Flashback
— Представляешь, какой-то везунчик будет брать интервью у самого Пак Чимина? — шепчет Тэхён на ухо, наклоняясь через весь стол. Юнги перестает жевать свой до кошмарного правильный бутерброд из цельнозернового хлеба, овощей и кисло-сладкого соуса. Смотрит на Тэхёна так, будто сомневается в его существовании, и всеми силами пытается сохранить самообладание. Но пальцы предательски немеют, а в голове становится очень пусто. Пак Чимин. Его подростковые грезы, его вечно мокрые простыни и мозоли на руках. Пак Чимин. Его ночной кошмар, его слабость и желание овладеть. Пак Чимин. Его жажда, его кинк и главная страсть. — У этой очередной высокомерной пустышки? — спрашивает Юнги, отворачивая голову в сторону, чтобы Тэхён не заметил, как бегают его глаза от откровенной лжи. — Ой, ладно тебе, знаю я, что ты айдолов не любишь. Но этот парень талантлив и уж точно не выглядит высокомерным. — А ты на внешность не ведись, — цокает Юнги и уходит из столовой. — У меня работы много. Он спешит в туалет и брызгает себе в лицо холодной водой, пытаясь привести себя в чувства. Колени подгибаются, а по спине липким страхом бегают мурашки. Он не может никому отдать право взять интервью у Чимина. Только он должен сделать это. Только у него дома хранятся все альбомы, начиная с дебютного, только у него в ящике миллион писем с признаниями в любви, только у него под кроватью есть коробка, в которой он хранит фотографии Чимина еще со школьных времен. Только он, в конце концов, был влюблен в него еще до того, как тот стал айдолом. И только он струсил на выпускном признаться в своих чувствах и упустил последнюю возможность хотя бы познакомиться с Чимином лично. Весь месяц Юнги пашет, как проклятый, выслуживается перед начальством, пишет статьи, за которые никто не хочет браться, засиживается до поздней ночи и, практически, живет на работе. И все это стоит того, чтобы в один из понедельников Намджун позвал его к себе. — Признавайся, тебя подменили? — ухмыляется начальник, когда Юнги чинно присаживается перед ним на край стула, вытягиваясь, как по струнке. — С чего вы взяли, Намджун-ши? — Чтобы ты не вылезал из офиса и брался за любую работу, которую тебе предложат? Да ты плевал на всё и всех, если тебе что-то не нравится. Я за эту черту тебя и уважаю, есть у тебя внутренний стержень, который сломать невозможно. Но кто-то, видимо, все же сломал. Для чего так стараешься? — Есть причины. — Брось, Юнги, не первый год знакомы. Давай признавайся. — Хочу взять интервью у Пак Чимина. Намджун удивленно смотрит на него, почесывая подбородок пальцем. Мин Юнги известен на весь отдел тем, что презирает айдолов, считая, что те всего добиваются через постель. И чтобы сейчас этот Мин Юнги сам хотел взять интервью у звезды. Должно быть, где-то столкнулись галактики. — С чего такой интерес к его персоне, не поделишься? — Скажем так, детские грезы, — дергает плечом журналист и отводит взгляд в сторону. Ему всегда неуютно с Намджуном, потому что тот тебя будто насквозь видит. Будто твоя душа у него на ладони, и он ее со всех сторон разглядывает, усмехается над твоими страхами и мечтами. — Хорошо. Ты возьмешь у него интервью,— кивает начальник, и Юнги кажется, что он ослышался, — но, если облажаешься, я из тебя душу выну.End of flashback
