Play With Fire

Юнги не помнит точно, когда это началось. Возможно, когда они всей семьей, вместе с чуть подвыпившим отцом, обнимающим его братом и Холли на его на коленях, вместе с мамой, что пекла что-то на кухне, смотрели новости. Когда по новостям говорили о мутировавшем заболевании. Когда отец отшучивался, что снова ученые что-то нахимичили, когда мама взволнованно говорила, что стоит купить те самые витамины, которые предлагали в новостях, как брат шутил, что Холли и не такое переживет, когда сам Холли громко лаял на такие вести. Юнги уже тогда думал, что все это закончится не хорошо. Возможно, даже через два месяца. Когда отец сильно заболел, когда и мать чувствовала себя не лучше. Когда Холли громко лаял на дверь в родительскую спальню, когда Юнхен — брат Юнги — забирал собаку от дверей. Когда сам Юнги смотрел на банку витаминов, которые не пил, которые боялся давать Юнхену, которые пили каждый день его родители и пьют до сих пор. Юнги уже тогда знал, что все это закончится плохо. Возможно, еще через месяц, когда их отец погиб. Когда кожа стала болезненно бледной, даже зеленым отливала. Когда их мать была такой же болезненной, много кашляла. Когда Холли на них рычал. Юнги уже тогда понимал, что это «плохо» уже началось. Возможно, когда через несколько часов труп отца начал двигаться. Когда был слышен болезненный и усталый вскрик матери, когда было слышно рычание. Когда Юнхен крепко закрыл двери родительской спальни, когда судорожно соображал. Когда начал собирать вещи, когда и сам Юнги собирал вещи. Юнги уже тогда осознал, что был прав. Должно быть, все началось именно тогда. Когда позади остался их горящий, полыхающий яркими красными языками пламени дом, когда в багажнике лежали сумки с одеждой и еда, когда на заднем сидении лежали несколько пистолетов и уйма патронов, когда на заднем сидении валялось ружье. Когда на коленях сидел притихший Холли, когда за рулем сидел Юнхен и шептал, что все будет хорошо, что Юнги в обиду не даст. Юнги было всего восемнадцать, когда все это началось. Еще через две недели Дэгу потихоньку пустел. Людей почти не было. Лишь трупы, море трупов, от которых Юнги тошнило. Центр города, когда-то битком набитый людьми и машинами, теперь был набит монстрами. Зомби. Юнги с Юнхеном старались в центр не соваться. Они в принципе не совались в город. Они были в нем один раз. Один. Только ради того, чтобы съездить в оружейный и запастись патронами, пока Холли честно охранял запертую машину внутри салона, а Юнги, с пистолетом в дрожащих руках и судорожно осматривающийся, забирал из аптеки бинты и антисептик, таблетки и все, что только может пригодиться. Только, чтобы съездить в торговый развлекательный центр, забрать из спортивного магазина несколько пар обуви и спальные мешки на всякий случай, чтобы в ювелирном забрать несколько сережек гвоздиков, потому что Юнги все же оставался омежкой даже в такой ситуации и «все свои проколы из-за зомби-апокалипсиса я терять не хочу». Только, чтобы в продуктовом набрать кучу видов макарон и крупы, чтобы набрать тушенки и каких-нибудь сладостей, чтобы можно было долго хранить без заморозки. Юнги, кажется, только в тот момент понял, насколько все серьезно. Юнги по ночам, когда охранял машину и спал его брат, часто вспоминал дом. Сожжённый дотла вместе с трупами матери и отца дом. Он с грустной улыбкой вспоминал отца, мать, вспоминал, как они бесились с Юнхеном на заднем дворе дома, как с них смеялись родители, как Холли иногда лаял, думая, что драка серьезная. Он вспоминал школу, которую никогда не любил, своих плюшевых кумамонов в комнате, одного небольшого из которых он все же захватил с собой и обнимал вместе со спящим на коленях Холли. В прочем, Юнхен был прав: Холли и не такое переживет. Уже через несколько дней после начала апокалипсиса они оказались в Сеуле. Черт их дернул приехать в самый, черт возьми, густонаселенный город Кореи. Но они здесь, почти на въезде в город. И все же они