Трезвый рассудок

Она приплыла на архипелаг в погоне за богом! Ха-ха-ха. Конечно. И будет гнаться за Эотасом до самого края Эоры, а когда догонит, пальцем пригрозит, пожурит: «Нехороший бог, фу таким быть». Эотас расплачется, как маленький ребёнок, извинится, обещает, что больше не будет топтать чужие дома. Потом вернёт статую (а она, представьте себе, адровая, денег стоит…). Дальше Нора не пыталась представить себе развитие ситуации в том же направлении, её пробирал смех (потому, что в трезвом рассудке такой бред вообще в голове не валялся), переходящий в истерический хохот, переходящий в пьяные рыдания или приступ ярости — в зависимости от количества и качества выпитого алкоголя. Хранительница не помнила, кто усадил её на корабль, указав направление на архипелаг Мёртвого Огня. Вроде бы, Ключница отдавала распоряжения насчёт остатков её движимого и недвижимого имущества. Нора не видела разрушений своими глазами. Только глазами душ, следовавших за ней. Руины крепости, тела… Жалкий шлюп, каким-то умником прозванный Непокорным — очень по-дирвудски. Как её тело оказалось в капитанской каюте. Ключница не могла просто так успокоиться. Это её крепость разрушили. После приятнейшей беседы с Берасом и чудесного воскрешения, первой мыслью было: «Как я оказалась в этом корыте?». Второй, уже после разговора с Ключницей: «Сука, а пушки где? Это же…». И тут с верхней палубы донеслось: — ПИРАТЫ! От них кое-как отбились, и то лишь потому, что флибустьеры поспешили отойти, чтобы буря не вынесла Дрейк на рифы. Непокорный выбросило на мель. О первом неудачном инциденте на море напоминает лишь череп Бенвета, украшающий стену капитанской каюты. Нора выполнила обещание, данное ему во время стычки. Капитан Дрейка хотел забрать её беззащитный шлюпчик, в итоге, лишился сначала своего корабля, а затем и головы. Пробравшись в форт Мёртвый Свет, Хранительница устроила Бену целое представление. Теперь освобождённые моряки, вместе со своим капитаном, подкинувшим идейку, входят в её маленький флот. Воплотить личную месть оказалось не так-то просто, когда всем вокруг вечно что-то нужно. Берасу, будто ему мало опыта общения с Хранительницей, плевавшей на все клятвы и волю богов. Душам, будто при жизни мало горя хапнули в её компании. Грёбаным говорящим статуям — даже грёбаным статуям что-то нужно от Хранительницы Каэд Нуа Нодерленг. Кто всегда крайний, когда происходит какая-то стрёмная хрень? Правильно, Хранительница Каэд Нуа Нодерленг-в-каждой-бочке-затычка. После задушевных бесед с душами утонувших пиратов и парочки моряков из своей команды, Нора выбросила Ключницу за борт. Сняла знамёна Хранительницы Каэд Нуа и запретила матросам трепаться о способностях своего капитана. Не хотела она повторять «путь славы», пройденный в Дирвуде. Казалось, она делала всё только для сохранения рассудка, ради спасения собственной души, чтобы не разделить судьбу Мервальда. Когда весть о новой Хранительнице крепости Нуа разошлась, то и дело приходилось влезать в дела самой разной паршивости. Сейчас она могла понять внимание дирвудцев, обращённое к ней тогда. Но дирвудцы — тупой народ, вне всяких сомнений. Тупой и упёртый. Все несчастья, свалившиеся им на головы дирвудцы заслужили. Всякий раз, когда Нора оглядывалась на своё поганое прошлое, она задавала один и тот же риторический вопрос: «Зачем я поехала в Дирвуд?». Где её только ни носило, но Дирвуд — самое поганое место во всей Эоре. Нора искренне уверена. Она всей душой возненавидела этот край. Если копнуть глубже, Хранительница