***
— То есть, твоя судьба сидела рядом с тобой? Ты его обнимал? И после этого удачно разрешил сбежать? — Пауль свёл брови к переносице, серьезно рассматривая всё ещё убитого Макса сквозь размытый гранённый стакан. — Пожалуйста, умоляю, хоть раз в жизни прояви искреннее сочувствие и заткнись! — Штефан, доселе сидевший тихо, толкнул друга в плечо, намекая на то, чтобы тот закрыл рот. — Ты ведь понимаешь, что пролетел просто как… как… как фанера над Парижем! — Пауль… — Как можно почувствовать соулмейта, но не принять эти чувства к сведению? Макс, ты определенно самый тупой и рассеянный человек на всём земном шаре! — Да хватит уже! — парень одним только криком смог заткнуть нарекающего Пауля и обеспокоенного Штефана, швырнув свою бутылку с пивом в стену. Та, разлетевшись на куски, словно осколки сердца парня, рассеялась по разным углам комнаты, давая понять одно: уборка и поиски будут долгими. В душе будто прошёлся ураган, сметающий все проблемы в центр, грозясь разорвать всё на куски. Одно осознание своей ошибки делало очередную рану на сердце глубже прежней, наполняя сознание сомнениями и непонятными выводами. Макс не понимал, как хоть на минуту смог в мыслях отвергнуть соулмейта. Да, придуманный образ ему нравился настолько, что он постепенно начал в него влюбляться, но чем настоящий Кто Я хуже выдуманного? Он человек из плоти и крови. И несмотря на возраст, в душе довольно тихий и застенчивый. И наверняка очень милый. Даже спящий на плече старушки, он выглядел не уставшим и потерянным, а, скорее, умиротворённым. Поэтому теперь бездействие казалось просто невыносимым. В Берлине людей слишком много, поэтому поиски могут длиться хоть до конца жизни. После долгих часов раздумий в голове Макса созрел грандиозный план, воплотить который отныне было идеей фикс. Может, парень испугался напора или прямолинейности? Или просто не успел почувствовать связь? Вопросов было слишком много, и ради конструктивных и четких ответов Макс готов был бодрствовать до потери сознания.***
Бенджамин по приходу домой закрылся в комнате. Унизительным было не произошедшее, а то, что произойдет буквально спустя минуту: слёзы, размазанные по щекам сопли, дрожащие губы и сжимающаяся от невообразимой злобы челюсть. Зубы от давления понемногу начинают скрипеть, а постель, с таким трудом заправленная с утра, будто взрывается под напором эмоций Бенджамина, бьющих все рекорды за последний месяц. — Что за чёрт? Что за чёрт… — крик и шепот — две крайности, такие родные парню. Нельзя молчать, но и орать сил нет. Унизительно не сбегать от соулмейта, а чувствовать за это вину. Потому что теперь годы самовнушений, воспитываемое отвращение к судьбе и предназначению, отрицание того, что жизнью управляет какая-то седая тётка — всё это быстрым и внушительным шагом идёт коту под хвост. Вся жизнь Бенджамина — саморазвитие в сфере кибернетики, информатики и программирования, поэтому ему вовсе не нужно то, что его от этого будет отвлекать. В частности, неуместные чувства к незнакомцу, который за восемь лет «ночных сериалов» успел превратиться для парня чуть ли не в бога и кумира. Но главной проблемой оставалось желание быть одиноким. Всю жизнь ему приходилось наблюдать, как же сильно меняются люди под влиянием друзей или родных, любимых, превращаясь из милого и застенчивого человека в бомбу замедленного действия. Лишь одиночество делало людей такими, какие они есть на самом деле, в самой глубине души; лишь наедине с собой можно достичь тех вершин, покорение которых было приоритетом с самого детства. Счастливым тебя может сделать только собственный успех, а не иллюзия необходимости кому-то другому. Поэтому Бенджамин выстроил целую систему алгоритмов, повторение которых ежедневно приближает к желанному. Так почему всё это смогла разрушить одна встреча? Почему сознание откинуло в далёкие дали необходимое одиночество, желая воссоединиться с тем, кто предназначен? Подобные мысли только усугубляли ситуацию: на работу парень не вышел, бабушку в больнице навестить не смог, компьютер даже не включал, весь день валяясь в постели. Депрессивное состояние, сопровождающее Бенджамина по жизни с момента начала средней школы, быстро переросло в настоящую депрессию, лишая сил на элементарный поход в туалет. Мочевой пузырь доставлял ужасную боль, временами выбивая из головы глупые размышления, загоняющие разум в клетку. У парня будто появилась новая цель — как можно дольше не ходить в туалет, гробя своё здоровье медленно и мучительно. Словно негласный штраф за сбои в работе. Но ведь смерть — слишком большая плата, не так ли? Уже следующим утром пришлось буквально на четвереньках ползти в уборную. Помимо адской боли внизу живота прибавилось желание выблевать всю желчь, что словно была олицетворением токсичных заблуждений. День и ночь слились в одно, а время тянулось непозволительно медленно, периодически вырывая из груди Бенджамина тихий скулёж. Спустя почти три дня основной проблемой стала нехватка сна. Каждый раз, закрывая глаза на долгих тридцать минут, парень