Как это было

      - Три дня, Торн? Почему же сразу не неделя? А ещё лучше, месяц? – мужчина стоял перед зеркалом и разговаривал сам с собой. – Нет, я, конечно, понимаю, что Медиане ты давал 2 недели на подготовку и это был ещё очень небольшой срок, со стороны даже жестокий. – он глубоко вздохнул, стараясь не устроить самому себе истерику. - Да, ты как никто другой знаешь, что ей достаточно будет только 1 раз прочитать текст, чтобы никогда его не забыть. И ты поступил разумно, это я тоже понимаю. Но теперь страдай в ожидании 3 дня. – его взгляд отражал всю внутреннюю злость, которая бурлила внутри и пыталась прорваться наружу.       В желании взбодриться, он надавал себе по щекам. Когти внутри бушевали, теперь они пытались вырваться даже тогда, когда он был в добром расположении духа. Позавчера, когда взволнованность зашкаливала, ему кое-как удалось сдержать посылы мигрени на двух женщин, находившихся рядом. Говорить про удержание их от безумств вообще не стоило, это было невероятно сложно.       Выйдя из ванной, он выпил настойку и принялся растирать свои руки и ноги уже привычным спиртом. Для надёжности теперь он проходился по конечностям два, а то и три раза. Благо, его количество теперь было не ограничено, и он мог хоть полностью помыться в нём.       Торн каждые несколько минут вспоминал волнение, которое вызвало у Офелии его появление, и снова затаил надежду глубоко в душе. Он пытался найти хоть какую-то мало-мальски реальную причину её появления здесь и обучения в «Дружной Семье» под чужим именем. Как бы он не старался, как бы ни пытался оправдать этот поступок, всё равно не мог найти ни одной причины, кроме самого себя.       Но как тут успокоишься, когда любимый человек находится так близко? В голове мелькали не самые лучшие мысли – завтра он сможет на несколько минут остаться с ней наедине и за закрытой дверью их никто не услышит. Торн мог сделать всё что угодно, пойти на поводу у своих чувств и против её воли. Ему даже не нужно было спрашивать разрешения – тут она не смогла бы воспротивиться, он был главным. Даже если у неё проснулись когти – она бы всё равно от него не отбилась. Сейчас он чувствовал себя одним из тех зверей, за которыми ухаживал на Тотеме. Они подчинялись только инстинктам, и ему хотелось сделать так же.       И всё же так поступать было нельзя. Хотя мужчина и невыносимо скучал по своей жене – он не хотел делать ничего против её воли. Торн ходил из стороны в сторону и призывал себя к рассудительности, вспоминая своё собственное решение ждать каких-то шагов именно от неё. Как минимум, нужно выяснить цель её путешествия. Может, она искала его, потому что ей нужна была помощь?       Номером два в обязательном списке дел было отчитать себя за глупость и слабость. За случившийся поцелуй. Да, он потерял надежду, был пьян и хотел почувствовать ласку от другого человека. Оправданий можно было найти сколько угодно, но ни одно из них сейчас не работало. И не будет работать, пока он не поговорит с Офелией. Он ненавидел себя за слабость, которой сам же и позволил освободиться и делать то, что пожелает. Многие люди совершают ошибки, подчиняясь своим внутренним демонам, и потом жалеют об этом всю оставшуюся жизнь. Эти вещи часто остаются с нами до самой смерти и терзают, доводя нас до отчаяния.       Мужчина лёг поперёк кровати и посмотрел на потолок. Под ним смялось покрывало и сразу расправилось. Заметив это движение материи, Торн хмыкнул, в очередной раз, смиряясь с собственными свойствами. Когда появлялось желание прибраться, ему приходилось действовать наперегонки со своими собственными вещами. Иногда он специально отодвигал некоторые предметы и старался вернуть их на места быстрее, чем они сделают это сами. Как бы он не противился – чаще новый навык его веселил. Анимизм перенял его педантичность и аккуратность. Порой ему казалось, что это свойство было ещё более аккуратно, чем он сам.       