Ворота со скрипом открываются, пропуская журналиста к дому из белого камня. Юнги кажется себе вдруг очень маленьким, на фоне этой огромной территории и огромного дома. Его встречает охрана, два амбала, на фоне которых Мин вообще кажется себе букашкой. Они проверяют его документы и указывают рукой на входную дверь. Юнги послушно кивает, поднимается по ступенькам и на секунду замедляется, позволяя себе в последний раз испугаться, а потом натягивает на лицо маску высокомерия и безразличия. Двери распахиваются, и перед ним предстает просторный холл в светлых тонах и управляющая домом, женщина средних лет, в строгом черном костюме и белой рубашке. У Юнги проскальзывает мысль, что одежда на ней раза в три дороже, чем на нем. — Рада приветствовать вас. Я провожу вас в гостиную, Чимин-ши спустится через пару минут. Голос у нее приятный и успокаивающий, Юнги думает, что было бы здорово, если бы Чимина окружали только такие люди. Женщина сдержанно улыбается и провожает его в гостиную. Она тоже в светлых тонах, а из камина уютно потрескивает. — Может быть, желаете чай или кофе? — Воды, пожалуйста, — хрипит Юнги и смущенно прокашливается. — Чимин-ши тоже вечно отказывается от горячих напитков,— тепло улыбается женщина. — А ты упрямо отказываешься убирать эту дурацкую частицу «ши», — звучит голос из-за спины Юнги, и он мгновенно оборачивается, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Чимин стоит в дверях и широко улыбается. На нем домашний свитер, голубые джинсы и белые носочки с мордочкой зайца на самых пальчиках. Юнги неосознанно хочется обниматься. — Чимин-ши, но тут же гости, я должна проявлять уважение к вам, — отмахивается женщина. — Соён, умоляю, отстань со своими формальностями. Принеси, пожалуйста, стакан воды для нашего гостя и стакан кока-колы для меня. Юнги прячет улыбку в кулак. В школе он тоже вечно замечал Чимина с баночками этой сладкой газировки. Приятно знать, что в чем-то его детская любовь не изменилась. Женщина выходит из комнаты, закрывая двери и оставляя их наедине друг с другом. Атмосфера сразу как-то меняется, и Юнги хочется сбежать. — Представитесь? — серьезно спрашивает Чимин, присаживаясь в кресло и указывая на противоположное журналисту. — Мин Юнги, издательство… — Да, я знаю, из какого вы издательства, — перебивает его Чимин. — Ваш начальник мой давний друг. Юнги удивленно смотрит на мужчину напротив, но тот лишь легко улыбается и перекидывает одну ногу через другую. — Скольким временем вы располагаете? — спрашивает Мин. Он старается взять себя в руки и вести себя профессионально. — Для вас хоть весь день освобожу, — обольстительно улыбается Чимин, и Юнги вновь теряет все самообладание. Он откровенно пялится, комкает листок с вопросами в руках и прикусывает нижнюю губу. Пак на это довольно улыбается и просто наблюдает. — Мне хватит и получаса, — выдавливает из себя журналист. — Вы такой шустрый, — ухмыляется Чимин. — Уж какой есть, — внезапно скалится Юнги, чем вызывает на лице айдола еще более широкую улыбку. Соён приносит им напитки, кланяется и вновь оставляет наедине. Мин делает глубокий вдох, распрямляет листок с вопросами и открывает рот, чтобы начать, наконец, интервью. — Вам не хочется клубники со сливками? — вдруг задает вопрос Чимин, и весь настрой Юнги как-то исчезает, когда он представляет, как Пак слизывает сливки со сладкой ягоды. На месте ягоды почему-то представляется собственный член. — Эм, нет, спасибо. — А я бы съел, — пожимает плечами айдол и нажимает на кнопку на журнальном столике, но отпускает ее и резко встает. — Давайте прогуляемся по дому, не люблю сидеть. И Юнги вновь накрывает от ностальгии, потому что в школе Чимину тоже не сиделось на месте. Он участвовал всегда и везде, позволяя Мину любоваться собой в различных амплуа. — Можете задавать ваши вопросы, я и на ходу могу разговаривать, — веселится Чимин, когда понимает, что Юнги молчит уже больше трех минут. — Почему вы решили стать певцом? — Ой, бросьте, я уже миллион раз отвечал на эти