***
Маринетт
Маринетт задумчиво грызет карандаш, не в силах остановиться, раз за разом поднося стержень к солёным, мягким губам. Глаза смотрят в потолок так, будто на нём написано, как решить все проблемы. Хорошо бы так. Ведь Дюпэн-Чэн нуждается в поддержке свыше как никогда раньше. Адриан, её дорогой одноклассник и друг, в последнее время ведет себя очень странно. Настолько странно, что, иной раз, девушка просто не может найти ему оправдание — тогда приходит Алья, постоянно сваливающая всё на «переходный возраст». Видно, это поведение распространяется и на некоторых Чёрных Котов, которые ведут себя не менее странно. На секунду девушка прикрывает тяжелые веки, вспоминая, какими резкими были движения Агреста в их последний разговор. Она по-прежнему винила себя. Но в том, что случилось, не было её вины. Однако это не отменяло того факта, что одноклассник упорно избегал общества Маринетт — он даже умудрился пересесть с первой парты, лишь бы не ощущать её пристальный взгляд на своём затылке — какой вздор! — ведь Мари уже давно не влюблена в него. А в зелёных глазах потух огонек: вместо этого он одаривает всех снисходительной улыбкой и надменностью своих чарующих, но холодных, будто глыба льда в антарктическом океане, омутов. Такие перемены оказались значимыми не столько для Дюпэн-Чэн, сколько для Хлои: если Мари переросла эту детскую влюбленность, то Буржуа, напротив, с устранением «соперницы» с новым, мощнейшим порывом принялась крутить бедрами и хлопать ресничками перед моделью. Адриан стал решительнее и жестче — это усекли все. Свершилось это событие тогда, когда класс взорвался вспышками фотокамер: во «Франсуа-Дюпон» прибыл он. Лука Куфен, брат Джулеки, вернулся спустя целого года тура по Европе — и, надо признать, путешествие проделано не зря — оно принесло музыканту и его группе всемирную славу. Следует заметить, что встреча с ним оказалась волнительной — в последний раз Дюпэн-Чэн испытывала к нему симпатию, но теперь, когда он вернулся обновленным и знаменитым гитаристом, симпатия превратилась в нечто большее, и она буквально лупила по вискам, желая прикоснуться к нему, услышать его бархатистый голос, согревающий сердце и ласкающий слух. Так оно и вышло — стоило Луке заметить ее и приветливо помахать рукой, как она почувствовала что сердце тонет до самого желудка. А когда он произнес ее имя, девушку накрыло трепетной волной цунами. Первая трезвая мысль, промелькнувшая в ее сознании, звучала так: «Во-схи-ти-тель-но!» Из красивых уст Куфена ее имя звучало восхитительно! Сломлена. Она, Маринетт, считала себя достаточно взрослой, чтобы перестать заикаться и смущаться перед тем, кто ей нравится. Оказалось, с выводами девушка поспешила. Дюпэн-Чэн не смогла устоять перед обаянием брата Джулеки — в ногах она почувствовала характерную слабость, а мир перед глазами завертелся. Лука — черт бы его побрал! — оказался до неприличия проницательным. В мгновение ока почуяв неловкое молчание, он запустил свои длинные, точно у пианиста пальцы в не менее длинную, шелковистую шевелюру и взъерошил волосы, которые, на удивление, улеглись ровными прядями. Дыхание сперло. И когда гитарист смущённо, почти застенчиво извинился и отошёл, то Мари смотрела ему в след, по десятому кругу прокручивая вопрос: «КАК можно быть таким лапочкой?» Из груди вырвался воодушевленный писк — однако вспомнив, что родители дома, Мари успела юркнуть под одеяло, и там продолжить мечтать о брате своей одноклассницы. Несмотря на навязчивые мечты о гитаристе, разумом она понимала, что вместе им не быть. Кто он, и кто она?.. Кажется, между их положением в обществе — бездна. Он умный, красивый, талантливый и известный во всем мире гитарист. Да не то что девчонки из ее коллежа, даже некоторые молоденькие учительницы не против застрять в лифте с Лукой на