Притворись моим парнем

— И что нам делать? — выдержав долгую паузу, нервно покручивая телефон в слегка вспотевших ладонях, спросил Онешко. — Не знаю, наверное мы должны… — Тушенцов, кажется хотел что-то предложить, но его перебила громкая трель домофона. — Так ладно, импровизируем, — Юлий слегка пригладил свои волосы и одёрнул мятую рубашку, пытаясь хоть немного привести себя в порядок, а потом быстро подлетел к двери, не желая заставлять гостя ждать. Тушенцов судорожно скомкал в руках радужный флаг, придумывая, что с ним делать. Но не успел, сообразить ничего кроме как накинуть его на себя. С фантазией у парня было плохо, но и так сойдёт. Руслан просто попытался натянуть на себя улыбку, пряча бессмысленное волнение, и уже был готов радостно поприветствовать Настю, но вдруг резко потерял дар речи, когда увидел, что на пороге стоит не одна, как предполагалось, а целых две девушки. Ну конечно целых, не половинчатых же. Первая сразу же крепко обняла Юлика, словно пытаясь задушить, тоже слегка оторопевшего, парня, и помахала рукой Тушенцову, широко улыбнувшись и слегка тряхнув своими длинными розовыми волосами. Вторая же робко стояла на проходе, беспокойно покручивая тонкими пальцами свои белоснежные волосы, и скромно улыбаясь парням в знак приветствия. Руслан кинул быстрый взгляд на друга и встретился с такими же удивлёнными глазами. И Тушенцов понял, что парень тоже узнал ту самую девушку, которая несколько месяцев назад, можно сказать свела их вместе. Даша. Та пьяная блондинка из бара. Руслан хотел было что-то сказать, но Юлик резко сжал его руку, призывая к молчанию, и тихо прошептал на ухо: «Она нас не помнит». — Ребят, знакомьтесь, это Даша, — Шпагина слегка подтолкнула девушку вперёд. — Кхм, — Руслан прокашлялся, и хотел высказаться, по поводу того, что никакую Дашу в гости они не ждали, но Онешко снова его перебил. — Юлий, — парень резко и внезапно подскочил к блондинке и пожал ей руку, чего она видимо не ожидала, так как немного отшатнулась назад от удивления, — Для друзей просто Юлик. Для врагов Гай Юлий Цезарь. — Руслан, — темноволосый был более сдержан и лишь слегка кивнул головой, не вынимая руки из карманов оверсайз толстовки, — Просто Руслан. Казалось бы, обычное приветствие, но оно так много говорило о парнях. О том насколько они были не похожи. Тушенцов был типичным интровертом. Круглые сутки торчал дома, предпочитал просмотр сериалов встрече с друзьями, которых у парня было на удивление много. Хотя друзьями их было назвать сложно. Скорее просто очень хорошие знакомые, которые рассказывали кареглазому о своих проблемах, иногда приходили в гости, притаскивая ящик с алкоголем, и которые постоянно звали Руслана куда-то, но получали привычный отказ. Настя пыталась исправить парня. Злилась, когда темноволосый не поддерживал её идеи с походом в кино, парк или ресторан. Срывала со стен мрачные плакаты и прятала черепа. Покупала яркие вещии выбрасывала бесчисленное количество чёрных футболок. Цокала, когда Руслан рассказывал ей о том, что хочет набить новое тату. Она пыталась изменить его, и Тушенцова это очень бесило, из-за этого они часто ругались и ссорились. Парень искренне не понимал упорных порывов Насти, которая настойчиво пыталась изменить угрюмого, вечно задумчивого парня. Но разве не в такого она влюбилась? В мрачного восемнадцатилетнего парня, который плевал с высокой колокольни на мнение родителей, учителей и даже друзей. В заносчивого девятнадцатилетнего, который тушил свои сигареты об плотный переплёт бесполезного аттестата. В двадцатилетнего, который прогуливал пары, а на завтрак, обед и ужин пил энергетики. В двадцатиоднолетнего, который выслушивал все крики девушки, который послушно надевал на себя белые толстовки, снимал плакаты со стен, и иногда даже поливал цветы, сам не понимая для чего он всё это делает. Для кого? Он такой, какой есть, абсолютно нормальный слегка замкнутый в себе парень, которому не требовалась помощь. Но