Рождественское собрание

— Где, чёрт возьми, Бахрушин?! Начальника Стражи не могли найти в своём кабинете уже второй день, ровно с того момента, как ему было доставлено приглашение на торжественное рождественское собрание в Верховном Ведомстве. Проводилось оно для подведения итогов прошедшего года с представлением и последующим распределением новых стажёров. Присутствие на собрании считалось обязательным, и не знать об этом Бахрушин не мог. Однако чем ближе была дата, тем всё реже Бахрушин показывался на глаза. Ведомственные стражи, ссылаясь друг на друга, на расспросы отвечали, что видели его в различных местах по всему зданию. Но никто не мог сказать конкретно, где Бахрушин находится прямо здесь и сейчас. Это чрезмерно раздражало советников, потому что подтверждение о получении приглашения и о присутствии на собрании он так и не дал. И, что самое отвратительное (по их мнению), даже вызвать его к себе было невозможно. Заклинания вызова натыкались на невидимую преграду, а это означать могло только одно — Бахрушин в здании, но где-то в недосягаемой его части с поставленной защитой от проникновения извне. И таких мест в Ведомстве было много. — Оставьте вы его в покое, мало ли у человека проблем… не первый год на службе, явится. Сказавший это Чижевский, чему-то ухмыльнувшись, вернулся к руководству для подготовки к празднику. Главным украшением зала, где по традиции проводилось ежегодное рождественское собрание, всегда и во все времена была ёлка. Она выбиралась по особым критериям, поскольку её древесина впоследствии шла на изготовление волшебных палочек: возраст, рост, количество веток (кратное тринадцати), острота иголок и, разумеется, толщина ствола. А так же, как и у немагов, ёлка должна быть величественно красивой. На самой макушке закреплялась не красная пятиконечная звезда, а длинный, похожий на волшебную палочку, белый шпиль, с обязательными золотыми завитушками на конце. Ёлочные игрушки собирались со всех домов магов, и практически от каждой веяло такой стариной, что можно было только удивляться, как они до сих пор целы. Но удивляться не стоило, ведь всех их поддерживала древняя магия старинных вещей. Её Чижевский видел в каждой игрушке. Даже в той, что он держал в руках. Хотя она выглядела куда новее своих братьев и сестёр, но внутри неё тоже жила магия. Магия, удерживающая сотни мельчайших осколков воедино. Эту игрушку Чижевский решил повесить сам, бережно, туда, где её было видно лучше всего. Оставшись довольным результатом, Чижевский отправился с инспекцией на кухню, где вовсю хозяйничала Ядвига Германовна. Она проводила ревизию приправ, овощей, мяса, собирала рецепты из кулинарных книг всего магического и немагического мира, чтобы составить новое меню. Когда Чижевский вошёл на кухню, мимо него, размахивая пожелтевшими страницами как взбалмошные птицы, пролетели тома «О вкусной и здоровой пище». — Ой, касатик, как ты не вовремя, — пробурчала Ядвига Германовна. Она была худенькой, сутулой женщиной, довольно преклонного возраста, хотя и пыталась выглядеть молодо. Из-за невысокого роста ей приходилось перемещаться по огромной кухне с помощью стремянки, волшебной палочкой указывая нужное направление. И как раз сейчас Ядвига Германовна снимала пробу из кипящей кастрюли. — Ммм…мда. Из шести главных блюд готовы только три. Тебе, касатик, пока показывать Главному… — тут она показала длинным костлявым пальцем вверх, — нечего. Уж не обессудь. — Рук не хватает? — хитро улыбнулся Чижевский, мигом превратившись в шкодливого мальчишку. — Так вы скажите, я организую. А то, что нам делать придётся на празднике? — Ага, допросишься… — Ядвига Германовна отложила ложку в сторону и направила стремянку ближе к Чижевскому. — Я ещё в прошлое собрание говорила. И где помощник обещанный? Кому наставления передавать? — Будет помощник, будет, — заверил Чижевский. — У нас как раз прибытие новых учеников, авось и к вам направим на постоянное обучение. — Авось, небось… а в итоге накося выкуси! Говорила я, и сейчас скажу – кулинарная магия посложнее всех ваших будет. Это тебе не абы какое зельеварение, это искусство! Чижевский понял, что нужно срочно ретироваться, иначе Ядвига Германовна может не на шутку рассердиться и направить полчища книг на его бедовую голову. А те, угрожающе шелестя страницами, окружали их, словно ожидая сигнала к атаке. — Ну так будет мне помощник в этом году? — грозно спросила Ядвига Германовна, вплотную приблизив стремянку к Чижевскому, и тем самым став на голову выше его. — Будет, — Чижевский посмотрел ей прямо в глаза. — Торжественно клянусь, что будет. Ядвига Германовна, несколько секунд рассматривавшая его лицо, вдруг успокоилась и превратилась из разъярённой фурии в обыкновенную миролюбивую старушку, которых Чижевский часто встречал в том мире, где жили немаги. Кулинарные книги перестали окружать их и разлетелись по кухне, следить за кастрюлями. — На-ка вот, что есть… — Ядвига Германовна волшебной палочкой перенесла серебряный поднос с тремя тарелками и вручила его Чижевскому, затем достала красивое наливное яблоко и засунула в карман его одежды. — А это вот тебе, перекусишь, а то всё на ногах, вижу, как бегаешь. — Спасибо вам, Ядвига Германовна. — Чижевский, торжественно держа в руках поднос, уже собрался уходить, когда вдруг остановился и спросил. — А Бахрушин к вам не забегал? — Бахрушин?.. Кажись, утром видала, а, может, померещилось… Стара стала. Чижевский понимающе кивнул и вместе с подносом отправился к Верховному Чародею, чтобы тот попробовал первые блюда из праздничного меню.