подсознательно, на протяжении всей текущей жизни стремилась к своим прошлым — её бесцельные скитания якобы мир посмотреть — в тайных поисках найти своё место в нём. Свой след. Иовару. Возлюбленную, преданную в прошлой жизни. Нора ненавидела богов, ненавидела Колесо как и прочие недоделанные энгвитанские механизмы — какого хера эта штука не стёрла всё, — ненавидела верующих и проявления религии — зная истинную природу богов, изрядно повалявшись в их грязном белье, налюбовавшись совершенно человеческими слабостями и пороками. Ненавидела тех, кто как она — испачкался этими знаниями и продолжал верить. И здесь — обратно в Дирвуд: многие, узнав правду, тщательно закрыли глаза перед ней. Даже после Войны Святого и Наследия Вайдвена. Преследователи эотасианцев (по мнению Норы — самых неописуемо непрошибаемых безмозглых идиотов) — и тех преследовали с позиции «Ваш Эотас — херовый бог, наворотил тут, нам такой не нужен, убирайтесь-ка с ним нахер!», не заглядывая дальше своего носа. Иногда она тупо ненавидела всех окружающих — непонимающих, незнающих, невидящих. А потом её кружка наполнялась до краёв. Если кто-то считает, что вечно пьяная Хранительница — жалкое зрелище, пусть посмотрит на неё трезвую. Ненавидящую. Проклинающую богов. Вздрагивающую при виде очередной души, что слетаются к ней, будто к маяку. С перекошенным от раздражения лицом. Будь Мервальд жив, он бы тоже сошёл за отличный пример — смотрите, этот грязный сумасшедший — Хранитель. Его участи Нора избежала. Пока. Хотя… Пьяная Нора отличалась от трезвой, становясь совсем другой личностью, стоило хоть немного захмелеть. У каждого свои пути к безумию. Избежав его на прямой тропинке, всё равно можешь найти на тернистой и кривой. Нора ни во что не верит и не пытается изменить мир. И, тем более, не пытается никого спасти. Просто заплатите Хранительнице за выпивку, а она подыграет вам в любом начинании. — Я — ваша говорящая с сумраком, и я пришла… говорить с вашим сумраком, — дегустация местных сортов пива уже состоялась, но почётная гостья ещё стояла на ногах твёрдо. В её глазах плясали опасные огоньки, но их разглядеть мог только старый знакомый и верный спутник, да и просто смышлёный парень Алот Корвайзер. Увы, он погиб в проклятых энгвитанских руинах, его предостережений никто бы не услышал, а сама Хранительница лишь весело отмахивалась. Её пригласили в Оплот Вести в качестве избранной, какой-то там вершительницы судеб. Когда приняла решение осчастливить своим обществом очередную шайку фанатиков, чтобы стереть её с лица Эоры, Хранительница не сообразила, что поклоняются вестники Римгранду (надо было перечитать приглашение трезвой). Поэтому ограбить и всех вырезать — как раз то, от чего эти фанатики не откажутся, приняв как волю своего бога. В это время предводитель плавучего театра на льду начал совсем уж не смешно шутить о похождениях своей почётной гостьи: — Мать бунта в Бухте Непокорности! — этим фанатично-пафосным тоном, в котором всё равно звучали фальшивые нотки, превращая происходящее в какое-то импровизированное выступление. — Положившая начало наследию Вайдвена! Небрежная улыбка на лице Норы исказилась, преображаясь в жестокую. Жрец ступал по очень тонкой льдине, глупо и беспечно выкрикивая тяжёлыми обвинениями из других губ звучащие слова. Да, у этого-то и губ не было. Ватнир — богоподобный, дитя Римгранда. Если бы у Хранительницы получилось отвести от него взгляд, поборов в себе сочувствие в пользу гнева из-за задетых шрамов, это были бы его последние слова. — Она