Настя, видимо, этого не понимала. Внутренний мир Руслана интересовал намного больше, чем окружающий, потому что люди вокруг не понимали его и иногда жутко раздражали. Наедине с собой ему было гораздо интереснее, чем в компании такого глупого вида живых существ как «человек разумный». И отчего он так назван? Бессмыслица какая-то. Но если Тушенцов любил заниматься самокопанием и был часто погружён в свои мысли, то Юлий постоянно бежал от них. Бежал со всех ног от самого себя, ни на секунду не останавливаясь, боясь остаться в тишине, боясь заглянуть вглубь себя, боясь своих мыслей и переживаний. Всю свою сознательную жизнь он бежал от реальности. Бежал от хулиганов по людным коридорам школы, прячась в кладовой. Сбегал из родительского дома, не задумываясь выпрыгивая из окна на втором этаже на выжженный, вытоптанный газон. Бежал по серому тротуару из маленькой однокомнатной квартиры, трясясь от холода позднего июньского вечера, который проникал под тонкую ткань футболки, шипя от соприкосновения с горящим разбитым сердцем. Бежал непонятно куда, просто вперёд, главное не оборачиваться, главное подальше. Бежал, захлёбываясь слезами, устав вытирать опухшее лицо от горькой соленой крови разбившихся мечт и надежд. Он бежал всю свою жизнь, но в тот вечер остановился. Остановился где-то на окраине города, споткнувшись, запутавшись в ватных ногах и, разбив голые коленки о грязный асфальт, заливая его красной тягучей жидкостью. Он остановился, и его мысли накрыли его с головой, словно вороны налетели на мёртвую тушу, своими железными клювами выдалбливая дыру в голове, убивая, пожирая без остатка. Тем вечером всё изменилось. Юлик изменился. Все жизненные силы словно выкачали из него, осталось лишь бледное бесполезное тело. Он вернулся к родителям, потому что больше идти ему было не к кому. Вернулся в опустевшую комнату с голыми стенами, в которой осталась только старая скрипучая кровать. Он не выходил из этой пустой спальни месяц. Заперся в своих мыслях, никого не подпуская к себе, хотя никто и не старался подойти. Лишь мама иногда стучала в дверь, умоляя хоть чего-нибудь поесть, но Онешко не мог запихнуть в себя ни кусочка. Он истощал, побледнел. Он не выглядел болезненно. Он выглядел как труп. Он днями сидел, пялясь в потолок или в стенку, практически не спал. Не плакал, потому что всё выплакал ещё в тот вечер. Он не пытался покончить с собой, не резал вены. Возможно, потому что был слишком мягкотелым, слабым, чтобы дотронуться до острого предмета, или же наоборот пытался стойко бороться с диким желанием полоснуть холодным лезвием по нежной коже, избавив себя от мучений. На протяжении долгих мучительных часов его окружала звенящая тишина, которая лишь иногда нарушалась криками пьяного соседа. Так в возрасте 21 года Юлий Онешко умер. Умер для всех своих друзей, родных и близких. Он уже не был прежним. В конце концов, он вышел из своей серой цитадели уныния, бетонной тюрьмы, в которую он сам себя заточил, добровольно сдавшись своим демонам. И вроде как вернулся к нормальной жизни, но «жизнью» это назвать было сложно, скорее просто существование. Парню будто отключили все эмоции, его бледное лицо выражало абсолютное ничего. Из дома кареглазый выходил редко, на звонки друзей по-прежнему не отвечал. На вопросы матери по типу: «Всё хорошо? Может вызвать доктора?», он бросал лишь короткое «Всё хорошо», хотя сам кажется уже забыл значение этого слова. Это было худшее лето в его жизни. За окном переливались яркими цветами солнечные дни, отовсюду слышался смех и радостные крики. Но Юлий не мог разделить всё это буйство жизни. Но самое ужасное, что он не чувствовал ни боли, ни потери, ни ненависти. Единственное, что он чувствовал — режущая сердце не угасающая любовь, бьющаяся об стенку как птица, пытающаяся улететь на свободу, но Юлий не давал ей этого сделать, сам того не понимая, цепляясь за воспоминания, о человеке, который окрасил чёрно-белой краской цветущее