***

Ядвига Германовна кривила душой, когда сказала Чижевскому, что Бахрушин ей померещился. Как же он мог ей померещиться, если он стоял перед ней тем самым утром, и она лично вручила ему пакет яблок и целый кулёк мятных ирисок (которые знатно притупляли чувство голода), пообещав, что никому не скажет, что он в библиотеке. Точнее, в её запретной части, куда обычным ведомственным стражам без спецпропуска ходу не было. В библиотеке было мрачно, сыро, но тихо, что было весьма необходимо Бахрушину для подготовки отчёта. Хмурый, он расхаживал по комнате и диктовал перу свою предстоящую речь на собрании. Останавливался, читал текст и ещё больше хмурился. Перепачканные чернилами черновики, на которых не оставалось больше свободного места, скомканными летели на пол. Пакет с яблоками опустел лишь на четверть – мятные ириски успешно справлялись со своей задачей. Речь не шла. Вспомнив, как было тяжело в прошлом году, Бахрушин едва заметно краснел, и снова принимался оттачивать своё красноречие. Но получалось что-то либо слишком мрачное, под стать кабинету запретной зоны, либо чересчур праздничное, что тоже не соответствовало действительности. Просить помощи в подготовке речи Бахрушин не хотел из принципа. Поэтому битый час мучил себя и перо. А уж о том, что нужно отправить подтверждение о принятии приглашения, у него просто вылетело из головы. И напомнить было некому. — Всё. Передышка. Голова неприятно гудела, мысли превратились в тягучую вязкую субстанцию, почти как мятные ириски, от которых уже начало подташнивать. Чтобы избавиться от прочно осевших в лёгких запахов пыли и сырости, Бахрушин решил провести передышку в верхнем крыле башни. Он стоял, обдуваемый ветрами, и смотрел, как сверкает новогодними гирляндами вдалеке город немагов. Они тоже готовились к праздникам. В глубине души Бахрушин им даже завидовал. Им не надо проводить праздничный вечер среди людей, перед которыми надо будет отчитываться о проделанной работе, и волноваться, как мальчишка, будто в первый раз. Уже спускаясь, Бахрушин заметил, что что-то не так. Сперва он не мог понять, что именно, пока не поднялся по ступенькам обратно и не замер, удивлённо смотря на кирпичную стену. Только что здесь была дверь. Старая, обшарпанная дверь, ведущая в кладовую. Почему кладовая находилась так далеко и так высоко от библиотеки никто толком сказать не мог. Традиция. Когда-то так решили, и менять старый уклад не решились. Но теперь двери не было. Бахрушин прошёлся взад-вперёд, постоял перед тем местом, где раньше была дверь, надеясь, что она вернётся. Но не тут-то было. Озадаченный, Бахрушин хотел было отправиться в библиотеку, чтобы разузнать о подобном явлении, как вдруг… Яркой ослепительной вспышкой через стенку начал пробиваться намечающийся контур двери. Отделяясь от него тонкими линиями, напоминающими деревянные прожилки, маленькие лучики собрались в небольшие группки, вспыхнули искорками и пропали, а перед Бахрушиным снова появилась дверь. С металлической оковкой и замочной скважиной. Как раньше. Бахрушин недоверчиво зажмурился и потряс головой, отгоняя наваждение. Открыв глаза и убедившись, что дверь на этот раз никуда не исчезла, он потрогал её, пощупал и даже присел на корточки, чтобы посмотреть через замочную скважину – мало ли. Но та показала лишь темноту внутри. В голове прочно засело, что это всего лишь наваждение, наступившее вследствие чрезмерной и зацикленной работы. Нужно было отдохнуть, отвлечься и потом вернуться к написанию речи с новыми силами. Но Бахрушина было так просто не провести. Дверь появилась прямо на его глазах словно из ниоткуда. Такого он ещё не видел. Снедающее душу любопытство не собиралось сдаваться и требовало срочно узнать, как и почему дверь решила сначала исчезнуть, а потом появиться вновь. Бахрушин даже приоткрыл её, чтобы посмотреть, что внутри кладовки. Там оказалась куча ненужного хлама, покрытого пылью и паутиной. Вроде бы всё, как обычно. И лишь после того, как Бахрушин закрыл дверь, он почувствовал под своими пальцами сильную вибрацию. Он не знал и не мог знать, что в этот самый момент бережно