Oh, such a winter's day

Родина встретила прокурора Мицуруги прохладной погодой, высокой влажностью и порывистым ветром, семь-десять метров в секунду, — профессиональный взгляд, привыкший цепляться за подобные детали, заметил эти числа на табло в аэропорту. Что тут скажешь? Февраль — достать чернил и плакать... Ему повезло добраться до госпиталя, минуя утренние пробки, однако пожилой таксист, работающий по таким сумасшедшим тарифам, мог бы ехать чуть быстрее и быть чуть вежливее. Впрочем, на фоне того, что произошло минувшей ночью, всё это совершенно не имело значения. В любом случае после ночного звонка Яхари, шестичасового перелёта со сменой часового пояса садиться за руль самому было бы плохой идеей. Дежурные улыбки персонала лишь подчёркивали строгость больничной обстановки, от которой было слегка не по себе. Думать о том, что Наруходо могло повезти меньше, не хотелось, но отделаться от этой мысли оказалось непросто. — Вот его палата, сэр, — открывая перед Мицуруги дверь, сообщила пожилая медсестра с темными кругами, легшими под глаза после ночного дежурства. — Благодарю, — вежливо отозвался прокурор. Сквозь недорогие жалюзи тусклый свет февральского утреннего солнца падал полосами на пол и покрывало больничной койки. Под ним, натянув на голову и одернув почти до кончика носа странный капюшон с крупными бусинами, и свернулся калачиком Наруходо, словно показывая всем, что он не настроен ни с кем общаться, пока кто-то из друзей не позвонит с новостями из храма. — Наруходо, — не сводя глаз со своего несчастного друга, произнёс Рэйдзи, когда за его спиной закрылась дверь палаты, — ты... «...в порядке?» — так и завязло на зубах. Ответ был очевиден: достаточно было взглянуть на график температуры тела больного, бледный цвет его лица и странный капюшон, напоминавший элемент одеяния монахинь, который он, видимо, в бреду, натянул на голову. — Рад тебя видеть, — Наруходо слабо улыбнулся, приподнявшись на локтях и одернув спадавший на глаза капюшон. — Я привёз всё, что нужно, однако ты уверен, что сможешь работать в таком состоянии? Может быть, мне остаться ненадолго, чтобы помочь тебе разобраться с материалами этого дела? — с осторожной участливостью поинтересовался Мицуруги, усаживаясь в мягкое кресло, стоявшее между окном и кроватью, после того, как поставил на прикроватную тумбу нетбук. — Хорошо, что ты первым заговорил о работе. Я хочу кое о чем тебя попросить. Мне придется провести здесь пару дней, не меньше и, надеюсь, не больше… Наруходо пошарил рукой по прикроватной тумбочке. — Этого времени мне хватит, чтобы ознакомиться с интересующими меня делами. Но я не смогу представлять интересы сестры Аямэ из храма Ханазакура на завтрашнем суде… Полным решимости взглядом он посмотрел на Мицуруги, слушавшего его терпеливо и внимательно, и, взяв того за запястье, накрыл его ладонь своей. А, когда убрал руку, на ладони остался лежать его адвокатский значок. — Не мог бы ты заменить меня? Знаю, я прошу о многом, но мне некому больше доверить это дело. Всего на одно слушание. Эта просьба была не просто странной — она выходила за рамки того, что считалось законным и приемлемым. Но Наруходо знал, как пробить чужую броню — так было и два года назад, когда он добился разрешения защищать в суде прокурора, от которого тогда отвернулись все. — О чём ты? Это такая малость, — тем не менее, задумчиво произнёс Мицуруги, глядя на тускло бликующий в слабом утреннем свете значок, всё ещё хранящий тепло чужой руки. Его собственный значок обычно лежал в кармане — на этом настаивал его учитель, и многие прокуроры следовали этому примеру, — врагам, желавшим свести с ними счеты, было труднее узнать их в лицо, а перед полицией не было необходимости доказывать свой статус. Но у адвокатов защиты всё было иначе — и Мицуруги хорошо помнил, как смотрел на круглый кусочек металла с гравировкой, напоминавший подсолнух, который отец всегда носил на лацкане — с восхищением, гордостью и небольшой долей наивной детской