решают свернуть в лес. В лесу было тихо. Юнхен планировал переждать волны зомби здесь, хотел уберечь Юнги хоть немного. Они заехали в самую гущу, заглушили мотор и на всякий случай заправили машину до полного бака, если им вдруг придется уезжать. Они пробыли в лесу несколько месяцев. Они жили в лесу и Юнги не помнит, чтобы кто-то из них жаловался или они видели хотя бы одного зомби. Но все же выйти в город следовало, потому что таблетки для Юнги, что откладывают течку, кончаются, потому что припасов осталось мало, потому что следовало запастись бензином, а еще теплой одеждой, потому что на носу зима, а синоптики, давно, еще за долгое время до апокалипсиса, обещали, что она будет суровой. На этот раз вел Юнги. Он уже некоторое время учился на права, его натаскивал Юнхен, но Холли все равно был на его коленях. Юнги только улыбается, гладит собаку по голове, за ухом чешет, а после все же старается не отвлекаться. Они Холли оставляют в машине, за передним сидением, на полу, в сумке, чтобы не показывался, машину закрывают и забирают пистолеты. Юнги заметно волнуется, потому что пистолета настоящего в жизни никогда не держал, потому что он руки холодит, кожу опаляет металлом. Потому что звенит, потому что страшно стрелять. Они с Юнхеном осматриваются по сторонам, выискивая взглядом зомби, прислушиваясь в шуму на улицах. Юнги скорее прислушивается, потому что зрение у него не ахти. Глазами в их мини-команде выступал Юнхен, Юнги же скорее слухом. Они тихо проходят от машины к зданию, стараются не бряцать пистолетом, не издавать лишнего шуму. Осторожно заглядывают внутрь: один шастает под лестницей, второй пытается выйти из магазина со стеклянными дверьми, стукаясь каждый три секунды о стекло лбом. Третий на втором этаже. Они запертого зомби не трогают, «у него и без нас проблема есть», — шутит Юнги, выстреливая в того, что вышел из-под лестницы, пока Юнхен ровно прицеливается к зомби на втором. Они у входа и разделяются. Юнхен отправляется в продуктовый, набрать корма для Холли, припасов, еды, а Юнги отправляется в аптеку, забирает таблетки, забирает пластыри и мази, забирает все нужное. Убивает тихо еще одного зомби в магазине одежды, что жевал труп какой-то старушки, а после осторожно забирает теплые куртки. Они, как и хотели, встречаются у машины, складывают все в багажник и на заднее сидение, а потом мирно отправляются обратно в лес, на свое, уже можно сказать, излюбленное двумя месяцами место. А потом Юнхена укусили. Юнги плакал тогда долго, надрывно. Он извел на укус, на неровный след зубов на правом предплечье Юнхена банку перекиси, пытался избавить его от гноя. Он потратил много мази, вытирая слезы с щек и глаз. Он отказывался верить, не хотел, боялся остаться совершенно один. Эту ночь они провели в объятьях. Если Юнхен спал, то Юнги — отнюдь. Он гладил Холли, что лежал между ними, прислушивался к дыханию Юнхена. Он прижимался к пока еще теплой груди, тихо ронял слезы. Не хотел верить. Юнхен убил себя утром. Его кожа стала болезненно бледной, взгляд помутнел, глазные яблоки стали отдавать желтизной. Они оба понимали, что это неизбежно. Юнги снова плакал, прижимая к себе Холли, плакал, смотря, как умирает его собственный брат. Юнхен убил себя пистолетом Юнги. Напоминанием о Юнхене стало несколько фотографий на полароиде, некогда теплая и пахнущая свежим лесом и черникой толстовка, его машина. Напоминанием о Юнхене остались воспоминания Юнги, не высохшие дорожки слез на его щеках. Напоминанием о Юнхене был сам Юнги. Юнги похоронил Юнхена на их месте, в глубокой чаще леса, где прятались. Он выкопал яму, осторожно уложил в него труп брата. Он поставил ему простое надгробие из нескольких досок и венок из искусственных цветов, который нашел в одном из магазинов города. На ленте Юнги дрожащей рукой написал максимально ровно и разборчиво имя: Мин Юн Хен. И снова плакал всю ночь, сидя перед могилой брата и обнимая Холли, который словно понимал и не рыпался. Юнги