Навьи сказки. Зимняя.

      Давно это было. Когда еще деревьев было больше, чем людей, а навий народ не считали выдумкой. В ту пору зимы были снежные да студеные, что в лютый мороз и носа из избы в сени не высунешь, не то что на улицу. В одну из таких зим Вига сидела у себя в лесной обители, хлопоча над совсем плохим человеческим парнем, которого около двух лун назад порвали волколаки.       Молодец познал все «прелести» волколачьих зубов, да так, что берегиня собирала его буквально по лоскутам, а теперь он и вовсе грозился отдать своему богу душу. Высокий лоб покрывала испарина, а губы потрескались до крови. — Да что ж тебя, сокол, не вовремя так в жар-то кинуло? — убивалась навья, меняя повязку на груди человека, который тяжело и хрипло дышал. По ее расчетам, чары должны были уже подействовать, но, видать, раны так измотали бедолагу, что он еле-еле держался, чтобы не отправиться в Навь.       Женщина утерла лоб и устало плюхнулась в кресло, стоящее прямо подле постели, сама же она уже которую ночь, под недовольное бурчание Леля, ютилась на печи, а затем мучилась с ногой. Берегиня кинула взгляд на полку со снадобьями и подметила, что часть из нужных почти закончилась, а отлучиться до брата возможности нет, как вдруг… — Избушка-кукушка, услышь мою волю! Стань к лесу задом, к солнцу передом! — послышался зычный голос с улицы. Услышав заветную формулу, которая на человечьем звучала почти так же, как и на навьем, самоходная изба Ядвиги поднялась на кряжистые ноги и, переваливаясь с боку на бок, стала поворачиваться к безалаберному гостю. Вига, которую чудом не придавило столом, откинула с лица растрепанную копну серебряных волос, изрыгая отборные ругательства. Иван (так звали бедолагу, ставшего волколачьей закуской) спокойно лежал на прибитой к полу кровати, а вот остальное убранство избы представляло руины: все эликсиры и снадобья в пузырьках теперь устилали пол ковром мелких стеклянных осколков, верный посох закатился пес знает куда, благо хоть с обедом поленилась — куль с мороженным мясом теперь был вымазан сажей в дальнем углу печи. — Бабуся свет Ягуся! Выйди, пособи доброму молодцу?! — снова послышалось с улицы. Вига коротким мановением руки подманила посох и теперь полыхала праведным гневом на «доброго молодца», пытаясь выбраться из-под завалов. — Сейчас я тебе покажу «бабусю», лапоть ты березовый, — прошипела навья, пинком распахивая дверь в сени. Накинув на плечи соболиный плащ, берегиня с грохотом отворила дверь, от удара которой с крыши осыпались остатки снега. По среди поляны, обнесенной аккуратным плетнем, стоял молодец. Как любят говорить мамки-няньки «что ни в сказке сказать, ни пером описать»: высокий, статный, в теплой алой рубахе, которая по красноте спорила с щеками молодца, да в овечьем тулупе. На молодецком лице сияла улыбка от уха до уха, а из-под шапки выбивались русые кудри. — Откуда ж вы все лезете-то? — тихо взмолилась очередному «Ивану» Вига, — Ты на кой ляд мою избу повернул?!       Парень похлопал голубущими глазами и поскреб макушку под шапкой. — Так ведь это… В сказках так все делают! — нехорошие мысли насчет скудоумия гостя посетили берегиню почти моментально. — Ты еще поди в молоке кипящем искупайся, глядишь ума прибавится, — буркнула навья, запахиваясь в плащ, — Чего надо?! — Ты бабуся не серчай! — добродушно начал парень, делая шаг вперед, — Помощь мне твоя нужна! Девицу хочу в жены взять! — А я тут причем? — Вига прислушалась к происходящему в избе, но стон Ивана ей лишь послышался. Пришлый махнул рукой и улыбнулся еще шире.       «Как у него морда еще не треснула?» — подивилась навья. — С этим-то я управлюсь, только вот Карачуну ее на заклание отдали! — ну, благо хоть не Кощею, а то бедный Константин все никак от предыдущего хахаля своей ученицы не отойдет. — И? — Пособи, бабуся! — Вига горько вздохнула. Парень либо был непроходимо тугой, либо юродивый. Вариант, что он был слепым, отпадал — слепые до ее избы живыми не доходят. — Что хочешь взамен сделаю!       Навья заинтересованно прищурилась, глядя на лыбящегося парня. Иван был плох, ох, как нужны были снадобья, а оставить его одного — обречь на верную смерть. Прикинув, что хуже уже явно не будет, женщина махнула рукой. — Ладно, отмороженный, заходи, — взмах посоха, и руины снова обернулись уютной избой, даже огонь в печи вспыхнул, а в чугунок сами собой начали прыгать накрошенные ожившим ножом овощи. — Тебя, к слову, как звать? — Иван! — гаркнул детина. От неожиданности Вига вписалась лбом в косяк.       Еще один… — Ладно, Иван, — Вига потерла ушибленный лоб и скинула в кресло плащ, — помогу я тебе, но с условием одним. Клянись, что выполнишь. — Э-э-э… а чем клясться-то? — при ближайшем рассмотрении парень выглядел не таким уж и глупым, как казался. Во всяком случае, Вига на это надеялась. Наверное, за подобное отношение к себе надо сказать большое спасибо всяким нянькам-теткам, которые науськивали малышню с ранних лет верить, что надо вести себя с навьим народом как в старинных сказках.       Берегиня выудила из шкатулки свою трубку и стала набивать ее разнотравьем. — Да чем хочешь, мне все равно. — А… Ну, тогда просто клянусь, — кивнул парень, — так чего делать-то надо? — Да вон, за тезкой своим приглядеть, — навья кивнула сторону отгороженной полотнищем кровати, где в беспамятстве лежал первый Иван. — Плохой он совсем, а у меня снадобья все позакончились, тебе спасибо. Ему много не надо: воды давать пить почаще, повязки менять, да щами покормить, как подойдут. Можешь и сам поесть.       Пришлый Иван понятливо кивнул. — Его давеча волколаки порвали, так что, коли оборачиваться начнет — не обессудь, — Вига подавила смешок, видя, как вытягивается лицо парня. — А у тебя чего за беда? — Так это, — сразу нашелся гость, — невесту мою, Настеньку, на заклание Карачуну в лес отвезли. Знал бы куда, сам бы нашел, не стал бы тревожить.       Видать у людей лето голодное выдалось, раз старого задобрить решили, или хворь какая. О том берегиня и спросила. — Да не, просто ведьмой ее кличут… Вы только не подумайте чего, домиус* Яга, она ворожея! Людей лечит, скотину. Ее просто мачеха решила со свету сжить, вот и подбила народ! — Иван сразу бухнулся перед навьей на колени, как только увидел ее вспыхнувшие гневом глаза. — Помогите, молю! Она правда не ведьма. — Эта падаль, знаешь ли, так вокруг пальца обвести может, не всякий догадается. — У нее отец человек! Он в нашей деревне живет, его все знают. И матушку ее все знали, он тоже ворожея была, померла только давно уже.       Вига думала. С одной стороны, если Карачун убьет ведьму — так ей паскуде и надо, а с другой — девчонка и правда может быть просто хорошей травницей или потомком навьего рода. До Войны смешанные браки между навьями и людьми не были редкостью. Тут из-за занавеси застонал другой Иван. Надо бы поторопиться. — Ладно, уговорил, — берегиня поднялась со своего места, вытряхивая дотлевшую трубку в стоящий рядом горшок с травами. — Как хоть выглядит это твоя Настенька? — Да как все девки: коса до пояса русая, красивая, глаза как звездочки, губки алые… — А конкретнее? — перебила размечтавшегося парня берегиня, накидывая плащ на плечи. — Родинка у нее на правой щеке, чуть ниже глаза, — покраснел Иван.