пару часов! Ну и, конечно, главный — самый весомый аргумент, из-за которого сердце Маринетт пропускало болезненные удары. Он взрослый. Он старше ее на целых пять лет! В его видении она лишь одноклассница его любимой сестренки, максимум — милая, скромная девочка, которая неплохо рисует. На этом, по идее, его мысли о ней пресекаются. Лука Куфен... такой недосягаемый. Несбыточное желание влюбленной дурочки! Ах!.. — Маринетт, — тихо окликнула квами над самым ушком — подопечная встрепенулась и посмотрела на Тикки растерянными, опухшими от слез глазами. Отчаянье захлестнуло ее смертельной волной цунами — рухнули мечты, пеплом по ветру развеялись надежды. — Почему ты плачешь? Что-то болит? — Да, — пожаловалась Дюпэн-Чэн, упав лицом в подушку, дабы приглушить всхлип. — Сердце. Тикки, ну почему я постоянно влюбляюсь в парней, для которых я — ничтожество? Лука ни за что не обратит на меня внимание, как на девушку! Я же просто глупая малолетка!.. Грустно, но это правда. Грудную клетку разрывало от рыданий — сердце отбивало бешеные ритмы, норовясь вырваться наружу. Как же глупо! Она даже не знала, когда успела заплакать — абсурд! — горькое послевкусие на кончике языка, когда в голове всплывает образ Луки, веселящегося с какими-нибудь моделями. Они ведь постоянно вьются подле него, Маринетт собственными глазами видела, в какие вульгарные наряды они облачаются, чтобы соблазнить его. Он, слава Создателю, не провожает их хищными взглядами, как Ким, но это, наверное, только из-за Джулеки — ей вряд ли будет приятно смотреть на то, как ее брат заигрывает со смазливыми шлюшками, не вызывающими доверие. — Сердце — это та часть тела, которую сложнее всего излечить, — покачав головой, тоном настоящего знатока в делах сердечных, прокомментировала чудесная божья коровка. — Но ты не расстраивайся, Маринетт, Лука хороший парень, ты можешь на него положиться. — Положиться — в чём? — Да так, — Тикки многозначительно хихикнула, но в следующую секунду меж ее «бровей» пролегла складка, и она сделала жест рукой, означающий то, что этот разговор окончен. — Спи давай. — Ха... хах... — от возмущения у девушки даже дыхание сперло — не в силах найти подходящих слов, она безжалостно прикусила нижнюю губу. — У меня тут сердце разрывается на части, а она мне спать велит! Ну и ладно!.. Напоследок показав язык, да с такой пылкостью, словно всерьез веря, что это как-то навредит квами, Дюпен-Чен только что побила мировой рекорд по вредности. — Ну что? — в голосе квами откровенная издёвка. — Полегчало? Ума прибавилось? — О, да-а, — в тон ей ответила Мари, укрывшись одеялом. В глазах — вызов. — Ты даже не представляешь, насколько. Даже если Тикки и хотела что-то ответить, то все равно не успела бы. Последующие действия подопечной ее обескуражили. Рывком вскочив с постели, Маринетт лихорадочно принялась заглядывать в ящики, осматривать полочки и, вообще, лезть куда можно и куда нельзя, очевидно ища что-то, да так настойчиво, словно от этого зависит ее жизнь. — Нашла! — торжественно провозгласила она, подняв над головой ароматизированные свечи. — Ну, наконец-то! — Зачем тебе свечи? — в недоумении «бровки» чудесной взметнулись вверх, а сама она сложила лапки на груди, безучастно наблюдая за тем, как Дюпэн-Чэн заботливо, будто это дети ее родные, ставила несколько свечек на стол. — Не какие-то там свечи, а ого-го! Ароматизированные! — без укора поправила Чен, увлеченно продолжая своё занятие. Черт знает где обнаружив спички, она зажгла несколько свечек и, аккуратно взяв их в руки — зашагала прямиком на балкон. Тикки, будто загипнотизированная, смотрела на то, как языки пламени поглощают свечу, кажется, даже, не моргая. Через пару секунд Маринетт пояснила цель своих манипуляций: — Понимаешь, Тикки, я тут решила — в этот волшебный вечер не хочу горевать