вопросы другим издательствам. Неужели, вам не хочется узнать что-то новое? Какие-то грязные подробности моей личной жизни. В конце концов, я не всех пускаю к себе в дом. — Я не такой журналист. Я не ковыряюсь в чужом белье. Я делаю сенсацию из обычных вещей, для чего необязательно лезть кому-то в штаны или под юбку, — выплевывает Юнги, гордо поднимая голову. Чимин на секунду теряется, любуясь мужчиной. О, как же он скучал. — Тогда… спросите меня о том, что вас действительно интересует. Юнги останавливается на пороге кухни и замирает, задумываясь. Он наблюдает за Чимином, который открывает холодильник, достает клубнику и сливки, а потом лезет за мисочкой. Он моет ягодки, выкладывая их на тарелку, а потом поднимает взгляд на журналиста и выдавливает сливки. Мин сглатывает, а Чимин улыбается и подносит носик от баночки со сливками ко рту, высовывает язык и слизывает остатки. Юнги кажется, что он попал в ад, потому что, он уверен, так жарко только там. — Что интересует тебя, Юнги? — Что тебе нравится в сексе, Чимин? И этот вопрос становится спусковым крючком. Чимин улыбается, проводит языком по ряду верхних зубов и хватает миску с ягодами, подходя вплотную, чтобы прошептать на ухо: — Боль, шелк и сливки. И Юнги падает в бездну. Пак хватает его за руку и тянет на второй этаж, через многочисленные коридоры, останавливаясь только возле крайней двери. — Я не пускаю сюда никого. Совсем. Скажу тебе больше, я еще ни с кем не спал в собственном доме. Но сегодня я собираюсь это изменить, Мин Юнги. Парень, которому на выпускном я так и не признался в своих чувствах. Журналист открывает рот, стараясь вдохнуть. Но не может, руки его немеют, а голова начинает резко кружиться. Чимин открывает двери и тянет в комнату, тут же захлопывая их. — Сегодня я заставлю тебя признаться. Сегодня ты будешь кричать о своей любви. — Почему ты думаешь… — Что ты все еще влюблен? Брось, я видел на камерах, как ты мялся возле ворот почти двадцать минут. Я видел, как ты побледнел, когда увидел меня. И я вижу сейчас, как ты возбужден. Юнги опускает взгляд вниз и неловко пытается прикрыться левой рукой. Правую все еще держит Чимин. — Я бы сказал, что мне стыдно. Но я бы соврал, — смущенно улыбается журналист. Пак смеется, отпускает его руку и мягко ступает по белому ворсистому ковру к кровати. Она огромная и застелена черными шелковыми простынями. — Тогда подойди уже ко мне и трахни, как следует, — шепчет Чимин через всю комнату и кладет в рот первую клубничку, облизываясь. Юнги сглатывает, отбрасывает вопросы и ручку в сторону и, как завороженный, идет прямо в лапы к демону похоти и разврата. Он подходит вплотную и замирает. Он чувствует себя таким глупым. — Господи, и ты еще спрашиваешь, почему я решил, что ты все еще влюблен. Чимин улыбается, но уже в следующую секунду лицо его меняется, и он обнимает Юнги за шею, впечатываясь в его губы поцелуем. Он сладкий, и Мин чувствует вкус клубники у себя во рту, и он будто отрезвляет его. Юнги прижимает айдола к себе за талию и ведет руками ниже, оглаживая зад. Чимин на это действие улыбается в поцелуй и трется своим пахом о чужой. Внизу горячо и ужасно хочется. — А еще я люблю игры, Мин Юнги, — шепчет Чимин, отрываясь от желанных губ. — Поиграем, оппа? Журналист давится воздухом, наблюдая за сменой настроения мужчины. Он послушно кивает и тянется руками, дергая чужой свитер вверх. Пак покорно поднимает руки, позволяя стянуть одежду и тут же прикрывается ими, будто смущаясь. — Ах, оппа, это так неловко. — Не бойся, куколка, я не сделаю тебе неприятно. Тебе понравится, — принимает правила игры Юнги, наконец, чувствуя контроль над ситуацией. Он