Последние мгновения

... Протяжный гудок парохода заставил вздрогнуть их обоих, потому что он означал то, что всё-таки наступило то мгновение, которого они оба боялись, наступление которого они оттягивали, как могли. И теперь, стоя возле трапа, они словно пытались взять из этих последних секунд всё, что возможно. В его голове была какая-то замедленная пустота, он протянул руку и ощутил мягкую прядь каштановых волос между сухих пальцев. В ее глазах появились слезы. Ей почему-то сейчас пришла в голову мысль о том, что в тех книжках в мягких обложках, которые любит читать ее сестра, устроившись на диване под любимым розовым пледом, там, в них, всё по-другому. Ну да, конечно по-другому, потому что в тех книжках написано про уверенных в себе, лощеных красавцев и их томных и дерзких возлюбленных, а про таких как они, никогда никаких книжек не пишут... И она улыбнулась от этой, показавшейся ей такой дурацкой в этот момент мысли. Он секунды на две взял ее непослушную прядь, и коснулся рукой ее щеки, и от этого прикосновения ей показалось, будто бы где-то глубоко внутри нее взрывались петарды и фейерверки. И оглушенная, она почти не слышала гудка, и не сразу осознала, что он уже не стоит рядом с нею, что он уже взбежал на трап. Добежав до середины трапа, он резко остановился, и побежал назад, одним движением он сорвал с шеи желто-серый шерстяной шарф, и накинул на нее. Опустив глаза и неловко пряча улыбку, он скороговоркой пробормотал: "нутынемёрзни", развернулся, и в несколько прыжков скрылся за дверью-люком парохода. Она стояла на причале, пока пароход не слился окончательно с размытой линией горизонта, где рваные тучи терялись в черных океанских волнах. Он сидел в каюте, прислонившись щекой к чемодану, и думал о том, что обязательно должен вернуться к Рождеству, даже если он не закончит к этому времени свою книгу. Пиккет вылез из нагрудного кармашка, и устроился на раме круглого окошка каюты, возле его щеки. "-Непременно, непременно приеду" - думал он, сжимая до побеления пальцы, и глядя через окно на удаляющиеся огни Нью-Йорка, огни которого отражались в темной воде. В этот момент он почему-то подумал о ее глазах. И от предательской слезинки, капнувшей на зеленый листок, Пиккет вздрогнул и пискнул. "Ну, будет" - сказал он, сажая лечурку обратно в кармашек, и вытирая обветренное веснушчатое лицо рукавом пальто. Она вся промокла от соленых брызг и сырого тумана, накрывшего в этот вечер Нью-Йорк. Но она почти не чувствовала этого, потому что жёлтые полоски шарфа сияли в сырых серых сумерках, как маленькие солнца.