создала колос, сеющий разрушения на архипелаге! — продолжал, всё более напряжённым голосом, оказывающим сильное влияние на собравшихся. — Смерть и хаос тянутся за мной, как стервятники за войском, — со злым весельем согласилась, наблюдая, как далеко всё зайдёт и насколько осведомлён этот обитатель льдины. Подумать только, в какой-то глуши, на краю мира, отрезанные от цивилизации — и здесь слышали о Хранительнице Каэд Нуа. К сожалению, представление прервало что-то, вызвавшее дрожь не только всей льдины, но и в голосе Ватнира. Некогда было заглядывать в его душу, и без того ясно — что-то весьма занятное. Жители Оплота были того же мнения, они с радостными воплями бросились наружу. Поднялся такой шум, что Хранительница не заметила, как оказалась на улице вместе с остальными. Вестники бросались на колени, кого-то приветствуя. Подняв глаза в небо, потемневшее из-за огромной тени, Нора увидела, кого. Рядом Рекке выдал что-то на секи, тем самым выводя Нору из состояния офигевания. — Все назад, она атакует! — не успела закричать, как тот же Рекке толкнул её на снег. Мимо пронёсся сгусток концентрированной ненависти или что-то похуже — смертоносный поток, мгновенно убивший троих восхваляющих Посланницу. Льдина ухнула снова, Нора поняла — тварь приземлилась, и подняла голову. И Рекке, и Идвин были в порядке. Зверь тоже ещё тряс гривой — недовольный, но живой. От холода и неповторимых ощущений выпитое как-то быстро выветрилось из головы. Хранительница поднялась, стряхнула с себя снег, подняла меч, не чувствуя его веса — верный признак чьей-то скорой гибели. Эльф с ростом аумауа, голосом медведя и лёгкими кита, распевающий боевые песни, размахивая двуручным мечом — это страшно. Особенно, когда следом несётся лев. До Пробуждения Нора зарабатывала на жизнь тем, что разрубала людей пополам. С тех пор много воды утекло, ей довелось поднимать меч против самой разной масти противников, драконов в том числе. И если предыдущие вызывали ощущение опасности, которую необходимо устранить, прилив адреналина в кровь и даже своего рода азарт, то эта Посланница ничего, кроме неописуемого отвращения не вызывала. Заживо разлагающаяся туша, жадно пожирающая бестолковых фанатиков, что чуть ли не сами в пасть прыгали. Драконица не казалась серьёзным противником. И не застань Хранительница её врасплох, да знай о силах, поддерживающих её — всё могло бы сложиться иначе. Отряхивая меч от слизи и прочей зловонной гадости, пытаясь восстановить зрение после заклинания Эллави, Нора не испытывала радости победы. Только желание помыться — смыть с одежды всё это, с кожи, мокнуть в ароматной ванне, пока даже воспоминания от запаха не останется, а потом ещё промыть себя изнутри чем-нибудь покрепче. Какое счастье, что всё разворачивается на холоде, сколько-то сдерживающем благоухание. Послышались мягкие, но тяжёлые шаги Зверя, его неспокойное дыхание. Нора почти физически ощущала насторожённость своего питомца. — Отойди, это в пищу не годится, — предупредила. — Откуда она прилетела? — вслух рассуждала Идвин. — Это надо сжечь, — добавила Нора, содрогаясь от подступающей тошноты — она представила вонь горящей гнилой плоти. — Но сначала я выпью… — Приготовлю заклинание, — заверил Эллави. — И успокойте кто-нибудь этих идиотов, — Нора окинула фанатиков раздражённым взглядом. — Хватит причитать, такова воля сумрака! — рявкнула, и пошла наверх, бурча под нос: — Вам же сказано было — хаос идёт по пятам. Почему никто не слушает… Поднявшись к большому дому, где местные собирались по самым