встает на колени перед мужчиной, прижимается лицом к его паху и чуть прикусывает через джинсы, заставляя Чимина вскрикнуть. Мин довольно улыбается, расстегивает молнию и медленно тянет штаны вниз, но замирает, как только замечает кромку чулок на сильных ногах с бронзовым отливом. — Да ты издеваешься надо мной, — хрипит Юнги, и припадает губами к этой кромке, выцеловывая кожу над ней. — Я ждал тебя. Мин пробирается языком за шелковое кружево и чувствует, как мелкая дрожь прошибает Чимина. Журналист спускает джинсы до пола и вытаскивает стройные ноги из них, отодвигаясь чуть дальше, чтобы полюбоваться. Айдол перед ним стоит в нижнем белье, черных шелковых чулках и белых мягких носочках, и Юнги от этого контраста кроет похуже, чем от кокаина, которым он пару раз баловался. Чимин капризно дергает ножкой. — Оппа, ты давно меня не наказывал. А я очень плохо себя вел. Знаешь, твоя плетка, она все еще лежит в шкафу на верхней полке. И Юнги не выдерживает, он поднимается на ноги, впивается в чужие губы поцелуем, кусая и терзая губами. Чимин в поцелуй лишь довольно улыбается, обнимает за шею и подпрыгивает, обвивая своими стройными ногами чужую талию. Мин подхватывает его под ягодицы и идет к шкафу, ни на секунду не прерывая поцелуй. Воздуха уже не хватает, но он упорно проталкивает свой язык глубже, посасывает чужой и прижимается ближе, хотя ближе уже некуда. — Держись крепче, — хрипит Юнги, когда все же отрывается от чужих губ и слюна стекает по подбородку Чимина, отчего тот краснеет. — Такой невинный котенок. Пак лижет чужую шею, пока журналист открывает шкаф и шарит рукой по верхней полке. Пальцы проходятся по холодной коже, и Юнги хватается за нее, вытягивая плетку красного цвета. — Да, папочка, накажи меня, пожалуйста. Я так провинился, я так долго молчал о своих чувствах. Мин отпускает Чимина, и тот спрыгивает на пол. — На колени и повернись спиной, — приказывает журналист. Голос его властный, и Пак уже от него готов позорно кончить. Мокрое пятно на его нижнем белье увеличивается. Он послушно выполняет приказ Юнги и выпячивает попку. Мин облизывается, сам встает на колени позади и спускает чужое нижнее белье, открывая перед собой вид на упругий зад и розовую дырочку, по которой проводит языком, не сдерживаясь. Чимин от такого действия коротко стонет. Юнги отодвигается, смотрит на плетку в своих руках, делает глубокий вздох и замахивается. По комнате разносится звук удара вперемешку с криком Чимина. Журналист замирает, боясь, что переборщил. — П-продолжай, оппа, пожалуйста, прошу тебя, продолжай. Юнги срывает тормоза. Только и слышно, что его хриплое дыхание, вскрики Чимина, переходящие в стоны, и звуки ударов. На ягодицах проявляются красные полосы, и, наверное, Мин извращенец, раз считает это чертовски красивым. Он бьёт в последний раз, а потом припадает к этим полосам губами, зализывает удары и несколько раз касается языком сжимающейся дырочки. Он шарит взглядом по комнате, придумывая, как бы ослабить боль от плетки и натыкается на клубнику со сливками. Чимин непонимающе смотрит на Юнги, который срывается к прикроватной тумбочке и возвращается обратно с миской. Одну ягоду он толкает айдолу в рот, за что тот благодарно облизывает чужие пальцы. А со второй снимает сливки и размазывает их по ягодицам, заставляя Чимина шипеть и выгибаться. Юнги любуется видом и слизывает сладкое с не менее сладкой задницы. — Хватит издеваться, оппа, — умоляет Пак. Журналист улыбается и переползает вперед. Встает на колени перед Чимином и расстегивает брюки, спуская их вместе с боксерами. — Соси. Айдол жмурится от наслаждения и властного тона. Он оглядывает чужой