зависти. Аккуратно и бережно, словно вверенный ему значок был необычайно ценным сокровищем, Рэйдзи приколол его к отвороту пиджака и, подняв серьёзный взгляд на Наруходо, заверил его: — Я сделаю всё, что в моих силах. Мы справимся. Во втором, однако, Мицуруги ещё не был до конца уверен: не считая отсутствия опыта работы в качестве адвоката защиты и волнения, вызванного таким искренним проявлением доверия, некстати нахлынувшими воспоминаниями, которые одновременно были напоминанием о том, чей путь он предал однажды и кем ему уже никогда не стать, у него была и объективная проблема — кадровая. Удастся ли настоять на том, чтобы судья и прокурор, которые будут разбирать дело, были из тех, кто не видел его в лицо? Как знать… Однако, раз Наруходо вновь верит в него, он был не в праве платить за доверие трусостью и сомнениями — особенно будучи единственным человеком, способным ему хоть как-то помочь. — Спасибо, — невольно улыбнулся Рюити. Сейчас он, наконец, увидел того Мицуруги, с которым долгие годы искал встречи, и, признаться, был рад, что в этот раз они на одной стороне. В том, что он сдержит свое обещание и выиграет немного времени, сомневаться не приходилось — тот, в отличие от Рюити, изучал правовые акты в университете, а не в зале суда, и знал, когда можно ходатайствовать о дополнительном расследовании и требовать перенесения прений на другой день. — А эта вещь… — откинувшись на спинку кресла, Мицуруги указал на белый капюшон с бусинками. — Я верно понимаю, она из храма Ханазакура? Какое она имеет отношение к делу? — Это… — Наруходо нервно потеребил край капюшона, соображая, как ответить по существу и не выставить себя идиотом. Но для закипающего от температуры мозга задача оказалась непосильной, — капюшон, отгоняющий демонов. Аямэ, монахиня из храма Ханазакура, отдала мне его незадолго до убийства. Не представляю, зачем, — признался он. Оставалось надеяться, что Мицуруги не покрутит пальцем у виска и отнесется к его словам серьезно. Потому что ему предстояло столкнуться с тем, что не получится ни объяснить логически, ни списать на пустые суеверия. Магатама Маёй, чудом не потерявшаяся в бурных водах Орлиной реки, отобранная медсестрами и впопыхах пристроенная на подоконник, оказалась незаменима в расследованиях. И Рюити собирался отдать её другу вместе с крохами имеющихся у него фактах о случившемся. — Поздно вечером я услышал крик из своей комнаты, — начал он, — и выбежал во внутренний двор, где обнаружил тело жертвы и… настоятельницу Бикини, — в подробности он решил не вдаваться — стоило вспомнить, что он споткнулся о бесчувственное тело последней, и лицо начинало гореть от стыда не хуже, чем от высокой температуры. Наклонившись к тумбочке, Рюити достал оттуда и протянул Мицуруги фотокарточку. Фотобумага ещё не просохла после падения в реку, но добротный ламинирующий слой не дал изображению пострадать от воды. С него загадочно улыбалась пожилая, но по-своему привлекательная темноволосая женщина в мантии волшебницы и с посохом, которому позавидовал бы любой косплеер. Что-то в ней казалось необъяснимо знакомым. Взгляд ли, одновременно лукавый и добрый? Или сдержанная загадочная улыбка человека, видящего и понимающего намного больше, чем о нем привыкли думать окружающие? — Это фото потерпевшей, госпожи Тэнрюсай. Последнее прижизненное, — вздохнул он. Мицуруги прикрыл глаза и задумчиво постучал указательным пальцем по подлокотнику кресла. Пытаясь представить себе сцену обнаружения тела, он с трудом поборол желание приложить ладонь ко лбу своего болезного друга, чтобы удостовериться, что жар не опасен, а затем попросить его поберечь силы и помолчать, пока он сходит за доктором. Но это был все тот же Наруходо, упрямый и жадный до истины, и лучше выслушать его и заняться делом, позволив ему немного отдохнуть, чем рисковать задеть его своей неуместной заботой. — Полагаю, у тебя на голове — одна из ключевых улик в этом деле, — с интересом взглянув на монастырский капюшон, заметил