В голове всплывали образы сцены двухдневной давности. Он не мог не заметить огонь недовольства в глазах Леди Септимы. То, как она говорила с Офелией и смотрела на неё – взбесило его моментально. Исходя из их сложившихся отношений – у него не получится часто бывать наедине с Офелией. Более того, он был абсолютно уверен, что Септима будет следить за каждой их встречей, а завтра будет засекать время.       Он застегивал рубашку, снова стоя перед зеркалом в ванной комнате. Оно состояло из 3 отдельных узких частей, которые находились на 2 см расстоянии друг от друга. Через эти полоски никто не смог бы пройти, на что и был расчёт. Во время своих скитаний он экспериментировал, пытаясь пройти через разные виды и размеры зеркал, чтобы найти идеальный безопасный вариант.       Внезапная мысль озарила его сознание, и он неосознанно рванул за ворот уже застёгнутой рубашки. Мелкие пуговицы градом разлетелись по кафелю, пока руки машинально пытались поймать хоть одну. Сжимая в руке небольшую круглую пуговицу, Торн закусил губу и облокотился о раковину. Его озарение было простым – а вдруг Офелия пыталась найти его, чтобы получить развод? Чтобы она могла со спокойной душой выйти замуж за другого человека? Может быть, она даже уже нашла этого человека, и он обитает где-то тут поблизости? Трясущейся рукой мужчина включил холодную воду, набрал её в ладони и окунул лицо. Ему хотелось захлебнуться, лишь бы не чувствовать всех этих душевных терзаний вновь.       За последние годы он снова успел привыкнуть к одиночеству и своей роли властного человека. Того, кого все боятся и за спиной осуждают за чёрствость. Он знал, что курсанты называют его роботом и считал, что эта была самая обоснованная кличка из всех, что у него были. К требованиям робота все относились уважительно через не хочу и боялись его прогневать. Он чувствовал свою власть, от которой ему самому было тошно. Светлейший Лорд, прячущийся в огромном шаре под потолком, раздающий жесткие задания, которые очень сложно выполнить. Сердце каменело, вспоминая правила, которым следовало на Полюсе.       Его полностью устраивало снова быть таким человеком, который ест отвратительную еду небольшими порциями, редко бывает на солнце и которого все ненавидят и боятся одновременно. У него даже было подобие Беренильды рядом – Леди Септима, с которой всё ушло немного не в то русло и испортилось.       Торн снял порванную рубашку и взлохматил волосы. Во рту появился привкус свежего мяса, запечённого в углях вместе с картошкой. Нос почуял фантомный запах свежего воздуха, костра и летнего вечера. Воспоминания о своей жизни простого рабочего всегда его успокаивали. Он старался дышать полной грудью и думать о приятном.       «А ведь если бы она встретила меня во время пребывания на Тотеме, то могла бы легко влюбиться в меня. Мы были бы там счастливы.» - внезапно появившаяся мысль в голове снова его расстроила. Он жалел о бутылке виски, которую вылил почти 2 месяца назад, сейчас она пришлась бы как никогда кстати.       Крепко сжимая зубы, чтобы больше не кричать, мужчина пошёл за новой рубашкой, ведь до рабочего времени оставалось всего 15 минут. Он 5 раз прошёлся спиртом по рукам, обрабатывая даже плечи. Одевшись, он пошёл в зал ордоннатора.       День тянулся бесконечно долго, впрочем, как и предыдущие 2. Он пытался завалить себя работой, бездельничать, самостоятельно выполнять поручения для своих студентов, придумывать новые правила, но всё было бесполезно. В голове он рисовал всевозможные варианты их встречи 1 на 1 спустя столько времени и устраивал голосование с самим собой за наиболее вероятный исход. За последние три дня он так себя вымотал, что уснул прямо в одежде на идеально заправленной кровати.       Впервые за 2 года напряжённой работы он проспал. Проспал довольно серьёзно, задержавшись на 3 часа. Скорее всего, он спал бы и дальше, если бы его не разбудил язвительный комментарий:       - Вам уже давно пора взяться за работу. – почти прокричала Леди Септима.       