***

      Нужные снадобья у Кощея были, да и нагрузил брат помимо прошеного еще запасными пучками трав да корений, отвязавшись, что мол, все равно испортятся, а ей нужнее. — Открыть портал? — Константин самолично застегивал ремни на заплечной сумке сестры, проверяя крепость ремней — поклажа вышла знатная. — Да так дойду! — отмахнулась берегиня, предвкушая прогулку по заснеженному лесу. Засиделась она с этим Иваном дома. — Может, коня снарядить? Или Хорса? Домчит, глазом моргнуть не успеешь, — порой излишняя забота о старшей сестре утомляла, но всегда без исключений была приятна. Это он дисципулов* своих гоняет почем зря, да перед гостями такой холодный и неприступный. Всю жизнь. А перед сестрой выкаблучиваться у Кощея само собой получалось крайне плохо. — Костя, — осадила чернокнижника берегиня. — Я дойду сама, тем паче, что в лесу дела еще имеются. — Как скажешь, сора*, — чернокнижник добродушно улыбнулся и обнял навью за плечи.       Лес был укутан искрящейся снежной шубой, которая задорно хрустела под ногами берегини. Леший бы оценил такую красоту, не будь так занят на пару с Морозом заботой о зверушках. Ближе к владениям Карачуна холод крепчал, а снежные красоты больше походили на чей-то ночной кошмар: огромные сосульки, в которые вмерзали деревья, заиндевевший валежник нависал над тропой, от чего казалось, что солнце не заглядывает в эту часть рощи. То там, то тут вспыхивали синие искры глаз волков-метелей, верных слуг ледяного чародея. — Эй, Кара! — крикнула Ядвига, когда поняла, что сама не найдет вход в обитель навя. — Выйди, потолковать надо!       В то же мгновение вокруг нее завьюжило и завыло. Снег взвился в самое небо, а ледяной ветер затрепал длинные волосы берегини. Вига недовольно поморщилась, а затем ударила посохом оземь. — Эй?! — возмутился мужской голос, когда голубые всполохи навьего огня разогнали метель. На тропинке теперь стоял худощавый бородатый мужчина в темно-синей шубе и косматым воротником из белой медвежьей шкуры. — Так не честно! — Нашел перед кем красоваться, — вздохнула Вига. Карачун или Кара Чур когда-то давно учился чарам вместе с ее братом, а потому знала его навья не понаслышке. — Здравствуй, Кара Чур. — Ядвига?! — навь всплеснул руками, — Сколько лет, сколько зим?! Рад, рад тебя видеть здесь… — Знаю, знаю, давай без церемонностей, — Вига осадила старого знакомца от витиеватого приветствия и сразу перешла к делу, — Мне тут напели, что тебе девку на заклание привели. — Мне?! Ха, Ядвига, душа моя, так брешут! Когда, скажи на милость, последний раз люди хоть кому-то приносили жертву? Уж тем более Карачуну. Его боятся, молча почитают, но не более. В праздник даже елки лентами украшают, но чтоб девку в лес, как раньше? Пф-ф… Я тебя умоляю! — Уверен? — уж не наврал ли тот паршивец, чтоб из дому ее выдворить, да добром навьим поживиться? — А то ж, — кивнул Чур, оглаживая короткую бороду рукой в перстнях. — Душа моя, ты у Мороза поспрошай, чай напутали, да к нему отвели.       Не солоно хлебавши, Вига попрощалась с давним знакомцем и отправилась южнее в рощу, где было светло и приветливо. Сумка неприятно оттягивала плечо, но берегиня упорно не хотела использовать портал. Благо дом Мороза был не так далеко от владений Чура, а заблудиться ей здесь было невозможно.       Когда из-за заснеженных елей показалась ледяная крыша Морозкиной избушки, Вига сдалась. Навья обессиленно плюхнулась прямо в сугроб и блаженно вытянула ноги. Плечо ныло, бедро тоже, а по спине ручьями лил пот. Берегиня тяжело дышала, то и дело протирая раскрасневшееся лицо снегом. — Тепло ли тебе девица? — услышала она игривый голосок над ухом. — Я сейчас и тебя, бестолочь, согрею, — огрызнулась собрату навья. Мороз испуганно отскочил в сторону, обескураженный подобной реакцией. В раскрасневшейся девице в съехавшем набекрень платке навь явно не узнавал давнюю знакомую. — Ты как это со старшим разговариваешь?! — нахмурил кустистые бровь колдун. Если бы не усталость, то Вига попросту рассмеялась бы Морозу в лицо.       Он? Старший?! Да этот охальник на добрые полсотни лет младше!       