лето, надеясь, что это спасёт его. Но это продолжало убивать его. В попытках сбежать от всего он уехал в Питер. Никому не сказав и не предупредив. Написав лишь одну смс своей маме, он разбил телефон, тем самым обрубив все нити, что связывали его с прежней жизнью. Он уехал спонтанно, взяв с собой лишь то, что было в карманах, вроде жвачки и пары тысяч рублей. Он снова бежал, пытался набрать темп, но от своего прошлого убежать он, увы, не мог. Но, кажется, мы отдалились от темы. Пока гости снимали с себя верхнюю одежду и о чём-то тихо переговаривались, парни стояли поодаль от них и почти неслышно спорили. — Иди переоденься, — Юлик слегка толкнул Руслана. — Что? Зачем? — Тушенцов удивленно повернулся к другу. — Ты в этой толстовке почти две недели уже ходишь, не снимая. — И что? — парень не видел никакой проблемы. — У нас в гостях две девушки. — И что? — Руслан начал раздражаться. — Просто иди переоденься, — возмутился парень упёртости друга. Руслан, нахмурившись, резко повернулся и быстрыми шагами направился к своей комнате, громко хлопнув дверью. — Ой, да ладно, ты что, действительно обиделся, — громко воскликнул рыжий, всплеснув руками, — Дамы, можете пока пройти на кухню, мы сейчас вернёмся. Кареглазый побежал к комнате друга и громко постучал. — Можно войти? — Нет, я голый, — раздалось из комнаты. — Класс, — парень вошёл в комнату. Тушенцов пристально смотрел на бармена, держа в руках свою толстовку. — Я же сказал не входить. — Ты реально обиделся? — парень вскинул брови, проигнорировав темноволосого. В ответ раздалось лишь угрюмое молчание, — Ну прости, я просто нервничаю. — Никогда не видел такого количества девушек? — усмехнулся темноволосый. — Ха-ха, как смешно, — саркастично усмехнулся Юлик и плюхнулся на диван. — На самом деле мне тоже как-то не по себе, — пожал плечами кареглазый и сел рядом с Онешко, так и не надев ничего на себя. — Теперь мы должны притворяться ещё и перед Дашей, — протёр лицо рыжеволосый, — А если она поймёт? А если придётся разыгрывать этот спектакль ещё перед кем-то? Я уже говорил, что всё это очень и очень странно, да? Я задаю слишком много вопросов? — парень устало вздохнул, наконец замолчав, давая слово тишине. — Как далеко всё это зайдёт? — Руслан наконец задал вопрос, который отчего-то крутился на языке, жаждя ответа. Тушенцов повернул голову и встретился с карими уставшими глазами напротив. Вот он настоящий, вечно жизнерадостный парень, с побитой душой и расколотым сердцем. Абсолютно беззащитный, прячущий свои раны под оболочкой бесконечного веселья, хотя радоваться ему уже давно нечему. Он искал в глазах Руслана поддержку и понимание, жадно впиваясь в него своими чёрными зрачками. И этот тёмный омут так тянул Тушенцова, он хотел увидеть всех его бесов. Хотел понять, что на самом деле творится внутри этого двадцатиоднолетнего парня с глазами усталого заебавшегося старика. Хотел понять, что сделало его таким. Хотел помочь. Хотел утопиться в этом океане горького кофе. А Юлий вдруг почувствовал спокойствие и умиротворение. То, чего не чувствовал уже очень давно. Его сердце вдруг замедлило свой бешеный беспрерывный стук. Парень больше не мог бежать, больше попросту не было сил. И кажется он уже и не хотел, не хотел сбегать от своих чувств. И, смотря в эти глубокие карие глаза, он ощущал какую-то надёжность и поддержку, он больше не один. Парень смотрит в океан крепкого чёрного чая напротив, и в его голове вдруг пролетает яркой вспышкой «Может, пора остановиться?». Умоляю, помоги убавить скорость Прошу, останови меня Я так больше не могу Останови меня... Юлий слегка приближается к Тушенцову, поддаваясь какому-то странному импульсу, чувствуя опаляющее дыхание парня и дрожь рассыпающуюся по всему телу. Руслан слегка приближается к Онешко в ответ, слегка прикрывая глаза, ощущая мурашки пробегающие по коже, убивая расстояние между ними. Убивая последнюю каплю здравого смысла. Как далеко всё это зайдёт? Гораздо дальше, чем нужно.