Мицуруги. — Я — человек рассудка и не верю в демонов, однако, не сомневаюсь в том, что у поступка сестры Аямэ есть веская причина. Возможно, она осведомлена о событиях минувшей ночи гораздо лучше, чем утверждает… «…или попросту верит в существование демонов, в отличие от тебя», - подумал, но не озвучил свои мысли вслух Рюити. Впрочем, такой подарок он и сам находил довольно странным. И на то были причины. — Меня не оставляет ощущение, что мы с сестрой Аямэ встречались раньше, — прямо глядя другу в лицо, признался Наруходо. — Вернее… вернее, она напомнила мне кое-кого. Но с призраками своего прошлого я разберусь сам, — заверил он Мицуруги, — не забивай голову и сосредоточься на расследовании. Можешь забрать, — стащив с головы капюшон — приглушенный утренний свет резанул с непривычки по глазам, — он протянул его другу. Едва ли Мицуруги знал, но за свою жизнь Рюити трижды оказывался на скамье подсудимых по ложному обвинению. На классном суде, в деле об убийстве Тихиро-сан и несколькими годами ранее. И тогда он чуть было не совершил самооговор, защищая настоящего убийцу. Миянаги Тинами. Именно её черты чудились Рюити в Аямэ. Но это не могла быть она. Он поверил бы в раскаяние Тинами и попытку начать новую жизнь, скрывшись в храме Ханазакура. Наверное, на такое способны даже самые отпетые преступники — но не мертвецы. А после того, как на свет всплыли факты предыдущих преступлений Тинами, она сама оказалась на скамье подсудимых. И её приговор недавно привели в исполнение. Освещать подробности ошибок юности Наруходо не хотел, а если бы и захотел — времени у него было в обрез. Суд состоится завтра, и Мицуруги должен был успеть в участок до того, как Аямэ дадут государственного адвоката. А ему ещё предстояло объяснить этому человеку рассудка, как пользоваться магатамой. И сделать это так, чтобы не нанести серьезного урона его хрупкой картине мира. — И… это… — отчего-то Рюити занервничал так, словно находился в суде и собирался сделать заявление, которое не сможет подкрепить уликами, — видишь тот камень, как на медальоне Маёй, на подоконнике рядом со стойкой для капельницы? — Вижу, — удивлённо вскинув брови, ответил Рэйдзи, и, аккуратно положив на подлокотник кресла храмовый капюшон, подошёл к подоконнику и осторожно взял камень. Тот, что носила Маёй, казался обычным украшением из магазина эзотерики, подходящим её стилю одежды. А этот напоминал матовое, полупрозрачное, обкатанное морем бутылочное стёклышко — Мицуруги сам собирал такие на берегу, когда отец первый и последний раз взял его к морю на летних каникулах. — Возьми его, — без лишних слов попросил Рюити, надеясь, что друг не спросит его, зачем. Серьезно, это тот случай, когда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. — Это тоже улика? — не оборачиваясь, спросил Мицуруги. Пролежавший долгое время у окна камень был холодным — как уставшее от зимы бледное небо, как город за окном, продрогший на февральском ветру, гонявшем колкую снежную крупу. — Нет, — качнув головой, Рюити вздохнул, понимая, что объяснений избежать не удастся. — Не улика, но в ходе расследования может здорово пригодиться. Это было довольно… волнительно. Ведь ему предстояло не только рассказать принцип работы магатамы, который он сам-то с трудом понимал, но и объяснить очевидное противоречие логике и здравому смыслу в своих словах. — Это магатама, — пояснил он. — Она помогает распознать чужую ложь. Что-то, вроде полиграфа, только удобнее — суд так же не примет полученную информацию в качестве доказательства, зато она умещается в карман и согласия на её использование ни у кого спрашивать не нужно… Рюити выдержал паузу — в горле запершило. Можно сказать, вовремя. Мицуруги явно требовалась небольшая передышка для осмысления всего ранее сказанного. Ведь впереди его ждала самое трудное для понимания — мистическая суть этой вещи. Нет, Наруходо не считал его ограниченным — просто понимал, что в существование такой вещи, как магатама, сложно будет поверить любому