Женщина посозерцала, как пунцовеют щеки ледяного чародея, а потом шарахнула ему посохом промеж глаз. Грохнуло, бахнуло, затрещало и заискрило. Опешивший от наглости гостьи Мороз парировал первый удар, едва не прилетевший ему в лицо, а затем принялся кружить вокруг противницы посыпая ее выпадами. Снежинки и ледяные брызги летели в разные стороны, словно из-под лошадиных копыт. — Ну все, покуражились и хватит! — Вига легко уклонилась от очередного удара, а потом просто перехватила ледяной посох голой рукой. Ладонь обожгло холодом, но берегиня ответила порцией навьего огня. Мороз ойкнул, увидев распускающийся цветок искрящегося пламени и отскочил на добрую сажень. — Извиняй, Ядвига, не признал! — поклонился навь. — Еще раз не признаешь, в ведре домой понесут…       От дальнейшей перепалки чародеев отвлекли быстро приближающиеся шаги. Из ледяной избушки бежала, спотыкаясь в сугробах, девица с длинной белой косой в коротеньком полушубке. — Домиус! — на последних аршинах девушка запнулась и рухнула прямо под ноги Морозу. — Домиус! Ой…       Вига удивленно уставилась на нее, а точнее сказать на родинку под правым глазом. — Вот те на, — присвистнула берегиня. — Нашлась пропажа. Настенька? — Она самая, — гордо выдал Мороз, помогая девушке подняться, — дисципул мой! Ишь какая? Нашел давеча вот прям тут же, говорит, возьми меня Морозушко в ученицы! Ну я и взял, чего добру пропадать!       Настенька скромно стоял, опустив очи и тихо улыбаясь. Вига же внимательно осматривала девушку. И правда, на ведьму не похожа, слишком чистая, да и чарами ведьмовскими от нее не веет. — Тебя там женишок твой обыскался, аж ко мне забрел, — берегиня оперлась на свой посох и строго смотрела на дисципула. — Чего передать?       Настенька встрепенулась, словно воробушек и захлопала длиннющими ресницами, Вига же тихо взвыла: ну прям два сапога пара, как из сказки, честное слово. — Иванушка? — Иванушка–Иванушка… — А я думала, он про меня и думать забыл, как меня мачеха на всю деревню ведьмой охаяла, — девица снова опустила очи. — Ага, забудет он… — берегиню уже начинало порядочно потряхивать от злости, до того они оба ей теперь казались сахарными. — Ядвига, — тихо молвил Мороз, — ты б зашла, отдохнула? Устала небось? — Не то слово.

***

      Обратно в свою избу Вига попала уже через портал, потому как Мороз без гостинцев не отпустил, а в трясущихся санях берегиня ехать наотрез отказалась. Скинув тяжелую ношу с плеча в сенях навья поставила ледяную корзинку на окно и легонько толкнула дверь в клеть. А там ее уже ждал сюрприз.       Сюрприз лежал на столе, уложив лобастую башку на вытянутые передние лапы и не моргая смотрел на печь. Огромный пепельно-серый волк караулил спящего на печи Ивана, который сжимал в руках кочергу и вот-вот грозился выронить оружие. — Это что еще такое? — выдохнула навья. Волк тихо зарычал, но, увидев вошедшую, легонько завилял хвостом и спрыгнул со стола, уронив лавку. К слову, валялась там уже не только лавка, но и все, что не было приколочено. Опять. — ИВАН?!       Гость, которого оставили за старшего, встрепенулся и потеряв равновесие, рухнул с печи. За падением последовала смачная брань. — И тудыть-растудыть! — детина подскочил на ноги, поправляя шапку замотанной лоскутом рукой. — Нашли?! Настеньку мою? — Нашла. Потрудись объясниться, — берегиня обвела хаос руками, а затем дважды ударила посохом, и все стало вставать на места. Опять. — Так это. Он спал-спал, а потом как начал метаться, я его щами кормить, а он во! — парень сунул обмотанную руку прямо под крючковатый навий нос, — я теперь тоже волколаком стану?! — Чтоб ты знал, волкалаком после проклятья либо сразу оборачиваются, либо умирают. Им родиться надо. Этот, — она кивнула за спину, — оборотень теперь, потому как выжить без этого бы не смог. Укус его, что просто собачий, не опасен. А ты как был дураком, так им и останешься!       Детина облегченно вздохнул, а затем снова вцепился в берегиню. — А Настенька-то что?! — из угла послышалось глухое рычание. — Да отцепись ты! Что-что? У Мороза в ученицах теперь твоя Настенька, все хорошо с ней… — Тогда я пошел! — не сказав боле ни слова, Иван похватал свое добро и вылетел из избы под удивленные взгляды берегини, которая так и застыла посреди клети. — Вот и помогай после этого людям, да? — обратилась она к волку, который вольготно разлегся на кровати. — Ну, чего смотришь, обратно в человека тебя обращать будем, али так сойдет?       Зверь неопределенно рыкнул и потерся мордой о покрывало. Вига устало опустилась рядом и потрепала волка между ушами. — Вот верну тебе вид людской, отправлю в услужение Косте. А не верну один ляд отдам, будешь ему двор сторожить. Надоели вы мне.