плачет до утра, а уже утром все его слезы закончились. Он уже просто всхлипывал, шмыгал забитым носом. Пытался найти ответы на те вопросы, которых с каждой секундой появлялось все больше. «Зачем люди ищут проблем, где их нет?» «Зачем ученые пытались сделать что-то лучше, когда оно итак хорошо?» «Почему я лишился дорогих мне людей?» «Зачем?» «Почему?» «Когда все это кончится?» Юнги навсегда запомнит этот день — девятое марта. Его день рождения. Еще через несколько дней Юнги вместе с Холли едет обратно в Дэгу. На соседнем сидении лежит пистолет, на заднем сидении — несколько бутылок воды и немного еды. Юнги решил, что закончит все сейчас. Он похоронил брата. Но он не похоронил свою семью. Юнги приезжает в свой дом. В свой сожженный дотла дом, что когда-то горел красными языками пламени. Здесь пахнет гарью, здесь противно. На входе лежит труп отца, в спальне — труп матери. Юнги уже не плачет — нечем. Он ищет в городе несколько досок и венков, он ставит надгробие и приносит искусственные цветы. Смысла закапывать тела — нет. Жить? Да и жить, в принципе, тоже. Он навещает с теми же искусственными могилу бабушки. Он держит на руках Холли, который постоянно осматривается, защищает Юнги. А Юнги опускается перед могилой на колени, долго ей что-то рассказывает, говорит о том, что все пошло крахом, что все стало настолько ужасно. Он говорит, что Юнхен погиб, что родители умерли еще в первые дни всей этой суматохи. — Но ты, наверное, знаешь это, да? — он грустно улыбается фотографии улыбчивой пожилой женщины. — Я думаю, что Юнхен-хен нашел тебя. Позаботься о нем вместо меня. Он оставляет для женщины фотографию, их старое совместное, немного подпаленное по краям после пожара семейное фото, а после возвращается с Холли в машину. Юнги справляется с утратой только через два месяца. Он почти не спит, только дремлет. Всю зиму ночует в машине, редко когда заводит мотор, только, чтобы прогреть машину и поспать с Холли в тепле. Они держатся год. На дворе был март, Юнги только-только исполнилось двадцать. Он этот день теперь ненавидит, шипит и ругается, Холли обнимает. И черт его дернул остановиться у какого-то круглосуточного: он хотел поехать в торговый центр и набрать еды там, но Холли хотел есть, так что ему пришлось остановиться здесь. Холли он привычно запер в машине, не обращая внимания на то, что он слишком оживленный: слишком много лает и рычит. В магазине было относительно чисто: он застрелил одного зомби на кассе из своего пистолета, второго, что стоял рядом с манекеном и пытался укусить за пластмассовую шею, убил почти не глядя. Третьего просто добил, что пытался подползти к Юнги в поисках крови и плоти. А потом добить захотели Юнги. На Юнги спускают десять пуль — он считал. Он слышит, как кто-то перезаряжает пистолет, а после выстреливают одиннадцатый раз совсем рядом: пуля пролетела в нескольких сантиметрах от его уха и оставила в железном стеллаже, за которым он и скрывался, маленькое отверстие. Юнги перехватывает дыхание от осознания того, насколько он удачлив. Но после раздраженного «Ну и где этот зомбак» вспыхивает злостью. Так они с Чонгуком и познакомились. Уже через некоторое время, когда Чонгук привозит его с собой на их мини-базу в виде небольшого ограждённого домика, узнает, что Чонгук выживший не один. Помимо него в этом доме жило еще пять парней и Юнги просто понять не может: — Как они выжили во время апокалипсиса? — осторожно спрашивает Юнги, смотря на новых знакомых. И Чонгук лишь смеется, тоже смотря на то, как блондинистый альфа верещит, смотря на Холли в руках Юнги, кричит что-то вроде «Боже, Чимин, давай заведем такого!» и получая в ответ от красноволосого — видимо, того самого Чимина — омеги усталое «Заткнись, Тэхен, у нас есть Ентан.» — Ты полюбишь их, — с уверенностью говорит ему Чонгук и Юнги изгибает вопросительно бровь, когда рука альфы ложится на его талию. — Ты пытался убить меня, а сейчас обнимаешь? — он не сдерживает смешок, да и не пытался