толстый член и дует на головку, пуская по телу Юнги мурашки. Чимин высовывает язык, ведет по полным яичкам, по стволу и чуть прикусывает чужую крайнюю плоть, позже насаживаясь ртом на член. Мин запускает ладонь в светлые волосы и тянет их, заставляя айдола поднять лицо и посмотреть ему в глаза. Зрелище потрясающее. Юнги толкается глубже, от чего Чимин задыхается и давится. Он пытается расслабить горло, но не справляется и выпускает член изо рта. Мин наблюдает, как по подбородку стекает слюна. Чимин слизывает ее и вновь берет в рот, уже глубже и позволяет Юнги трахать себя. По комнате разносятся хлюпающие звуки, и журналист очень не вовремя думает о Соён, которая может находиться где-то рядом. — Ты хорошо постарался, малыш. Теперь папочка отблагодарит тебя. Юнги выпускает чужие волосы из кулака и наклоняется, чтобы поцеловать раскрасневшиеся губы. Чимин жадно отвечает на поцелуй, толкаясь языком. Он стонет прямо Мину в рот, и тот с упоением ловит эти стоны. Он встает, поднимает мужчину за собой и тянет его к кровати. — Детка должна быть оттрахана на шелке, — объясняет Юнги на непонимающий чужой взгляд. Он укладывает Чимина на спину, а сам лезет в верхний ящик тумбочки, надеясь, что не прогадал. И улыбается, когда находит там флакончик смазки. Юнги разводит чужие ноги шире, выдавливает немного тягучей жидкости на пальцы и щедро льет на розовую сжимающуюся дырочку. Чимин от этого елозит по простыням, руками цепляясь за них. Журналист массирует чужой анус пальцами, мягко давит на него, дразнит, но не вставляет. – Юнги-я, ты обещал отблагодарить, а сам мучаешь. У меня уже член от желания болит. – Тебе же нравится боль, малыш, – шепчет Юнги, наклоняясь к самому уху и одновременно вставляя один палец. – Кто-то игрался с собой. – Знаешь, надо как-то снимать напряжение, когда ни с кем не встречаешься. – Сегодня я помогу тебе с этим. Юнги вставляет второй палец, разводит оба, давит подушечками на мягкие стенки, которые жадно обхватывают его. Чимин стонет, прикусывая губы до крови. А Мин растягивает медленно, то полностью вытаскивая, то дразня возле входа, а то вставляя полностью. – Оппа, пожалуйста, трахни меня. Юнги кивает, вытаскивает пальцы, облизывает их, из-за чего Чимин вновь краснеет, слыша чмокающий звук. Журналист подставляет головку к дырочке, и Пак замирает в ожидании. Но Мин ухмыляется, и проезжается членом по ложбинке, не вставляя. Чимин хнычет, умоляет и скулит, виляет попкой, и Юнги сдается. Он вставляет сразу и глубоко, раздвигая нежные стеночки и стонет сам, потому что мужчина под ним невероятно узкий. Юнги срывается на быстрый темп, бьется яйцами об упругие ягодицы, впивается пальцами в крепкие ляжки, и шелк чулок под его напором рвется. Стрелки расходятся по материалу в разные стороны, и Юнги считает это ужасно развратным. – Если бы в школе я знал, что в тебе живет такой демон похоти, Пак Чимин. Я бы признался тебе в момент нашей первой встречи. В туалете на втором этаже. – В туалете на втором этаже, – вторит ему айдол. Юнги переходит на более медленный темп, но трахает глубоко, рвано. У Чимина пальцы на ногах сгибаются от удовольствия, и он срывается на крики. – Оппа, можно я? – Кончай, Чимин, – приказывает Юнги, и тот брызгает спермой на шелковые простыни и валится без сил. Мин еще несколько раз толкается в ослабшее тело и кончает внутрь. Кончает много и долго, из-за чего Чимин дергается несколько раз от удовольствия. – Это было самое горячее интервью в моей жизни, – признается Пак, когда Юнги валится рядом и тянет его в свои объятия. – Я люблю тебя, знаешь, – шепчет журналист, лениво целуя куда-то в скулу. – Знаю еще со школы, глупый.