Сгорает фиалка

Фиалки       Король, рассматривая Солнечный сад с террасы замка, больше положенного размышлял о том, что фиалки должны напоминать ему прекрасные глаза его венценосной жены, но почему-то напоминают хрупкий стан той, что венец давно потеряла.       Она редко появлялась при дворе за эти четыре года его правления, но он приметил её ещё в первый раз, на балу в честь восемнадцатых именин Её Величества.       Лазоревый бархат с вышитыми золотыми нитками узорами и роскошные юбки из летящего зеленого атласа; золотая тонкая цепь на закрытых кружевами ключицах; струящиеся по узкой спине светло-каштановые волосы и золотая аккуратная тиара, украшающая голову.

— Семеро, поглядите на неё! — Говорят, раньше она одевалась ужасно вызывающе, почти как дорнийка… — Да-да, все хотела привлечь внимание юного короля, да не получалось, — покивали в ответ. — А сейчас что? Само целомудрие, — фыркнула другая. — Мне сир Жастэн – ну, помните, того красавца-гвардейца с Востока? – рассказывал, что её спасла жрица из Асшая после ужасного пожара Безумной Королевы, — в сердцах шептала первая. — Того самого пожара? — ахнула. — Да-да, когда септа сгорела дотла! — Я случайно услыхала от слуг, что вся её кожа покрыта уродливыми красными ожогами, и волосы спалились в тот день до тла, а корона на голове расплавилась и навсегда осталась там! — И на лице ужасные шрамы, она покрывает их пудрой и прячет за своей медовой улыбкой, но все помнят, кем она была, ведьма!

      Эти слухи, шепотки и восклицания раздавались по всему Бальному Залу Королевы, и разве что глухой не услышал бы их. Леди Хайгардена и бывшая Королева Семи Королевств приковывала к себе внимание большее, чем виновница торжества, ведь за последние годы – годы правления Безумной Королевы Серсеи и годы ужасной войны – о ней не слышно было ничего. Кто-то считал её пропавшей, кто-то – погибшей в языках дикого пламени, и очень скоро Королеву-Розочку забыли.       Джона Таргариена, Первого своего имени, не интересовали в тот момент иные женщины, помимо его прекрасной и страстной возлюбленной с мерцающими лунным светом волосами и колдовскими фиолетовыми глазами.       Дейенерис Таргариен, пусть и не сразу, покорила его сердце, и Джон чувствовал себя пленником её сиятельной улыбки. Дени, его Королева, помогла ему в войне с Королем Ночи взамен на помощь со свержением Серсеи Ланнистер, и где-то в промежутке болезненная, почти ненормальная страсть унесла их с головой. Не остановило их даже внезапное известие о близком родстве, а лишь укрепило связь, несмотря на начальные сомнения самого Джона. Головокружительная страсть обратилась нежной любовью, и Король чувствовал себя воистину счастливым, наблюдая за своей женой. — Пекло, Джон, леди Оленна и словом не обмолвилась о своей внучке за два года войны, — он видел неприкрытое беспокойство на лице Дейенерис. — Леди Оленна неглупая женщина, да и к тому же осторожная. Откуда она могла знать нашу реакцию на появление её внучки, которая трижды звалась королевой? — именинница медленно кивнула, принимая его слова, и вперилась тяжелым драконьим взглядом на тиару молодой леди Тирелл. — Это какой-то вызов, или Тиреллы совсем осмелели? — яростно прошипела его супруга, все так же наблюдая за плавным танцем лорда Уилласа с младшей сестрой. — Я не думаю, что стоит их опасаться; эта диадема, скорее всего, обыкновенное украшение, не бери в голову, — твёрдо ответил Джон, будучи все же неуверенным в своих словах. Может, Уиллас и Гарлан Тиреллы не представляли собой угрозы, да и были одними из главных его союзников в войне, но леди Оленну называли Королевой Шипов, и ходило множество слухов, что она искусная интриганка и стремилась сделать всё, чтобы в королевском наследии текла кровь Тиреллов. Впрочем, успехов в этом она так и не добилась.       Сейчас же Властитель Государства мог лишь с горечью вспоминать те времена. Его прекрасную Королеву поразил недуг. Ужасный недуг Дома Таргариен. Боги ликовали недолго, и монета, вставшая однажды ребром, потеряла равновесие.       Величие? Или безумие?       «Боль» — ответил бы Джон. Именно боль он испытывает каждый раз, видя жуткие страстные огоньки в глазах своей возлюбленной или страшные гримасы гнева.       