особо. — Ну, знаешь, люди меняются со временем. — Это было несколько часов назад. И Чонгук смеется вновь, прижимая его к себе крепче. А вообще, Чонгук вроде бы хороший. Да и все здесь, вроде бы, добрые и хорошие. Будто они совершенно не замечают зомби по ночам, будто не было всего этого кошмара. Со временем Юнги узнает, что Чонгук альфа, о чем он и догадывался, ведь пахнет он темным шоколадом. Со временем Юнги узнает, что Чонгук и Намджун — второй альфа с древесным запахом — были друзьями, а через несколько недель после апокалипсиса нашли и Хосока — улыбчивого рыжеволосого парня с запахом костра. Юнги узнает, что Сокджин — омега с яблочным запахом — и Тэхен — тот самый блондинистый альфа — братья, что с трудом выжили после апокалипсиса. Что Чимина — красноволосого омегу — они нашли совершенно случайно, на заброшенном складе с луком в руках и стрелами за спиной. «Колоритная команда,» — думает Юнги, когда не спит ночью, когда стоит на посту со своим пистолетом в руках, защищает новых знакомых. Когда под боком сопит Чонгук, используя ляжки омеги, как подушку, когда Чимин с что-то бормочущим Тэхеном сладко сопят рядом. Комнатка, хоть и выглядит просторной, на самом деле маленькая, но им хватило места вместе собраться и завалиться спать. И даже не мешал Намджун, что развалился звездочкой где-то в углу комнаты, и к которому крепко прижимался Сокджин. Юнги никому не скажет, даже Холли, который никому не расскажет, что ему нравится наблюдать во сне за Чонгуком: Чонгук статный и сильный парень, с черными смоляными волосами, которые Юнги во время сна альфы, если стоит на посту, любит зачесывать назад, убирать с глаз и лба, чтобы не мешались. Глаза у Чонгука большие, медовые, глаза Бэмби напоминают, с детским азартом и восторгом на самой глубине зрачков. Юнги, честно, Чонгук нравится. Немного так. Чуть-чуть совсем. Каплю малую. Но нравится. Юнги точно и не скажет, сколько они вместе вот так вот живут. Кажется, уже месяца три. На дворе уже июнь — считает Юнги по календарю, что он сделал сам из картона, где просто написал числа и месяца еще в начале апокалипсиса: чтобы легче было ориентироваться во времени. Он уже хорошо сдружился с парнями. Они с Сокджином и Чимином вместе готовят еду, пока их охраняют Тэхен и Намджун с пистолетами или автоматами в руках. Юнги с Чонгуком и Хосоком периодически выбираются в город за провизией. Юнги любит смотреть на Тэхена, что с улыбкой ухаживает за Холли и Ентаном, пока на его блондинистой макушке восседает гордо Оден-и — чудом выжившая маленькая сумчатая летяга Джина. А потом они переехали. Юнги даже до конца понять не мог, чья точно это была идея. Сначала жаловался Тэхен, что места мало, потом и Хосок подключился. Юнги, честно, и сам был не в восторге, его спина уже с трудом выдерживала скрипучие доски и даже спальник с Чонгуком под боком его не спасал. Они переехали в спальный район на окраине города. Здесь, к всеобщему удивлению, было чисто, не было зомби, не было трупов. На дворе лето стояло, теплый для всех июнь, когда они с улыбкой смотрели на чистые домики, совсем еще не обставленные, с высокими железными заборами. — Этот район достроили ровно, когда начался апокалипсис, — сказал тогда Джин, обнимая Намджуна и прижимаясь к нему. — Его огородили стенами, потому что здесь должны были жить главные шишки города. И это объясняло причину такой чистоты. Они выбрали один домик на всех. Двухэтажный, с четырьмя абсолютно пустыми и светлыми спальнями, которые они уже совсем скоро разыграли между собой на «камень-ножницы-бумага». Они, в принципе, были одинаковые, и Юнги не видел смысла разыгрывать их, если только их расположение. В итоге через пару минут к Юнги на кухню залетает радостный Чонгук, что улыбается и сообщает, что захапал им с Юнги комнату на втором этаже с балконом. Юнги улыбается, смеется даже тихо, благодарно целует альфу в щеку, а после все же возвращается к готовке. Они начали встречаться не так давно. Кажется, буквально