Она вполне имела право так говорить с ним, ведь он требовал от неё и студентов практически невозможных результатов в максимально короткие сроки, тогда как сам спал сном младенца в своей комнате. Он открыл глаза и сразу почувствовал очень сильное напряжение в них. Голова загудела и налилась свинцом. Подняться с кровати казалось настоящим подвигом.       - Вы снова напились? Может быть, вас облить ледяной водой? – в голосе звучала холодная ярость.       - Нет, я не пил и встану сам. Можете идти, я скоро приступлю к работе. – его голос звучал очень глухо.       - Вы дали слишком короткие сроки моей курсантке, а сами не выполняете своих обязательств. Вам не стыдно? – она смотрела на него с укором.       - Я дал столько времени, сколько ей нужно для подготовки. Это не обсуждается. Уходите. – с этими словами он рывком сел на кровати и отмахнулся от неё как от назойливой мухи.       Леди Септима поспешила покинуть его комнату. Место любви заняла ненависть, которая подпитывалась каждый день на протяжении уже почти двух месяцев. Торна такое положение дел вполне устраивало, ведь теперь все его мысли снова заняла совсем другая девушка.       Осознав, какой сегодня день, мужчина быстро подскочил с кровати и поспешил привести себя в порядок. Он метался по комнате, то снова собираясь написать ей письмо, то ища какой-нибудь предмет в подарок. Это мог быть, например, носовой платок или запонка. Это могла быть записка с надписью: «Я вас люблю», «Я скучал по вам» - и так далее и тому подобное, но он не имел права так поступать с ней снова. Если он откроется перед ней, когда ей это будет совсем не нужно – она снова попадёт в неловкое положение.       До самого вечера он следил за Секретариумом по камерам, выполняя свою работу. Практически каждую минуту он проверял – не идёт ли кто по коридорам в его поисках. Конечно, он знал, что до вечера никого ждать не стоит, но ведь могло произойти всё что угодно. В таком случае она могла легко появиться перед ним намного раньше.       Но она не появилась. Офелия возникла в коридорах Секретариума ровно в то время, когда и была назначена их встреча по расписанию. Он внимательно следил за передвижением девушки и за её растерянными движениями. Она явно не понимала, куда ей нужно идти. Сжалившись, он решил подсказать путь и сказал в акустическую трубу:       - Зал ордоннатора. Последняя галерея налево. – сказал и тут же пожалел о своём холодном тоне.       Увидев, что Офелия направляется в нужную сторону, он быстро вернулся на свой стул и принялся за работу. Некоторые его действия были бессмысленны и всего лишь создавали видимость занятости. Уши напряжённо вслушивались в тишину, ожидая звук долгожданных шагов. Поняв, что она вот-вот войдёт в помещение, Торн надел на голову наушники и нажал комбинацию клавиш, которая должна была запустить поиск нужной информации.       Он так старательно вслушивался в окружающую его тишину, что даже сквозь наушники услышал тихий стук. Продолжая изображать бурную деятельность, он собрался с силами, наладил дыхание и расслабил все напряжённые мышцы лица. Заметив, что лента с запрошенной информацией начала печататься, он приказал себе сделать вид, будто заметил её только при повороте абсолютно случайно.       Торн и сам не понимал, к чему был весь этот маскарад, но старательно играл свою роль. Он считал, что будет правильно в этот раз дать шанс ей задать тон их отношениям. Резким движением развернув своё тело в сторону ленты он нажал на кнопку микрофона и, стараясь не дать голосу задрожать, произнёс:       - Запрошенная информация содержится под номером восемь точка сто семьдесят четыре в фондах общественных работ. Приём.       Коротко вздохнув, он перевёл взгляд на неё и показал на дверь. Их не должны услышать, вне зависимости от того, что будет сказано. Во рту моментально пересохло, но он всё же смог произнести предупреждающую фразу:       - Курсантка – виртуоз явилась. Мне нужно дать ей инструкции. Как только с этим будет покончено, я возобновлю поиск библиографических данных. Конец связи.       