Все началось с рождения их единственной дочери год назад. Роды были очень тяжелыми, их дочь родилась недоношенной, а сама Дейенерис не могла покидать свои покои несколько лун. Бурерожденная плакала дни напролёт, шепча что-то о проклятии лхазарянской колдуньи.       Малютка Рейла с серебристым пушком на голове и такими же серебряными глазами влюбила его в себя с первого своего вздоха. Хрупкая и миниатюрная, словно куколка, она унаследовала валирийскую красоту своей матери, бледность и внимательный взгляд своего отца. Его маленькая Рейла была ему дороже мира, и Джон не представлял, что может сотворить с человеком, что причинит ей боль. Он, кажется, начал понимать, что чувствовал лорд Старк, держа на руках маленьких Сансу и Арью.       Конечно, Король Вестероса не мог уделять достаточно времени своей семье, и за это ему хотелось трижды проклясть этот престол. Престол, что теперь стоит в Тронном зале вместо того отвратительного уродца, именующегося Железным Троном. Их с Дейенерис седалище представляло собой высокую объединённую скамью с вырезанными подлокотниками и спинкой из чёрного обсидиана; позади их голов свои крылья раскрывал большой чёрный дракон, и иногда Джон мог поклясться, что видел золотые прожилки в драконьем стекле, словно ручейки. Фиалки       Рейла для своего возраста была слишком маленькой, но уже, к удивлению мейстеров, научилась ходить и что-то лепетать. Септы поговаривали, что девочка благословлена Новыми Богами, а придворные леди ахали и умилялись малышке, осыпая её и её мать лестью.       Джон стоял на той же террасе и задумчиво смотрел на цветы.       Солнечный сад был посажен в день объявления о беременности Её Величества, и после рождения принцессы гордо носил её имя. Здесь росло большое разнообразие цветов, и Дени, уверенная, что в утробе её девочка, лично занималась их выбором.       Дейенерис часто плакала или внезапно менялась в настроении, и это было первым сигналом, которому Джон не придавал должного значения. Нет, он, разумеется, утешал жену, но после выматывающих дней, полных забот по управлению государства, ему иногда казалось, что проклятое утешение нужно ему. И он честно ненавидел себя за эти мысли. Если, конечно, можно честно ненавидеть.       Фиалки обладали нежным ароматом, и Джон иногда позволял себе думать о том, что она, возможно, пахнет так же.       Леди Маргери Тирелл вновь приехала в Королевскую Гавань, и сейчас Его Величество бесстыдно наблюдал за её прогулкой в саду его дочери. Её тонкая шея, как и всегда, была закрыта воротом целомудренного платья, на этот раз темно-синего, с белым мирийским кружевом на рукавах.       При королевском дворе было множество знатных девиц, и многие из них часто наряжались откровенно и посылали томные взгляды молодому правителю, но все это не имело смысла. Джон Таргариен был верен своей венценосной жене.       И его твёрдая уверенность в этом всегда разбивалась на тысячу осколков при виде мягкой улыбки и больших карих глаз. — Ваше Величество, — всегда неизменно учтиво склоняла голову и приседала в изящном реверансе. — Леди Тирелл, — также вежливо кивал.       Джону казалось, что ему будет легче не вспоминать о ней, сохраняй он дистанцию.       Он ошибался. Игритт была права.       Король Семи Королевств ощутимо вздрогнул, вновь заметив тот-самый-жуткий-блеск в глазах своей Королевы после очередной жалобы в Тронном зале. В Западных землях с недавнего времени часто разбойничали наемники, и жалобы от простого люда приходили все чаще.       Джон кинул в стену стоявший на столе кувшин с арборским золотым, когда ворвавшийся в его солярий сир Герольд Дейн, член Королевской Гвардии, взволнованно сообщил о том, что Её Величество оседлала чёрного дракона и скрылась за горизонтом, не обращая внимание на их крики и зов.       Белый Волк точно знал, куда увёз её Дрогон.       Джон ненавидел эти проклятые взгляды придворных лордов, лордов Малого Совета и Оленны Тирелл. В их глазах он видел понимание, выжидание и расчёт, когда те замечали, как он давал слабину своей воле и позволял себе украдкой поглядывать за Хайгарденской Розочкой.       Ему чертовски хотелось придушить каждого из этих интриганов. Как они смели, Седьмое Пекло, думать о подобном?! Дейенерис – их Королева, и до её недуга все эти лицемеры с обожанием и преданностью смотрели на Матерь Драконов. Фиалки — Ваше Величество? — обеспокоенность и удивление.       