Черное и белое

      Луффи необычный какой-то, едкий и очень добрый. Ло его не понимает примерно на половину — и на столько же Трафальгара не хватает, будто он и человек-то не до конца: то ли мультяшная копия, непрорисованная и шаблонная до ужаса, то ли этот парень — за гранью.       Луффи в толпе людей, где он теряется постоянно из-за бликов и света, Ло находит очень быстро и смотрит, тащит, ведёт, въедается в кожу возле запястья маркером перманентным, и след от него — почему-то чернеющий ночным небом, но только для Трафальгара, ни для кого больше — накладывается на сотни предыдущих. У Луффи худые плечи распрямлены, и кеды старые, покрывшиеся слоем дорожной пыли и песчаных точек, мнут жухлую траву, оставляя четкую грань.       — Тебе нужно что-то от меня? — говорит Ло суховато: внутри страх какой-то перед этим парнем бьётся, ударяя хлыстом по языку.       Молчание в ответ давит, кажется, не только на мозг, но и на глаза: затылок чужой, с шляпой на нём накинутой, застывает в них; Трафальгар так много раз видел этот затылок, что и сам не верит. Он просто океан непроглядный, но прозрачный одновременно. Луффи взгляд поднимает — Ло колется о него. Злоба сначала в крови кипит из-за отсутствия ответа, а потом успокаивается, и он уже сам идёт вперёд, камушки под ногами пиная старательно, чтобы не отвлекаться на человека впереди. На нём концентрироваться нельзя: он улыбается сахарно, красиво растягивая обласканные ветрами губы — а у Ло на зубах песок скрипит почему-то; он вперёд идёт, голову уперев в небо мечтательно — а Ло видит старое отчаянье, смешанное с новым, зашитое тысячу раз стежками неровными по сердцу.       Луффи ведёт его на остановку заброшенную, с железным забором острым и острым воздухом, колющим лёгкие, но Ло царапается только о острейший взгляд чужой. Здесь люди не ходят совсем — даже детишки не скачут по обломкам зданий и разбитым этажам с кусочками стёкол; собачка непородистая хвостом виляет только, еду выпрашивая жалостливыми пуговичными блестяшками на месте глаз и лапки грязнющие на колени к Луффи ставя. Он дворняжку жалеет, улыбающуюся уже мордочку гладит шершавыми руками с царапинами и кормит тем, что в портфеле завалялось, восхищенно вздыхая при этом. На Ло собачонка не смотрит даже: не видит в нём того, кто пожалеть сможет.       Свет на листья зелёные падает, обнажая каждую жилку, и пожеванные насекомыми края видны очень хорошо. На Луффи свет не падает совсем, будто светоотталкивающая пропитка на нём в тридцать слоёв висит, и он белый, а Ло в этот момент не хватает совершенно. Уходит что-то важное, уходит тихо, с тем же звуком мнущейся травы и ломающихся крепких стеблей. А Ло — лишь копия мультяшная, может только смотреть и выдавать три эмоции самых простых. А Луффи — вырванный из мира реального и зачем-то ошивающийся рядом. Добрый и совершенно простой, но недостижимый.       Таких людей Ло не поймёт никогда, наверное. Поэтому только на след на запястье невидимый смотрит, молча стирая порошок от побелки с рукава чёрной рубашки. У Луффи штаны грязные на коленях из-за собачки, и голос неожиданно серьёзно звучит в тишине.       — Хэй, не пытайся причины искать. Я просто хочу побыть с тобой.       Просто Луффи действительно такой — ловкий, как кошка, и ловящий его за руку на каждой улочке между серых стен; и дышит он легко, дышит высокими мечтами, потерями, ранами на руках, будто фильтр вшит в лёгкие или в сердце, и нитка ещё перетянута слишком из-за неопытности и кожу вокруг сжимает, делая её похожей на кружевные края, из-за давки. Парень-то сам всё и сделал: и сердце своё потратил на людей; и ранки на руках зелёнкой обычной замазал, а они тухнут, горят под солнцем, болью сдираются и потом пульсируют снова, а он впитывает их, пропускает через фильтры, всё ему нормально — чисто. Дышится легко.       Асфальт в трещинке каждой маленькой сияет, как будто свет пробивается из-под земли, и раскаляется на солнце. Луффи — солнце, но для Ло — чёрный маркер по коже и по глазам, прямо в зрачках. Трафальгар веки прикрывает, прячась от цветов наружных — а линия чернеет прямо в темноте внутренней, и ярко выделяется всё равно. Должна слиться. Должна не рябить сотней салютов. Должна не быть вообще.       Луффи просто рядом хочет побыть. У Ло злоба остывшая, а жалости нет совершенно. Только страх немного.       Кеды у Луффи старые и пыльные, но всё ещё белые. Возле зрачков — тоже бело. Зелёнка на руках — выцвевшая белым. Океан прозрачный — белый. А Ло — копия мультяшная. У него всё слишком яркое, а под этой реальностью — слишком чёрное.       У Ло побелка на рукаве только правильная; у Луффи — грязь на штанах.       Смешивать нельзя: серости даже в помине ни у кого нет.