Отключив всю аппаратуру и сняв наушники, Торн решился полностью повернуться к девушке. Он не смог сказать ни слова – просто рассматривал её, сравнивая с тем человеком, с которым ему пришлось попрощаться на Полюсе. Она очень сильно изменилась, и он стремился запомнить каждую новую деталь. Судьба постоянно разводит их порознь – ему нужны были свежие воспоминания для дальнейшей жизни. Сдерживаясь от внезапного желания облизнуть губы, Торн осматривал девушку с ног до головы.       Ему хотелось наброситься на неё, прижать к стене и почувствовать её всем телом. Желание зажать девушку и высказать всё, что было в его мыслях, оказалось слишком велико. С трудом справляясь с внутренними демонами, он решил пойти ва-банк и сразу всё узнать.       - Почему вы здесь, на Вавилоне? – Неосознанно он сказал это с прежними суровыми нотками Полюса в голосе.       Скорее всего, он стремился не оказаться непонятым. Ему абсолютно не хотелось повторять свои слова и вопросы, каждое слово стоило неимоверных усилий, чтобы не сорваться. Всё его тело горело огнём желания, жаром любви. В этот момент не совершить глупость было очень сложно. Точнее, было сложно, пока он не услышал ответ.       - Мне стало невмоготу жить у родителей.       Утром, когда Леди Септима грозила облить его ледяной водой, он даже и представить не мог, что это можно сделать словами. В один миг все его иллюзии разрушились, и вернулся холодный расчёт. Только сердце внезапно защемило, оставшись неудовлетворённым.       Беседа очень тяжело всё же смогла завязаться. Это были просто два совершенно разных и незнакомых человека. Звучали только дежурные реплики, соответствующие их нынешнему положению. Теперь ему хотелось только быстрее закончить этот разговор, дать все необходимые инструкции и попрощаться. Он смотрел на девушку и видел, что она пытается найти силы на какие-то слова, застрявшие в её горле. С опасением он ждал их, предполагая самый плохой исход из всех возможных. Одно дело осознать, что твой любимый человек тебе чужой, другое – услышать, что у него теперь появился свой собственный любимый. И это не ты.       Щёлк-щёлк!       Торн встрепенулся, услышав знакомый звук. Офелия достала из кармана его карманные часы, попутно что-то говоря, но он не услышал её слов. Всё его внимание было заострено на часах, которые были связью с его прошлой жизнью и теми эмоциями. С усилием встав и распрямившись, он забрал их из её рук. Они непрерывно открывались и закрывались, приветствуя своего хозяина. Он был им также рад, как и они сами. Внимательно осмотрев их, он заметил мелкие царапинки на корпусе, но в целом, они были в порядке. Прикосновения к ним вызывали ностальгию, как приятную, так и не очень. Они всегда выручали его во всех неловких ситуациях, привлекая к себе внимание.       Мужчина попытался завести разговор о Беренильде. По ней он тоже очень скучал и хотел бы встретиться. Хотел бы увидеть её дочь. Возможно, это мог бы быть второй человек, который бы не возненавидел его.       Во время их беседы он зажал часы в ладони, чтобы успокоить их. Его как никогда неуклюжее тело затекло, и он попытался невозмутимо сменить позу. Шарнир, поддерживающий его ногу, решил по-иному. Торн едва успел опереться на пульт, чтобы не упасть. Заметив движение со стороны Офелии, он сделал усилие, чтобы не закричать на неё.       - Я справлюсь сам! – сказал он как можно более жёстко, чтобы не вызывать жалости с её стороны.       Его недуг не должен был влиять на её отношение к нему, это было просто нечестно. Он принялся поправлять выскочивший шарнир, кожей ощущая, как Офелия рассматривает его вблизи, подойдя ближе. Это ему не понравилось. Почему её вообще волнует, как он выглядит? Что на самом деле она здесь делает?       Он выпрямился и разрешил ей задавать ему вопросы. Во избежание неловкого молчания, Торн даже сам начал рассказывать, предугадывая её интересы. Эта ветвь разговора нервировала его намного сильнее, чем самое начало их встречи. Делиться откровениями с человеком, который вызывал тупую боль в груди, совершенно не хотелось. Но он обещал ответить на любые вопросы и держал своё слово.       