здравомыслящему человеку. А когда все это говорит тебе друг, переживший падение с моста, подхвативший серьезную простуду с высокой температурой и пятью минутами ранее сидевший в демоноупорном капюшоне, правда становится ещё менее очевидной. — Я сам не знаю, как это работает, — признался Рюити, — но, если кто-то солжет тебе, ты почувствуешь это. И увидишь сковывающие его душу цепи с огромными замками. Покачав головой, Мицуруги обернулся и, скрестив руки на груди, прислонился спиной к стене у окна. Люди, работающие в следственных органах, по долгу службы нередко сталкиваются со странными совпадениями, которые в глазах обывателя могут выглядеть мистикой, вмешательством духов или высших сил, судьбой, наконец. Более того, порой они привлекают к расследованию медиумов и экстрасенсов сознательно, но ничем, кроме разочарования, это, как правило, не заканчивалось. Доверяться подобной вещице, когда на кону стояли человеческие судьбы — разве это не безответственно? И дело DL-6 являлось наглядным примером того, к каким последствиям могла привести подобная безответственность. Возможно, при других обстоятельствах Мицуруги бы и озвучил свои мысли, чтобы предостеречь друга от недопустимых для юриста ошибок. Только этот открытый, доверяющий взгляд обезоруживал, заставлял сейчас отложить все доводы, аргументы и компетентное мнение человека рассудка. Может быть, Наруходо и заблуждался, но даже такому сухарю, как Мицуруги, было понятно — сейчас он нуждается в помощи и поддержке сильнее, чем в наставлениях. — Хорошо, — кивнул Мицуруги, пряча эту так называемую "магатаму" в карман пиджака. — Если кто-то мне солжёт, то рано или поздно я в любом случае увижу, что его слова противоречат фактам или данным ранее показаниям, однако... — он задумчиво побарабанил пальцами по предплечью, подбирая верные слова, и сдержано улыбнулся. — ...это может быть интересным опытом. Спасибо за доверие, Наруходо. Рюити улыбнулся. По крайней мере, Мицуруги принял его объяснения без лишних вопросов. Остальное — дело времени. Конечно, он предпочел бы, чтобы она не понадобилась, но интуиция подсказывала, что тайна этого дела окажется сокрыта не за одним десятком душевных замков. Впрочем, переживать об исходе завтрашнего заседания вряд ли стоило — Мицуруги не простит себе провала. Гораздо сильнее угнетала другая неопределенность. — Во время инцидента Маёй находилась во внутреннем храме, — оборвал недолгую паузу Наруходо, — и оказалась заперта там после обрыва моста... Как бы он ни старался сохранить прежние спокойствие и уверенность, сейчас его голос прозвучал тихо и блекло. Как бы он ни старался не думать о том, чем это может обернуться, ненужные мысли не шли из головы. — Когда вы найдете путь через реку, отведи её пообедать. Она ничего не ела со вчерашнего вечера. Клянусь, я верну долг, как только выйду отсюда. Маёй успела стать для него настоящим другом и неотъемлемой частью его жизни. По правде, без неё бы никакого адвоката Рюити Наруходо, выигрывающего безнадежные дела, не вышло бы. И одна только мысль о том, что больше не будет походов в маленькую лапшичную, споров о конструктиве стремянки, войны за пульт по выходным, приводила в отчаяние. А такие незамысловатые планы на недалекое будущее помогали верить в лучшее. Мицуруги пристально посмотрел ему в глаза, словно пытаясь прочесть по его лицу, что тот сейчас чувствует. И от этого взгляда, серьезного и пытливого, над которым грубовато подшучивали и которого боялись, становилось теплее. — Понял, — кивнул Мицуруги и, опустившись на край больничной койки, осторожно положил ладонь на плечо Наруходо. — Я сейчас же отправлю туда дополнительные силы полиции и спасателей... Что сказать ещё, какие найти слова, чтобы обнадежить Наруходо, он не знал, но они сами пришли, когда он уже, поспешно собравшись, стоял на пороге палаты. — И даже не думай о долге, — произнёс Мицуруги с такой знакомой, привычной серьезностью, обернувшись к нему. — Маёй — наш общий друг, так что угостим её в складчину.