повешенная Чижевским ёлочная игрушка тоже начала испускать сильные вибрации. Ослепительные лучики снова проступили через дверь, только теперь не стали собираться в маленькие группки, а решительно направились прямо к Бахрушину. Не успев отпрянуть в сторону, он тут же был ими атакован. Всё вокруг окрасилось в кипенно-белый цвет, настолько ярким, что Бахрушин зажмурился, однако ручку отпускать не стал до тех пор, пока она сама не растворилась под его пальцами. В лицо ударил сильный порыв ветра. Тишина вокруг начала постепенно наполняться звуками, увеличивая их громкость с каждой секундой. Бахрушин стоял, закрыв глаза, гадая, что стало с башней. И что стало с ним самим – это ему тоже было интересно. Где-то рядом вспорхнули воробьи, спорящие о чём-то своём. Мимо прокашлялся мотор самоходной коляски - немаги называли их автомобилями или просто машинами. Играла музыка, странная и незнакомая Бахрушину. Затем появились голоса – звонкие, детские, затем к ним присоединился грубый и уставший взрослый. Но совсем близко был ещё один голос. Тихий, на грани слёз от потери чего-то важного. Казалось, что его обладатель должен вот-вот разрыдаться, но силой воли сдерживает себя, и лишь трясутся губы, выдавая сильное волнение. Именно он заставил Бахрушина открыть глаза и увидеть перед собой ребёнка, что-то сжимающего в рукавицах. Мальчик, лет шести, в зимней одежде, из-под шапки кудряшками выбиваются тёмные мокрые волосы. Лицо тонкое, узкое, практически белое, как у фарфоровой куклы, только слёзы текут по щекам. В рукавицах блестят застрявшие в шерсти осколки разбитой ёлочной игрушки. И Бахрушину сразу стало понятно, почему так огорчён мальчишка. «Как странно, это же первый курс бытовой магии, его даже дети зна…» Тут Бахрушин одёрнул сам себя. Если он оказался в мире немагов, то для этого ребёнка разбитая игрушка действительно потеря. Такие мелкие осколки на вещество, которое они называют клеем, не соберёшь. Требовалась помощь, настоящая, магическая. Бахрушин дёрнулся в сторону, в поисках спасительной двери, которая могла бы его вернуть обратно в башню. К тёмной, сырой библиотеке. К перу с незаконченной речью… Он даже решительно подошёл к одной из дверей, надеясь увидеть за ней каменные ступени. Но внутри оказался длинный коридор с деревянным полом, ничуточку не похожий на коридор Ведомства. Следующая дверь оказалась и вовсе заперта. За последующими вход в Ведомство тоже обнаружен не был. Бахрушин с опаской вернулся к мальчику, который не собирался никуда исчезать, а просто стоял и тихо оплакивал разбитую игрушку. Ему вдруг показалось, что проблема решится именно в тот момент, когда он её починит. Неспроста же дверь вывела его прямо сюда. Но явить магию перед немагом – значит нарушить главный запрет. Хороший же он начальник Стражи… В голове так и запестрели скандальные заголовки газет. Но как выбраться отсюда? Его появление здесь и так может вызвать множество вопросов. А если в Ведомстве его хватятся? Чёрт, ситуация и впрямь была не из лучших. Но попытаться всё же стоило. — Эй, ну что ты, что ты плачешь, дай посмотрю… Бахрушин присел на корточки и позволил мальчишке рассмотреть своё лицо. Тот поднял на него свои большие внимательные карие глаза, на уголках которых ещё блестели слёзы, и быстро сказал: — Мамина игрушка, жалко. Странно, лицо мальчика отдалённо показалось Бахрушину знакомым. Но спросить имя пока не решился. Для начала нужно узнать, что с игрушкой. Медленно и аккуратно стащив рукавицы, Бахрушин посмотрел на осколки. Да, он был прав, когда впервые их увидел – восстановить её без помощи магии невозможно. Бахрушин почувствовал, как палочка упёрлась ему в бок, словно просилась наружу. Нет, ещё рано, нужно попытаться починить её максимально незаметно. Может, тогда всё обойдётся. — Кажется… нет, я уверен, у меня получится её починить... Карие глаза взглянули недоверчиво. Слёзы и вовсе просохли. — Подожди здесь, я сейчас домой схожу, там у меня есть клей особенный. «Ты ещё скажи волшебный» Бахрушин вернулся в коридор, бережно сжимая в руках рукавицы с осколками стекла. Палочка буквально влетела в