разным случаям — от выпить пива до помолиться Зимнему Зверю, Хранительница ещё раз посмотрела на эту кучу гнили. Вокруг осторожно собирались букашками казавшиеся вестники. Какая ирония — даже приносящая смерть — смертна. Сплюнув, Нора пошла внутрь. Где-то там, в глубине большого дома был и тот, кто пригласил Говорящую с сумраком в Оплот. Нужно бы у него узнать, что там дальше по сценарию. Почему-то на улицу его перебинтованная рожа не высовывалась. Нора догадывалась, почему. Ватнира не оказалось ни в той части, что служила таверной, ни в той, где молились вестники. Решив поискать его по отпечаткам души, Хранительница направилась в комнатушку жреца. — Он за стеной, — раздался призрачный голос Корвайзера. — Тут есть спрятанный рычаг… — как уже вошло в привычку, в обмен за компанию Хранительницы, следующие за ней души выдавали все секреты. — А теперь исчезли все. Испепелю любого, кто под руку подвернётся, — трезвой, Нора не церемонилась с мёртвыми. Открыв потайную дверь, она нашла там блеющего молитвы сквозь рыдания жреца. Зрелище, которое могло бы её порадовать: нет, боги не приходят на помощь своим верным слугам, никогда. У богов свои планы на жизни и души рабов. Вот только Ватнир хлебал не из источника веры, богоподобный излучал волны отчаяния, от которых не только тело, но и душа холодела. — Мне жаль, — с тяжёлым вздохом начала Нора, — но извиняться я не буду. Будь у меня время хорошенько подумать, я бы точно так же убила эту тварь снова. Бульканье и всхлипы прекратились. Ватнир поднёс к лицу какую-то тряпку. Нора подошла ближе и увидела его лицо без маски: безгубый рот, напоминающий открытую, воспалённую рану, впалые щёки, покрытые незаживающими язвами, но больше всего потряс Хранительницу мех, покрывающий голову существа — какой-то детский пушок вокруг рогов, так не вписывающийся в общую картину. Несчастный, изувеченный жестоким богом шестирогий козлёночек. — Ты… убила её? — вытерев рот, с изумлением спросил жрец. В его нечеловеческих троившихся глазах Нора увидела искреннюю радость. Окончательно выбившую почву из-под ног. Радость на этом лице… Нору проняло до дрожи. — Не знаю, можно ли так сказать. По-моему, ваша Посланница и так уже была не очень-то живой, — растерянно ответила. Ватнир поднялся на ноги, принялся быстро обматывать лицо чистыми повязками. Нора присмотрелась к комнате. Здесь сильно пахло пролитым пивом, по полу были разбросаны разные вещи, брошенные и забытые. За порядком никто не следил. В комнатушку приходили с другой целью. Ватнир прятался. Приводил себя в порядок, поддерживая болезненное существование. — Я знал, что ты поможешь. Она уже многих убила. Люди прибывают, но нас не становится больше — она всех пожирает, — звучало, как жалоба. Послышались шаги, а затем реплика на секи. Вроде бы, удивлённая, но у Норы никогда не было уверенности в интонации Рекке. Идвин тоже пришла. — Эллави готов приступать, но надо что-то сделать с местными, — сообщила. — Продолжают лезть ей в пасть? — Они кажутся расстроенными, — на бледном лице появилась тень улыбки. — Ладно, сейчас Говорящая с сумраком и наш уважаемый предводитель кружка самоубийц объяснят, что по чём, — Нора хотела было хлопнуть Ватнира по плечу, но сдержалась. — Но что я им скажу? — растерялся Ватнир. — Придумай что-нибудь, я не разбираюсь в проповедях, — отмахнулась Нора. Ватнир замолчал, будто собирался сказать что-то непростое для него. Хранительница бросила на него тяжёлый, выжидающий взгляд. — Теперь, когда Посланница мертва… вы можете забрать меня с