о том, для кого я никто! Лучше проведу время на балконе, под чистым звездным небом; зажгу свечи принесу плед, чай и ноутбук, включу какую-нибудь сопливую мелодраму... ну, знаешь, романтическая атмосфера, все дела... — Тебе так этого хочется? — Очень!.. — уста Чен тронула искренняя, широкая улыбка. Квами поймала себя на том, что давненько не видела такого безудержного позитива на лице хозяйки, поэтому все, что она могла — это нехотя кивнуть, дав своё безмолвное согласие на сие сомнительное мероприятие. — Я принесу плед, — неожиданно вызвалась помочь Тикки. — Заняться все равно больше нечем. — Как знаешь. А я сгоняю за компом. Может, позвонить Алье? — В час ночи? — Ну, почему бы и нет?.. Быстро собрав все необходимое, «девчонки» удобно устроились на пледе, взяли удлинитель, чтобы подключить ноут и, вдыхая приятный аромат ароматизированных свеч, с удовольствием приступили к просмотру «Интим».* Никто из них и не подозревал, что ночка только начинается...***
Адриан
Страшно. Эти новые, необузданные инстинкты пугали. Вечерело. А Адриан все сидел в парке на скамейке, и вдыхал свежий воздух, промытый недавним дождем. В последнее время он чувствует себя странно. Не сказать, что плохо, просто... необычно. Когда он смотрит на шею какого-нибудь человека, преимущественно девушки, у него поперек горла встаёт ком — хочется прикоснуться к этой нежной плоти, впиться зубами до основания, чтобы выступили капли крови. Эти мысли вскружили ему голову — от обилия этих ужасных, но одновременно прекрасных эмоций он задыхался. И тогда, не смея противостоять своим фантазиям, он окунался в этот дьявольский омут с головой... Всецело поддавшись ощущениям, блаженно прикрывая тяжёлые веки. Он грезил о ЛедиБаг. Однако теперь он грезил о ней по-другому. Первый раз это произошло неделю назад. На одном из патрулей Миледи, видно, моча в голову ударила, и она решила распустить привычные хвостики. Создатель, это невероятно!.. Тогда ему в самом деле взбрело в голову, что она пыталась его соблазнить. Но пришлось разочароваться — Багибу просто дурачилась. Стоило ей сделать этот незначительный жест — ветер подхватил ее короткие, иссиня-черные волосы, заставляя их кружиться в своеобразном вальсе, обнажая тонкую девичью шею. Даже сейчас, вспоминая это, к его паху приливала кровь — в штанах становилось неожиданно тесно. Он облизнул пересохшие губы, поддаваясь навстречу этому мимолётному порыву страсти, накрывшего его смертельной волной цунами. Тогда в его мыслях вихрем пролетела запретная мысль. Его воображение — будь оно проклято! — подкинуло ему образ Леди, извивающийся под ним. Но не это самое страшное — слюна стала обильнее, а на кончике языка он почти физически ощущал солёный привкус крови... сердце пропустило удар. Крови Его Леди. Он далеко не единожды представлял ЛедиБаг под собой, но картинка, где он ощущает во рту металлический привкус ее крови — как же ему это нравилось! — впервые. Это пугало и заводило одновременно. Ему доставляло райское удовольствие представлять, как он пробует ее на вкус... во всех самых изощрённых смыслах этого слова. В висках безумная пульсация — он долго терпел, но сейчас это невыносимо! Все его существо изнывает от первобытного, дикого голода. Агрест изголодался по человеческой крови. Кулаки сжаты до побеления костяшек, зубы стиснуты крепко, до боли. Держать зверя в нем с каждой секундой все сложнее — он, рыча, просыпается, неумолимо набирая силу. Вот-вот сорвётся. Нельзя позволить этому случиться. Собрав остатки самообладания, парень сорвался со скамейки, и что есть мочи ринулся подальше от людей. Подворотню, в которую он забрел — ослепила зелёная вспышка света. Нуар в предвкушении поочередно облизнул свои длинные кошачьи коготки, представляя на них горячие капли крови. Зверь пробужден. И он чертовски голоден...