В попытке сосредоточиться на чём-то другом, Торн как раньше посмотрел на свои часы. К сожалению, они не показывали время, только упрямо показывали на него. Ему пришлось искать объект наблюдения в настенных часах. Такие уловки помогали ему не говорить лишнего и не показывать ненужных эмоций.       Разговор разгорячил его. Теперь ему хотелось нарушить собственные обещания и исполнить свои желания вопреки воле девушки. Мужчину ограничивало только время – Леди Септима так же как и он сейчас, следит за часами и ждёт своего курсанта. Занимая свои руки, он попытался привести в порядок провода на столе. Благодаря этому он избегал прямого контакта с Офелией, что спасало его от необходимости смотреть ей прямо в глаза и скрывать свои эмоции. Для того чтобы делать лишь голос бодрее, чем он есть, не требовалось многих усилий.       - Вообще-то, я собиралась покинуть «Дружную Семью».       Торн как медленно развернулся на своём табурете глубоко дыша. «Вот оно, сейчас она скажет, зачем приехала.» - пронеслось в его голове. В его глазах читался такой холод, с которым не сравнятся все существующие айсберги. «Она не может вот так вот снова появиться в моей жизни, всё нарушить и уехать!» - крутились отчаянные мысли.       Всё оказалось намного проще, как ей, судя по всему, казалось. Девушка хотела стать тайным агентом, не связанным с учёбой. Она будто не понимала, какой идеальной была нынешняя ситуация. Они будут работать бок о бок, без посторонних лиц. Никто не узнает их истинных мотивов, никто не будет вмешиваться в их дела. Если она станет виртуозом – всё станет ещё проще. В таком случае не будет постоянного наблюдения Леди Септимы, будут только они вдвоём. Он может ей доверять, и в этом деле это было главным. С душевными терзаниями он как-нибудь ещё мог справиться.       Торн показал девушке на листы с записями и отвернулся к столу, стремясь закончить разговор и попрощаться. На сегодня страданий ему было более чем достаточно. Учитывая, что их ожидают ежедневные небольшие встречи.       - Это всё? – раздался удивлённый шёпот. – Вы больше ничего не хотите мне сказать? – у девушки было неожиданно удивлённое лицо.       Чего она ждала от него? Для него это осталось загадкой. Напоследок он решил дать ей ещё пару предостережений. Торн сидел, судорожно сжимая дужку наушников.       - А вы? – решился спросить он, усмиряя бешеный ритм сердца. – Вы больше ничего не хотите мне сказать?       Он готов был прокричать эти слова. Ему хотелось трясти её за плечи, взывая к откровенности. Но ответом послужила лишь тишина. На плечи будто навалился знакомый мешок с кормом для особо крупных животных. Сдерживая дрожь в своём теле, мужчина надел наушники и закончил их разговор фразой:       - Заприте за собой дверь.       Голос его отдавал сталью. Правда, она была напускной. На самом деле его связки хотели издать совсем другую интонацию, полную боли и обиды. Сердце перестало биться совсем, воздуха перестало хватать. Знакомые эмоции. Ему уже приходилось испытывать их, когда она отстранялась от него на Полюсе. Только сейчас все эти чувства увеличились минимум вдвое.       Услышав, как за спиной закрылась дверь, Торн рухнул на столешницу и, закусив губу, закрыл глаза. Ему было очень больно как внутри, так и снаружи. Внутренние чувства повлияли на его ногу, которая теперь не щадила его и кричала о том, как она несчастна в своём вечном переломе. Руки тянулись смахнуть всё со стола, но это было недопустимо. В горле комом стоял не вырвавшийся наружу крик. Слёзы обжигали глаза, но не решались вылиться наружу.       Теперь ему предстояло держать маску каждый день при сдачах отчёта. Каждый раз он будет смотреть на человека, которого любит больше всего на свете и молчать о своих чувствах. Он должен будет комментировать её работы, и заставлять исправлять ожидаемые ошибки. Она может невзлюбить его ещё сильнее за это поведение, но он должен быть максимально отстранённым от того, что его связывало с ней.