Джон вздрогнул от ворвавшегося в сознание голоса, такого знакомого и далекого одновременно. Открыв глаза, он не был удивлён: леди цветов, нахмурившись, глядела на него своими темными глазами, отливающими золотом, стоя у входа в обитель Старых Богов. Таргариен поднялся с земли, застеленной его же плащом и, еле заметно поморщившись от налившихся конечностей, вперил тяжелый взор на леди Простора, одиноко стоящую невдалеке. — Что вы здесь делаете в такой час, леди Тирелл, да ещё и без сопровождения? — подал он голос столь же мрачный, что и взгляд его. — О, прошу прощения, мой король, мне не спалось, и я решила прогуляться. Могу ли я задать вам тот же вопрос, а то я никак не разгляжу доблестных рыцарей Королевской Гвардии подле вас?       Голос её был все так же тонок и нежен, но Джону теперь казалось, что все её мягкие мимолетные улыбки он придумал себе сам. Леди Хайгардена за свои короткие и нечастые визиты в столицу прослыла холодной, неприступной дамой, которую ни один из придворных лордов так и не добился внимательными ухаживаниями и красивыми словами. Сейчас её голос казался как никогда ранее фальшивым и ядовитым, на лице застыла непроницаемая маска, и на ум ему приходили те самые шипы розы.       Защитные? — Увы, ваше любопытство я не удовлетворю, леди Маргери, но посоветую обратиться к великому мейстеру за маковым молоком, — в голосе холод далекого Севера.       Король намеревался покинуть богорощу, проводив леди до покоев замкового мейстера, но её внезапные слова остановили его: — Вы волнуетесь о Её Светлости? — голос был какой-то нервный, порывистый, словно она в мыслях уже ругала себя за то, что открыла рот. Джон застыл, удивленно повернув голову к собеседнице. — О, не стоит, всё написано у вас на лице, — Таргариен молчал, что-то останавливало его от того, чтобы прервать девушку. — Я… я хочу сказать, что понимаю вас. То есть, нет, не в том плане, что… О, Пекло, — тихо выругалась. — Заикаюсь тут, словно краснеющая девчонка. Я… никогда не любила ни одного из своих венценосных мужей, буду честна. Но мне знаком ваш страх, страх за родного человека, — она смело посмотрела в его глаза, будто ожидая, что он взорвется от одного упоминания о королевском страхе или недуге королевы.       Белый Волк выдохнул, внезапно ощутив апатию ко всему. — Я благодарен вам за вашу поддержку, миледи, — голос был безжизненным, как и лицо, но его проигрыш внезапному порыву аккуратно сжать её кисть у самых её покоев сказал Маргери куда больше всего остального. Пытаясь заснуть, она не раз вспоминала об этом и о том, как развевался плащ за спиной Его Величества, когда он, что-то сообщив стражнику в золотом плаще, отправился в его сопровождении в другое крыло замка.       Глупо. Ужасно глупо, Маргери. Тебе уже не пятнадцать, и у тебя есть свои цели.       Но этот король не походил на пухлого малыша Томмена, жестокого и капризного Джоффри или ряженого дурака Ренли. Маргери знала: её чары действуют. Но после всего случившегося с ней она и подумать не могла о том, что чьи-то чары будут действовать на неё.       Молодая Тирелл впервые не хотела соглашаться с любимой бабушкой, настаивающей на том, что этот новый король должен быть оплетён золотыми розами. После септы Бейлора, чудесного спасения и рубцов и шрамов на всём теле она была разбита, лишь вернувшиеся с войны братья не давали ей угаснуть. Но она навлекла позор на свой Дом и чувствовала за это ответственность.       Сейчас же бывшей – горькая усмешка на губах – королеве хотелось трижды проклясть ту самую ответственность. Маргери не могла влюбиться подобно её глупым кузинам, ведь       любви не существует.       Не так ли?       Почему же тогда она в очередной раз умирает, видя разочарование в серых глазах? Порванные лепестки фиалок, принесённых трогательной принцессой Рейлой, сжаты в её, Маргери, руках, а перед глазами до сих пор остаётся картинка танцующих в центре Бального Зала Королевы правителей Семи Королевств.       Маргери Тирелл никогда не упускает своего.        А это? Лишь очередная мишень, разве что посложнее. Внучка Королевы Шипов всегда была меткой.