руку. Пара взмахов вкупе с мысленно произнесённым заклинанием — и на глазах Бахрушина осколки начали соединяться обратно в ёлочную игрушку. Чем быстрее она приобретала свои, казалось бы, утерянные навсегда очертания, тем Бахрушин отчётливее и с нескрываемым ужасом понимал, что дело здесь куда сложнее, чем он думал. Игрушка была из мира магов. Как она оказалась здесь? Почему? Откуда? Нет, для обычного человека она ничем не выделялась. Стеклянный шар с причудливыми узорами — таких в мире миллионы. Но в мире магов эти узоры рассказывали всю историю рода – от начала времён до самого последнего волшебника, которому шар принадлежал. Особенно, если произнести правильно заклинание, а составлялось оно не одним поколением семейства. Бахрушин держал ёлочную игрушку двумя пальцами, словно драгоценность. Мальчик сказал, что этот шар его мамы – значит ли это, что она маг? Да, вполне. — Держи, и больше никогда не выноси её на улицу. Крепко, но бережно прижав к себе игрушку, боясь опять расколоть, мальчишка рассматривал её, пытаясь найти следы клея или трещин. — А как…? — Я же сказал, что клей особенный. Считай, что это новогоднее чудо. Слово «новогоднее» сорвалось случайно, по привычке, Бахрушин даже пока не понял - в том же ли он времени очутился. Да, на улице стояла зима, но по серым, скучным домам было невозможно понять – впереди ли ещё праздники или уже прошли. — Спасибо! — в голосе и в глазах мальчика читалось нескрываемое восхищение. Бахрушин позволил себе улыбнуться. Но дверь не появлялась, а это значило, что дела здесь незакончены. — А где твои родители? — спросил Бахрушин, и заметил, как радость мальчика заметно потускнела. — Погибли. Я здесь с июня живу, у тётки, — он едва шмыгнул носом. Бахрушин вытянулся. Лицо мальчика, гибель родителей, шар, принадлежащий к миру магии… — Погоди, а твоя фамилия часом не Чижевский? Ты Саша, Саша Чижевский?! Яркая вспышка, отбросившая Бахрушина куда-то в глубину, оставила вопрос без ответа. Но ответ и не понадобился. Бахрушин и так всё прекрасно понял.

***

Чижевский смотрел на шар, которого трясло как в лихорадке. Он не пытался даже прикоснуться к игрушке, боясь, что она рассыплется на мелкие осколки, как это произошло много, катастрофически много лет назад. В самый страшный и самый тяжёлый для него год. Ему пришлось жить в новом мире. Где не летали сахарницы и чашки, где шнурки приходилось завязывать своими руками, где было множество запретов, которых не было раньше. Он жил в коммунальной квартире вместе со своими двоюродными братьями и сёстрами, и учился понимать этот мир. Мир без сказок и волшебства. Первоначально возненавидевший его, Чижевский смог найти в нём свою сказку, полюбить его. Со всеми изъянами и недостатками, с болью и скорбью. Просто потому, что он приютил Чижевского. Бахрушина он узнал сразу, когда впервые его увидел. Но тот смотрел на Чижевского, не узнавая. Сначала считал, что всё из-за времени – прошло без малого двадцать лет. Но теперь, видя перед собой дрожащую игрушку, норовившую спрыгнуть с ветки, Чижевский понял, что дело в магии. Очень сильной. То была магия времени. — Кажется, господин Бахрушин, сегодня нам придётся познакомиться заново… На этих словах шар замер и безвольно повис на ветке. Советники вздохнули с облегчением, когда наконец-то пришёл ответ от Бахрушина. Больше тот не прятался в библиотеке, а вернулся в свой кабинет, где спокойно дописал свою речь. На фоне случившегося, проблема оказалась абсолютно ничтожна. Можно было выдохнуть и вернуться к подготовке, чтобы раздать подчинённым ценные указания, заглянуть на кухню, поблагодарить Ядвигу Германовну за помощь, отвлечься от мыслей насчёт двери в мир немагов, приведшей его к событиям, произошедшим двадцать лет тому назад. Чтобы на самом собрании замереть на полуслове, увидев среди сотен шаров тот самый. И поймать насмешливый взгляд Чижевского. И всё же… что же это было? Новогоднее чудо, парадокс времени или капризы судьбы? Ответ до сих пор прячется в ярких лучиках двери в кладовую. И, кто знает, когда она захочет пропасть снова и появиться в подходящий по её мнению момент.