несколько месяцев назад. Чонгука тогда чуть не укусили и Юнги впервые за долгое время плакал, громко матеря Чонгука за его неосторожность, а после крепко обнимая и прижимаясь к нему. Возможно, обстоятельства странные, совсем не романтичные. Но никого это совершенно не волновало. Юнги и Чонгук тогда впервые легли и уснули вместе, крепко обнимая друг друга и этими объятьями защищая друг друга. Тэхен, что был тогда на посту, улыбался, смотря на старших, а после крепче прижал к себе уснувшего на его руках Чимина: каждому в этом доме было страшно потерять друг друга. Никто не исключение. Спустя время, каждая комната в доме была уже выкрашена в свои оттенки, краска постепенно высыхала, комнаты проветривались. Им пришлось даже искать в городе и угонять грузовые газели, на которых потом привезли домой кровати, столы, несколько стульев. Они обустраивают дом так, как удобно это им. Постепенно они проводят в дом воду. Холодную, но это лучше, чем совсем ничего. Ее всегда можно нагреть. Наверное, тогда они с головой окунулись в блаженство, когда весь дом выдраили до чистоты, когда могли с чистой душой ходить по полу босиком, когда можно было смыть с себя пот и грязь. Когда можно было лечь в чистую постель и в чистой одежде. Еще через время получается добыть электричество. Юнги не понял, как именно, но видел, как Джин волновался и смотрел на альф у электрического щитка с обеспокоенностью в глазах. Электричество есть только в их районе и Юнги даже думать не хочет, как они его воспроизвели. Но теперь можно было готовить не на костре. Они находят в городе кухонную гарнитуру. Они грузят в уже так полюбившуюся газель столы, ящики, шкафчики. Грузят все самое необходимое, пока Сокджин вместе с Юнги стоят с пистолетом в руках, вместе с Чимином, что держит в руках крепко лук и стрелу, стоят вокруг машины треугольником и, стоит заметить хоть какого-то зомби, стреляют в голову, стреляют на поражение. Уже дома они столы устанавливают. Устанавливают и плиту, раковину, проводят воду в кухню. Уже этим вечером они впервые за долгое время ужинают за столом, все тем же рисом, безвкусным рисом, но с удобством, с чувством безопасности, потому что их окружают стены. Уже ночью, когда все сытые и довольные уснули, Юнги вышел на улицу. Холли увязался за ним, как и Ентан. Он не был особо против. Сон все равно не шел, а компании маленьких друзей он всегда был рад. Он сидел на крыльце у дома, смотрел на свой пистолет. Думал, что ему уже двадцать два, что четыре года прошло с момента апокалипсиса. Что слишком многое случилось за это время. Смерть родных, одиночество, трупы, зомби, снова трупы, пистолеты в руках, отсутствие течек. Из них ни у кого из омег не было течек. У них, хоть и проводили время счастливо, у каждого был свой страх: страх потерять друг друга, страх умереть, страх убить кого-то из своих. И этот страх съедал изнутри. У Юнги был страх потерять Чонгука. У Юнги был страх оставить Чонгука. Кажется, через несколько недель такой жизни, когда осознаешь, что ты защищен стенами, когда в доме есть вода и свет, когда осталось лишь придумать, что делать с отоплением, Юнги просыпается действительно отдохнувшим. Рядом с ним посапывает сладко Чонгук, крепко обнимает его и сопит ему куда-то в плечо. Юнги улыбается, потому что Чонгук выглядит до нельзя милым, когда спит; он становится похожим на ребенка. Юнги улыбается чуть шире, легко целует его в лоб, подставляет подушку в объятья Чонгука вместо себя и с чистой совестью уходит за едой. Но, стоит открыть двери, резко ее закрывает. Чонгук от этого, кажется, не просыпается. Даже носом не ведет. Он, конечно, не предполагал, но в аптечке ищет специальную мазь, которую потом аккуратно мажет под носом Чонгука. Никто не ожидал, что у Чимина так внезапно начнется течка. Никто в принципе этого не ожидал. Поэтому Юнги еще минут пять стучится в комнату Хосоку, который заперся в комнате, стоило почувствовать сладкий запах персиков. Но его достать все