мог разглядеть в темноте блёклый силуэт того, о ком пытался не думать. Полное погружение в небытие случилось всего раз на какие-то несчастные два часа, во время которого Бенджамину начал сниться соулмейт. Он его уже начинал ненавидеть, потому что даже не находясь рядом, как-то умудрялся влиять на его работу и продуктивность, вгоняя в грусть и суицидальное состояние. Он делал ему плохо сейчас, когда они находились на расстоянии, а что было бы, будь он у него под боком? Принуждал бы выходить и общаться с другими? Таскал бы по выставкам и вечерам? Или, чего хуже, не давал бы возможности заниматься любимым делом, требуя внимания только к своей персоне? Судя по тому, что приходилось наблюдать во сне, вторая половина Бенджамина была той ещё мразью. В плане, он не был в этом уверен на все сто, но двуличность и брезгливость к миру просачивались внутрь него самого, из чего следовало сделать единственный вывод — судьба не ошиблась в подборе их пары. Потому что и сам он был далеко не ангелом, желающим человечеству лишь добра или радостного дерьма. Одни увлечения Бенджамина говорили за себя, сияя неоновым светом у него над головой. Иногда хотелось бы отключить питание, продолжая существование обычной серой мыши, хотелось бы вернуться к дислексии, разучиться читать и писать, потому что буквы, время от времени проявляющиеся на лбу, приносили с собой неуверенность и желание разодрать собственное лицо. «Ты такой же человек, как и остальные! Пора бы смириться с этим и перестать причинять боль окружающим. Ты хоть понимаешь, сколько людей потеряли истинных, сколько матерей похоронило собственных детей? Перестань быть жалким эгоистом, который преследует лишь собственные цели! Просто будь человеком!» — много подобных мыслей роилось в голове, но ни к одной из них Бенджамин не хотел прислушаться. А зачем? Путь к виселице давно уж проложен трупами, вот только сколько времени займет приведение в действие приговора — дело случая.***
Макс не на шутку перепугался, когда сны, до этого зияющие синим свечением монитора, прекратились. Точнее, всё, что он видел — одна лишь беспросветная тьма. Ни намёка на компьютерные махинации, которые успели стать частью жизни. Парень замечательно понимал, что-то, чем занимается Кто Я, не вписывается в рамки закона, потому что не раз и не два окна диалогов, всплывающие в сознании, твердили не совсем приятные вещи. Самое ужасное заключалось в том, что всё, о чем было написано, сбывалось. Означало ли это, что его судьба — преступник? Определенно. Было ли Максу от этого не по себе? Конечно. Нравилось ли это ему? Безусловно. Потому что подобное вселяло в него ужасный интерес. Все те строки непонятных символов, быстро бегущие перед глазами, ни о чем ему не говорили, но вот статьи и новостные ленты в социальных сетях, пестрящие различного рода информацией, твердили о том, чем именно всю ночь занимался Кто Я. Ходило много разных слухов о том, какая именно группировка киберпреступников причастна к террористическим актам в Берлине, но только Макс знал, что большинство проблем возникало из воздуха и недопониманий между его соулмейтом и другим пользователем сети Даркнет. Обычно всё начиналось со спора и обычного «Да тебе слабо!». А заканчивалось десятками, а то и сотнями жертв. Весь Интерпол был увлечен поимкой целой банды, когда на деле причиной и зачинщиком всего был лишь один несчастный паренёк, ищущий места в мире. Макса это забавляло и раззадоривало сильнее любого алкоголя. И ему как никогда раньше захотелось поизображать из себя полицейского, ведущего погоню за счастьем. «Неужели он умер?» — всё чаще думалось Максу, но после он вспоминал, что чувство тоски усилилось бы, в таком случае, до пределов, буквально посылая импульсы в центр нервной системы, от чего боль в прямом смысле чувствовалась бы физически. Поэтому с языка невольно срывался вопрос: «Почему же так тихо?». Иногда, всматриваясь в отражение, он пытался представить, что происходит с Кто Я, но после часовых посиделок понимал: ему не удастся обхитрить систему. Ни ему, ни кому-либо другому. Вечером пришлось сходить в магазин, а после наведаться к Паулю домой, чтобы посидеть с его трехлетней дочкой, пока друг с женой будут веселиться на вечеринке в честь дня рождения друга. Что может быть хуже? Мало того, что всю ночь перед глазами будет мельтешить ходячее напоминание о собственном одиночестве, так и дежурить времени не будет. Спать пусть и не хотелось, но он не по наслышке знал, как игра с детьми утомляет, лишая позитивных эмоций по лучше любых дементоров. Сьюзи постоянно бегала, и это не на шутку раздражало. Макс любил дочку Пауля, потому что, в случае чего, приходилось частенько её навещать. Друг с женой были личностями довольно знаменитыми в узких кругах, поэтому часто выбирались на мероприятия. Родители обоих давно скончались, а доверять ребенка Штефану — всё равно, что дать террористу бомбу. — Дядя Макс, дядя Макс! И почему именно сегодня от этих радостных криков хотелось повеситься? Ночь будет длинной, и это он понял только сейчас.