провалился как в бездонную пропасть.       Утром вчерашнее происшествие казалось ночным кошмаром — чем-то совершенно ненастоящим. Рамси чувствовал себя намного лучше, и, поднявшись с кровати, первым делом поглядел в окно. Сегодня тоже было ясно и солнечно, и тёплая погода манила на улицу.       Спустившись на кухню, обнаружил завтрак на столе. Отец, видимо, встал пораньше и испёк вафли перед тем, как отправиться на службу. Пышные, сладкие с шоколадной начинкой — те, которые так любил Рамси. На кухонном столе также обнаружилась записка, выведенная твёрдым отцовским почерком, и ключи от дома. Это значит, что наказание закончилось, и он может отправляться на прогулку, главное, вернуться к назначенному сроку.       Целый день он провёл с друзьями, а вечером пришёл пораньше и переписал испорченное вчера задание в новую тетрадь. Протянул отцу, когда тот вернулся со службы.       Отец кивнул и уголки губ чуть приподнялись вверх.       — Сразу бы так, — произнёс он, потрепав его по голове.       Рамси промолчал. Он выполняет свои обещания. И, наверное, эти скупые слова можно было расценить как похвалу.       За ужином они не разговаривали: Рамси было стыдно за вчерашнюю истерику, за то, что так подставил отца с проклятым мопедом, и за свои извинения, как ни странно, тоже.       Отец читал газету и на него вовсе не обращал внимания. Рамси решил, что лучше уж такой молчаливый мир, чем то, что было прежде. Следующим утром на столе его ждал сюрприз. Большая коробка с конструктором «Лего». Рыцарский замок.       Наверное, любой мальчишка обрадовался бы, вот и Рамси оказался в восторге. Целый день возился со схемами и строил замок с двумя высокими угольно-чёрными башнями. Красные знамёна трепетали на их верхушках, а вокруг щетинился серыми кирпичиками крепостной ров.       Извиняться отец никогда не умел или просто не считал нужным, но он дарил дорогие подарки. И Рамси решил, что даже такая обжигающе-холодная любовь лучше, чем её полное отсутствие. Тот, в чьей груди застыло ледяное сердце, на большее и не способен.       Отец мог говорить, что ему достался негодный сын, но он ведь сам воспитал такого. Рамси же не имел права выбора, и ему предстояло лишь любить такого отца, какой есть. Эту войну ему не выиграть, и он предпочёл пусть и шаткий, но всё же мир.