же получилось и он ему тоже мажет мазью под носом, а после тюбик отдает и Сокджину. Они так же не ожидали, что течка начнется и у Сокджина буквально через пару дней после того, как она закончилась у Чимина. И Юнги с болью в сердце осознавал, что он единственный, у которого ни через месяц, ни через два течка не случилась. Чонгук подавленное состояние омеги видел, старался поддержать. Комплиментами осыпал, целовал по утрам, обнимал, зажимал иногда к стенке. Они очень долго по вечерам разговаривали и мечтали, строили планы, желали, пока по комнате гулял прохладный ночной ветер. Чонгук его к своей груди прижимает, защищает, оберегает, в макушку целует, лоб, щеки, нос. А в какую-то из таких ночей и вовсе зашли слишком далеко. Чонгук всю ночь втрахивал Юнги в кровать, сминал его ягодицы, гладил, кусал и лизал, как ему казалось, сладкую, сахарную кожу. Он рычал в шею, упивался звонкими, немного приглушенными из-за подушки стонами Юнги, снова кусал. Чонгук не отпускает Юнги до самого утра. Солнце уже почти полностью показалось из-за горизонта, когда Чонгук отпускает уснувшего и уставшего омегу в кровать, когда нежно целует в лоб, укрывает одеялом. Когда прижимает парня крепко к себе. И не важно, что после их ночи Юнги громко матерился, что не может встать. Течка пришла к Юнги ровно под новый год. Они не знают точного времени, но празднуют еще один успешно прожитый год без зомби, в новом доме, даже с елкой небольшой в углу. Они уже начинали убираться, каждый в свой уголочек уходил, когда Юнги почувствовал на бедрах смазку, в заднице зуд и узел в животе. У Юнги банально не получалось встать с кровати. Все шесть дней, что у Юнги была течка, они из кровати практически не выбирались. По ночам Чонгук долго и резво втрахивал Юнги в кровать, придавливая к матрацу, упивался картиной такого развратного и некогда тихого и холодного Юнги. Ему даже было не важно, что их могли услышать: будет местью за то время, когда они с Юнги страдали от стонов во время течек Сокджина и Чимина. А днем из их комнаты не было слышно и звука: Юнги мирно сопел на груди своего альфы, пока сам Чонгук прижимал омегу крепко к себе, не отпуская ни на секунду. Уже последние несколько дней течки это был просто секс: они не стремились к чему-то занебесному, они просто изучали друг друга, трогали, кусались, много целовались, плавились. И лишь под конец течки, когда бледный, не выспавшийся, усталый и голодный Юнги выглянул из комнаты за едой, все стали подкалывать их. И, если Юнги краснел, то Чонгук ни капли не смущался: они здесь все, как братья. Они выжили в этом трудном мире сами. Уже на следующую весну они снесли один из соседних домов. Исследуя местность в округе, разделившись на три команды, они смогли найти немного скота: лошади, коровы. Это было им только в плюс, поэтому уже совсем скоро они стали запасаться травой и сеном, строить сараи для скота. Им пришлось прорубить немного в стене, сделать из плотных досок ограждение в поле, что было сразу за стеной. Они нашли в круглосуточных много семян: огурцы, помидоры, морковь, свекла, редис, картофель. Они забирали все, а после строили теплицы, на зиму, чтобы можно было растить себе овощи. Они посадили несколько яблонь, несколько грушевых деревьев, черешню и вишню. Уже этим летом у них было молоко, вкусное и теплое. Уже этим летом у них были овощи, сочные и вкусные, которые ел каждый. Уже даже проросли яблони и груши, уже были небольшие расточки, за которыми они следили, как за зеницей ока. К зиме у них был запас сена. К зиме у них была и пристройка, где были лошади и коровы, в тепле и с сеном. К зиме у них были овощи и молоко. К зиме у них было тепло. Юнги не знает и думать ему как-то не хочется, как именно у альф это получилось. Но Намджун как-то резко что-то вспомнил, вспомнил и Хосок, а золотой на все руки Чонгук побежал это все вместе с ними воплощать и уже в декабре они жили в тепле, без нужды прижиматься друг к другу по ночам. А ближе к марту