***
Одна из самых оживленных улиц столицы. Деловой центр. Небоскребы, дорогие отели, рестораны, магазины и молодые люди, расхаживающие по тротуарам в смокингах и с кожаными портфелями с кучей важных бумаг. У каждого важного и делового человека, работающего тут, в руках был телефон, а порой даже у уха. Старушка шла с клюшкой слишком медленно. Она чувствовала, как энергичная молодежь негодует, не понимая, что та здесь делает. Поэтому бабушка практически шла по бордюру, глазами в тысячный раз перечитывая уже наизусть заученное предложение. Бумажка покрылась разводами от потных рук и некоторые буквы поплыли, что доставляло неудобство. Этому клочку белой бумаги уже больше десяти лет. Ровно столько, сколько она собиралась с силами, ища возможность в безграничном городе найти этот офис. Ровно с того момента, как старушка увидела в последний раз глаза своего сына, она хранит у себя эти кривые буковки, означающие адрес: «Центральный офис «Airlines», директор Пак Шинён». Бабушка была самостоятельной, не желающей в старости быть обузой в глазах своих внуков и детей. Она постепенно стала осваивать город, искала в газетах, спрашивала у людей, и в конечном итоге, разобравшись с указаниями, села в нужный вагон метро и бездумно отправилась в путь, вытирая материнские слезы. Прямо сейчас она смотрела вперед, проглатывая слюну. Горло пересохло, ноги сводило от долгой ходьбы, а волнение и радость одновременно вызывали азарт. Она прибавила шаг, подрезая молодых сотрудников и, остановившись у входа в огромное здание, уже хотела зайти внутрь, как отпрыгнула от открывающейся двери, еле удерживаясь на ногах. Перед её носом прошла толпа охранников, а в середине шел «он». Он! Старушка, схватившись за сердце, сразу же узнала его. Это её сын. Он так вырос. В деловом костюме, с наушником в одном ухе. Короткая стрижка, чёрный костюм, важная походка и портфель в руке. Как же он изменился… Толпа охранников направлялась слишком быстро к картежу из машин, поэтому, быстро сообразив, бабушка бросилась вперед, ловко помогая себе клюшкой. Из глаз текли слезы, она была неимоверно рада, готова была упасть ему в ноги. Родной сын. Главное — живой. — Шинён! — Кричала старушка, пока еле догоняла группу людей. Сначала двое обернулись навстречу и перегородили ей путь, «чуя» опасность. Она ловко отдавила пальцы на ногах двум мужчинам клюшкой и побежала дальше, зовя его по имени. Он не поворачивался, не слышал, однако когда она позвала его снова, тот замер: — Сын! Мужчина испугано повернулся. Старушка бежала прямо ему навстречу, и, всхлипнув, резко обняла его за талию. Он был настолько высокий, настолько взрослый. Она им гордилась, была рада, неимоверно. Только он — нет. Охранники вмиг бросились отнимать сумасшедшую бабулю, однако мужчина жестом остановил их, рассматривая седые и собранные волосы старушки свысока. А ведь когда-то он ещё умещался на её руках. Время неумолимо… Она наконец оторвалась от него, не прекращая лить слезы радости. Вот он — живой, здоровый, красивый, состоявшийся. Разве это не счастье? Бабушка как в бреду стала твердить «сын», но как только захотела снова его обнять, мужчина жестом показал отодвинуть её. Женщина из-за пелены слез перед глазами не обратила на это внимания. — Ты так возмужал, дорогой. — Она проглотила новый нарастающий ком. Мужчина выглядел невозмутимым, равнодушным. Он смотрел на неё из приспущенных век. Это начало тревожить итак слабое сердце бабушки. — Шинён, я так рада тебя видеть! — Вы кто? — Безразлично выговорил тот. Женщина замерла. Будто удар ножом в спину, сердце, висок, живот. Он… не узнает родную мать? — Уберите эту грязную старуху от меня подальше, я опаздываю. Бабушка стояла неподвижно, двое охранников перегородили ей дорогу, правда, не трогая. Женщина двинулась вперед, крича вслед. Было обидно до потери сознания. Она не хотела разочаровываться в нем. Он не такой. Она воспитала его правильным, хорошим мальчиком, может, тот держит обиду? Ах, опять мать винила себя. — Шинён, родной, неужели ты меня не узнал? — Мужчина в центре не смотрел в её сторону, он будто всё пропускал