собой? — Я чего-то не понимаю, разве этот дракон не какой-то священный для вас? Жрец тяжело вздохнул, отворачиваясь. Ему было стыдно признаваться. И тут Хранительница узнала об Идвин кое-что плохое. До сих пор молчавшая, гламфелленка наехала на плохого жреца, который, как выяснилось — ну, просто самый худший из всех жрецов, когда-либо встреченных Норой. Ватнир принял свою роль от безысходности. Рождённому богоподобным и так-то не очень сладко жилось, а уж тем, кого в утробе коснулся Римгранд… Красивое, чистое лицо Идвин, перекошенное от праведного презрения, её губы, изящно проговаривающие слова о «самом мудром и нужном боге Римгранде» — Нора тоже влезла в перепалку, наехав в ответ на Идвин, — против сгорбившегося, пропахшего разложением, болью и отчаянием существа, страдающего от своей участи от самого момента рождения. Хранительнице стало противно. Она слишком трезвая для этого дерьма. Женщина, сознательно изъявшая свою душу из цикла, обрёкшая себя на участь гуля, сделавшаяся подобием фамира. Эта женщина говорила что-то о трудной жизни, слабости, трусости и малодушии! Нора считала её умной и достаточно образованной. Она пришла в себя, когда Зверь рыкнул, готовясь к атаке. Спор зашёл так далеко, что спорящие начали тянуться к оружию, распаляясь всё больше. Рекке, раскрасневшийся и злой — видимо, пытался докричаться до обеих ещё раньше льва, стоял в стороне, держа в руке маску Ватнира. Жрец был рядом, укрываясь за его фигурой от злых взглядов Идвин. Нора медленно и шумно выдохнула, жестом успокоив Зверя. — Я тебя поняла, — выговорила, расслабив челюсть. — А ты, — её взгляд вонзился в Ватнира, выглядывающего из-за плеча Рекке, — больше здесь не останешься. Пойдёшь с нами. — Я постараюсь быть с ним вежливой, только пусть не провоцирует, — обещала Идвин. — И ты будешь, иначе спровоцируешь меня, — отрезала Нора. Хранительница отвернулась от неё, схватив Ватнира насколько могла бережнее, но всё равно достаточно убедительно и крепко, потащила его на улицу. Толкать речь. Рекке шёл следом, негромко ругаясь на секи. Нора уже начала формулировать текст обращения к вестникам. Сначала нужно сжечь тушу. Они вышли на улицу, стали спускаться к зевакам, столпившимся вокруг убитой Посланницы. Им навстречу вышел Эллави, сообщив, что не может начать, пока люди не разойдутся. И только Хранительница вскинула руки, привлекая к себе внимание, как тело драконицы дёрнулось. Подпрыгнуло. Кого-то придавив, а кого-то отбросив в сторону. — Все назад! — заорала Нора во всё горло, хватаясь за меч. — Полумесяц, запускай своё сраное заклинание! Никто так ничего и не успел запустить, как дракон стремительно поднялся в воздух, будто какой-то силой поднятый. Это ничем не напоминало обычный взлёт дракона. Тварь как лежала, так и поднялась с места, как игрушка на ниточке. Дёрнулась, сопротивляясь, и улетела хвостом вперёд. После долгой минуты молчания, местные начали осторожно радоваться. Эллави начал оправдываться, пытаясь переложить вину на Нору — успел бы сжечь, да начальство не подвалило вовремя с командой. Ватнир проблеял какие-то бессмысленные слова для верующих, Хранительница уже поняла, что у него это срабатывает, как дежурная улыбочка у торгаша. Рекке что-то чирикал на своём родном секи, Идвин осуждающе молчала. Зверь нервно бил хвостом, поглядывая на хозяйку. Алот зудел: «Может, уже пришло время начать с действительно важных вопросов? Например, что тут происходит?». Нора молча закинула меч на плечо и пошла наверх. Она слишком трезвая для этого дерьма. Определённо.