Сокджин понял, что беременный. Они, честно, не представляли, как будут растить ребенка, но Юнги взялся за это дело, наверное, слишком основательно. Юнги заставил Чонгука заправить машину и они вместе поехали в город. Они не покупали витаминов, всяких лекарств. Но они проверили несколько складов на наличие колыбели, чтобы ребенку было где спать, а после отправились в одну из главных библиотек Сеула, где забрал не одну книгу про беременность и роды. Никто из них медицинского образования не получал, в интернете, когда началась вся эта шумиха, этого тоже никто не искал. Но они смогли. Роды у Сокджина были затяжные, немного тяжелые. Намджун постоянно был рядом, держал за руку, поддерживал, шептал нежности и обнимал, Юнги вместе с Чимином пытались помочь Сокджину родить, пока нервный Тэхен в зале грустно игрался со зверушками, пока нервничал Чонгук и Хосок: никто не знал, справится ли Сокджин, справится ли ребенок, смогут ли они выжить. Никто не знал, есть ли в ком-то из них намеки на ту болезнь, из-за чего и началась вся эта эпидемия. Но ребенок родился здоровым, доношенным. Крепкий мальчик-альфа, что успокоился только на руках и Сокджина и Намджуна. Что громко кричал в поисках тепла и которого укутали в теплые пеленки. Юнги, честно, не предполагал совсем, что спустя несколько лет после апокалипсиса встретит выживших, встретит друзей, встретит любовь, встретит истинного. Он не предполагал, что ему придется читать много книжек про беременность. Он не знал, что и сам будет беременным. Юнги совсем не думал, что он заведет ребенка. Он о ребенке не думал от слова совсем. Даже малыш Намджуна и Сокджина, которому уже совсем скоро исполнялось два годика, не наталкивал Юнги к мысли о собственных детях. Но ощущение толчков в животе, пока они лежат в спальне и обнимаются, тихое фырчание Холли, что лежит на его уже округлом животе, рука Чонгука, что оглаживает натянутую кожу, настолько приятное, что Юнги невольно расплывается в улыбке. — Даже не знаю, чтобы я делал, если бы в тот день не остановился возле того круглосуточного, — шепчет тихо Юнги, поворачивая голову на Чонгука. Чонгук улыбается, целует его легко в лоб. — Не думай об этом, — шепчет ему Чонгук, прижимая к себе ближе. — Я буду рассказывать малышу о том, что ты почти убил меня, — смеется тихо Юнги. — Почти не считается! — А потом невинно обнимал меня, прижимал к себе, будто не ты на меня пистолет направлял. — Ну Юнги!

***

— Ну как? — мило спрашивает Чонгук, забираясь на кровать. Юнги улыбается мужу, закрывает ноутбук и убирает его на тумбочку. — Написал последнюю главу, — мурлычет он и обнимает за шею, легко целуя в губы. — Я надеюсь, ты там никого не убил, — шепчет тихо Чонгук, прижимая омегу к себе ближе. — Ты чтооо, Тэхен меня ведь на части порвет, — смеется Юнги. — Пару миллиардов людей, — добавляет спустя секунду. — Айщ, Чон Юнги. — Да, Чон Чонгук? Чонгук что-то ворчит о наглости, о том, что Чонхва давно уснул и тянет омегу к себе ближе. Чонгук с Юнги снимает спальную рубашку, которая, вообще-то, когда-то давно принадлежала Чонгуку. Он целует его нежно, с пошлыми причмокиваниями, которые Юнги еще сильнее смущают. Шесть лет под одной крышей, четыре года в замужестве, а Юнги все так же смущается. Юнги пальчиками ниже ведет, как бы случайно соски мужа цепляет, губу прикусывает, оттягивает, снова целует. Снова и снова, пока руки Чонгука забираются под шорты омеги, мнут грубо ягодицы, выбивая из Юнги тихий стон. Чонгук пальцами на вход надавливает, заставляет Юнги спину прогнуть, заставляет скулить ему в шею. Этой ночью они не засыпают. Чонгук омегу долго и нежно вдалбливает в кровать, заставляет выгибать спину, глотать стоны, чтобы не разбудить спящего в соседней комнате ребенка. Этой ночью Чонгук заполняет Юнги собой столько раз, сколько это вообще возможно, отпуская мужа только к утру, засыпая рядом с ним и крепко прижимая к своей груди. Новая книга Юнги произведет фурор. Чонгуку и провидцем быть не нужно.