мимо ушей, был очень занят. Она бежала за ним, что оставались силы, пока бестолковые охранники боялись и тронуть её пальцем: все-таки мать? — Я же твоя мама, как же… ты же мой сын! Брюнет обернулся, когда уже одной ногой залезал в черный и блестящий автомобиль представительского класса. Он смотрел на неё с гордостью, с тщеславием. Для него она никто, ведь он — эгоист. Зачем ему мама? Зачем ему лишние заботы, обуза? Он — состоявшийся бизнесмен, в делах нет места любви, семье. Дверь захлопнулась, машина тронулась. Охранники успели запрыгнуть в последнюю машину, смиряя бабушку строгим и подозрительным взглядом. Она, схватившись за сердце, жадно глотала воздух, захлебываясь в собственных слезах. Не может быть! Не может вот так оборваться нить с сыном, он не может забыть и выкинуть родную мать. Она же души в нем не чаяла, отдала всю жизнь на его воспитание, а он… Женщина медленно перебирала ослабленные ноги по направлению к метро. Она рыдала, заставляя прохожих оборачиваться и жалобно поглядывать на неё. Разочарование, да такое сильное в её возрасте не сулило ничего хорошего. Но даже так она продолжала его любить. Была в глубине души рада за то, что он жив, похорошел, имеет деньги на хлеб. Увидела его и была спокойна, хотя и поддалась истерике. Вскоре, выплакав все скопившиеся слезы, она раз и навсегда решила, что будет жить только ради внучки: Пак Розэ. Только ради неё. Теперь она забирает свои слова обратно — она нисколько не похожа на своего отца. Ни грамма. Если и внешне, может да, то характер у них разный. Правда, она так думала, успокаивая себя этими мыслями. Если что-то начинает гнить, то догнивает до конца…***
— Вот урод, — прошипела я, сжимая в руках одеяло в ком, — ублюдок, отец ещё называется. Если я когда-нибудь его увижу, то плюну в его нахальную рожу. Нет, это… — я усмехнулась, вскакивая на ноги. Бабушка лежала неподвижно, она смотрела в потолок. Она была без сил, без эмоций. Мой отец — самый ужасный чёрт на земле, и в аду. Не человек. После такого поступка с его стороны я поняла, что у меня теперь нет отца. К тому же, если и есть такой, то я должна радоваться, что «это» не появлялось в моей жизни. Мой гнев сейчас просто выплескивался через край. Как он посмел? — Розэ, не нужно его так называть, может быть, он просто не узнал меня? — Моя бабушка улыбнулась мне, но я знала, что нисколечко радости в ней не осталось. — В конце концов, это твой отец. Я хохотнула, присаживаясь на разложенный широкий диван к бабушке. Она казалась мне такой маленькой, крохотной, что я не могла держать злобу ни на кого. — И зачем он мне такой нужен? — Я укрыла бабушку плотнее, снова вставая на ноги. Уже перекрыла лунный свет, проникающий в неосвещенную комнату, жалюзи и хотела пойти в свою комнату, чтобы, наконец, уснуть. — Спокойной ночи. Больше не пугай меня так. — Розэ, — голос бабушки остановил меня в арке, — я завтра рано утром на автобус, поеду к себе. Я увидела Его и сделала всё, что надо. Не нахожу покоя здесь. Душно, да ещё без моей любимой теплицы и клумбы. Я улыбнулась, кивая и соглашаясь с бабушкой. Она не городская, поэтому ей уже не терпится уехать обратно к своим любимым двум котам и собирать на поле ромашку со зверобоем, чтобы потом высушить и пить всю зиму вкусный чай. Я хотела оторваться и поехать с ней туда, где всё детство росла на попечении бабушки. В отличие от своего никчемного отца, я благодарна ей за всё, без остатка. Уснула я мгновенно, только коснувшись головой подушки. Уже час ночи. Чувствую, завтрашний рабочий день будет ужасно долгим и утомительным. К тому же надо встать пораньше, чтобы проводить бабушку. Она не должна опять потеряться. Кто знает, сколько она вообще добиралась до моего дома. Вот же… Я ещё подарила ей телефон, а она не пользуется…***
Я оказалась права. День и вправду выдался утомительным. Ещё только девять утра, а я уже смахиваю пот со лба. Душное и жаркое лето заставило весь персонал кафе открыть все возможные вентиляционные ходы, окна, двери. Воздуха не хватало. Никто не заказывал горячий кофе или свежеиспеченные блины, вафли. Всем нужно было порцию мороженого и холодный лимонад. Бармен работал на износ, а повара расслабленно крутили шарики мороженого, складывая их в красивые стаканчики. Я поставила перед молодой семьей поднос с тремя коктейлями и порцией холодного десерта, а после, немного поклонившись, взяла поднос и ушла, скрываясь за дверью гардеробной. Если остальные не работают, а спасаются от жары, то, я не должна пахать за них. Правда, поступила крайне эгоистично, оставив зал без официантов. В каморке персонала было жутко тесно, и, похоже, ещё душнее. Меньше народа — больше кислорода. Я выпихнула двух девушек зал, а сама уселась на лавочке, закидывая ноги на деревянную поверхность. Рядом сидел какой-то повар: он был в расстегнутом белом кителе, снятых тапочках и с длинной шапкой в руках, как у медсестры. Я оценивающе окинула его взглядом и усмехнулась, примечая, какой он на вид «варёный». Слабак… Вскоре все, кроме меня ушли из гардероба, оставляя одну. Я с облегчением вздохнула и, найдя новое место, где хорошо дул ветер из приоткрытого окна, подняла голову, позволяя шее охладиться. И сколько сейчас градусов в тени? Немного погодя, я нагло выпила добрую часть графина воды, предназначенного для всего персонала и, с новыми силами, вышла в зал, опять надевая фартук. Тут же ко мне подлетела девушка-официант с полным подносом пустой посуды. Зал заметно преобразился. Почти все столики были заняты. Ага. Узнали, что мы включили кондиционер? — Розэ, возьми третий столик, пожалуйста, — я кивнула, быстро направляясь к месту у окна. Мой острый слух позволил мне услышать тихий бубнеж человека. Это был мужчина, в рубашке, которая понемногу была полупрозрачной от пота, в идеально выглаженных брюках. Рядом с ним лежал чемоданчик, а в его руках находилось меню. Он брезгливо осматривал содержимое и говорил сам с собой. — Что за отходы? — Его брови были нахмурены, а я, подходя ближе, оставалась равнодушной. Солидарна. — Ещё такая жара… Надо было зайти в кафе получше. Я не сразу поняла, что от него исходил не пар, а черный дым. Демон? Я удивленно стояла рядом с ним, забыв о том, что он клиент и смотрела на мужчину, пока тот разглядывал заведения напротив. Только попробуй уйти. Ты выглядишь богатым, так что чаевых можешь отдать побольше, чем дети. — Кхм, — подставив кулак ко рту, я издала подобие кашля, привлекая внимание посетителя. Он тут же обернулся, начиная разглядывать моё лицо. Он внимательно смотрел сначала на мою неаккуратную шишку из волос на голове, потом смотрел в глаза, на губы, а потом, посмотрев на бейдж, коротко вздохнул и больше не выдыхал, — вы будете что-нибудь заказывать? Мужчина снова посмотрел в мои глаза серьезным взглядом, а потом опять замер, всматриваясь в моё имя, отлитое на железной броши. Что с ним не так? Солнечный удар? — Если вы не умеете читать, то меня зовут Пак Розэ. Вы будете что-нибудь заказывать или нет? Меня ждут другие гости. Оглянувшись, я не только увидела необслуженных гостей, но и только что пришедших. Как же злит этот заторможенный деловой мужик. Я вновь посмотрела на него и уже только потом он заговорил. Наконец-то. — Да, — он посмотрел в меню, а потом быстро пробежался по нему взглядом, — мне холодной газированной воды и мороженое в вафельном стаканчике. Он отложил ламинированную брошюрку в сторону. Я направилась на кухню и в бар, где раздала указания. Отправилась работать, записывая по необходимости позиции в блокнот. Ходила на кухню, отдавала, брала заказы. И всё это время чувствовала демонический взгляд на себе. Как не оборачивалась в сторону странного гостя, он тут же смотрел в сторону. А когда дошел черед отдавать заказ ему, я была вне себя от радости. Ведь прямо сейчас он съест своё мороженое, запьет холодной водой, и уйдет. — Пак Розэ, а сколько вам лет? — Я остановилась, прижав поднос к груди, но, не разворачиваясь, быстро ответила, наблюдая за поднятыми вверх руками школьников: — Это конфиденциальная информация, — я воткнула ручку в шишку из волос и развернулась, направляясь к другому столику. Он очень странный. Пожалуй, я бы даже сказала, что таким важным людям не подходит это заведение. На вид этому демону было лет пятьдесят, но выглядел он очень свежо, даже пивного животика в таком возрасте не наблюдалось. Однако его аура. Она было гораздо ярче, гуще, активнее и больше, чем у обыкновенных демонов. Пока я забирала и относила посуду пустую и с едой, всё время наблюдала за этим мужчиной. Он медленно ел мороженое, приложив холодную бутылку сначала ко лбу, а потом к шее. В последний раз я посмотрела на него. Глаза встретились, я сдвинула брови к переносице и резко отвернулась, дав понять, что это все эти гляделки совсем не нравятся. Мужчина ещё немного посидел, потирая лоб салфеткой и допивая уже прохладную воду. А затем попросил счёт. Я послушно принесла его и ушла дальше под зов посетителей. Мысли спутались с посторонними голосами, жарой и указаниями персонала. Зал был полон гостей, я терялась и не справлялась. После, оторвавшись в свободную минуту от работы, посмотрела на столик, где сидел мужчина — его уже не было. Я подошла, чтобы забрать счет и, открыв его, заметила салфетку и несколько крупных купюр, ну уж точно не за оплату мороженого и бутылки воды. В голове витал только знак вопроса. Будь на моем месте Юнги, он бы забрал всё себе, а мелочью из кармана положил в кассу за стаканчик лакомства. На чуть влажной салфетке были написаны чуть размазанные и кривые буквы: «Я ещё приду, дорогая Розэ». Я резко тряхнула головой и, скомкав салфетку, выкинула ту в мусорный бак, а в кассу положила все деньги этого сумасшедшего, не забирая на чаевые. Да пусть он идет к черту. Если это палач? Так, не нужно себя накручивать. Благо мои попытки снова загнаться прервали гости. Они просили счет и я покорно стала их разносить. Вот же… Только полдень, а уже устала за весь вечер и всю ночь. Надо как можно скорее увольняться из этого кафе и записаться на курсы самообороны. Ох, действительно волнительные моменты порой начали проскакивать в моей жизни…***
— Так, подожди, расскажи ещё раз про своего отца. Ничего не понял. Только в этот раз без пены у рта, — я нахмурилась, сжимая губы в ниточку. Вечер следующего дня. Я пригласила к себе Чонгука, он без спроса принес выпивку и закуски. Ну да, он же демон зависимости, точно… — Я же говорю, он ужасно поступил с моей бабушкой. Просто как шавку какую-то выкинул. Она потом плакала, — я отодвинулась от Чонгука. Мы сидели на диване. Было поздно, но мы всё равно не включали светильник. Гостиную освещал свет уходящего солнца, — я ведь не буду такой же, как он? Чон расслабленно покачивал ногой и прикрыл глаза, опираясь головой о мягкую стенку дивана. Не то, что в той старой крысиной каморке на жестких старых лавочках. Те предметы мебели даже диванами назвать нельзя. — Розэ, остынь. Существуют различия между демонами чистокровными и исполинами, — я дернула плечами, закидывая уставшие после рабочего дня ноги на диван, — он может быть даже самим Люцифером, потому что, раз в вашем роду нет демонов, то в него просто вселилась сущность. Наследственностью это вряд ли назовёшь. Я отвела взгляд в сторону, снова расстраиваясь из-за состояния бабушки и поведения своего отца. Смешно, на что я надеялась, когда есть шанс того, что мой отец — Люцифер — воплощение гордыни, чуть ли не главный демон в аду. Поэтому-то он и выкинул нас всех - его семью из жизни. Пф, не нужно и мне такое чудовище рядом, так что утрата небольшая. А вот факт того, что я наполовину человек меня очень порадовал. Руки парня легли на мои оголенные плечи и я вздрогнула, когда пальцы чуть сжались. Я медленно повернулась к Чонгуку. От него пахло спиртным вместе со специфическим запахом одеколона. Его дыхание согревало мне кончик носа, отчего воздух казался мне в несколько раз горячее. Опасно. Он смотрел в мои глаза. Его черные зрачки выглядывали из-под отросшей и небрежно уложенной челки. Совсем не заметила, как наши лица стали приближаться с одной целью, но потом, когда оставалось лишь пару миллиметров, я не выдержала и уткнулась лбом в его плечо. Не могу… — Прости, я… — Ничего не говори, — Чон, глубоко вздыхая, заключил меня в объятия. В них мне гораздо уютнее…