Просто представь

— Во сколько ты завтра уезжаешь? — Утром. — Понятно, — отвечает Сана, отворачиваясь. Зачем она позволила себе такое? Зачем она позволила себе влюбиться? Она, религиозная и правильная девушка, соблюдающая все посты и молящаяся пять раз в день в строго определённое время позволила себе то, чего категорически нельзя было делать. Влюбилась. Хотя, как можно контролировать свои чувства, когда каждый день видишь этого парня, щурящегося, когда тот улыбается, обожающего детей и блистательно чистящего морковь? Такого спокойного, вежливого, рассудительного, умного, весёлого, честного и интеллигентного, готового прийти на помощь в самую трудную минуту? А ещё он имеет самый прекрасный взгляд на мир: он против жестокости, насилия и вандализма, он ненавидит оскорбления и издёвки. Он так подходит. Всего его мысли совпадают с исламом, но есть в этом парне один минус… Он не мусульманин. Почему? Почему? Сейчас, сидя на пристани бок о бок с Юсефом и глядя на огни ночного Осло, хочется лишь вдыхать свежий тёплый воздух и его запах, наслаждаясь присутствием парня. Кажется, этот одеколон подарила именно Сана на его недавний День Рождения… Он пользуется. Ведь ему нравится. И от этого внутри становится теплее. А ещё хочется не обращать внимания на бушующий внутри ураган, поглощающий и всасывающий в себя все положительные эмоции. Откуда они могут взяться, если парень, вечно носящий бейсболку и поправляющий свои шёлковые каштановые спадающие на лоб пряди, уезжает завтра? Уезжает на несколько месяцев, заставляя все цветы внутри увядать, а ниточки — обрываться. — Но я вернусь, — Юсеф прерывает молчание, и Сана поворачивается в его сторону. Как же она надеется, что он не заметит мокрые бусинки, скопившиеся в уголках её глаз. Как же она хочет, чтобы он не понял, что ей тяжело и тоскливо. Как же она надеется, что он не увидит слабости внутри неё. Как же она хочет, чтобы он подвинулся ближе и обнял. — Когда ты забудешь Стефана Карри. Уголки его губ приподнимаются, переходя в улыбку, затем превращаясь в смех. Бакуш подхватывает его, забывая. Лишь на две секундочки. На коротенький момент. Чтобы в следующее мгновение выронить из рук чашку с супом, которая с громким звуком встретится с гладью воды, опустить плечи и громко всхлипнуть. «Зачем ты это делаешь? Ты никогда не показываешь свою боль людям», — твердит внутренний голос. «Она не может это контролировать. Не сейчас», — второй голосок тише, но действует он сильнее. Сана Бакуш не привыкла демонстрировать людям свою слабость. Она лишь остаётся в гордом одиночестве, обхватывая руками колени и подавляя просящиеся вырваться наружу крики, переживая из-за своих проблем. Сана Бакуш — эталон стойкости и силы, которым позавидовал бы каждый. А ещё Сана Бакуш каждый день ловит на себе косые взгляды, становится невольным слушателем перешёптываний, относящихся к ней. И переносит всё это, послав куда подальше. Но это лишь обёртка. Там, глубоко внутри, за кулисами, ей тяжело. Странно всё это, верно? Жаль, что люди не понимают. Не понимают, что сильными быть тяжело. Что иногда внутренний стержень может пойти трещинами, руша самообладание. И весь мир становится чёрно-белым, и ты ничего не понимаешь. Смесь звуков из упавшей посудины и рваного всхлипа заставляют парня резко отложить суп и придвинуться ближе, сразу же обнимая девушку за плечи. Сейчас Юсеф не думает о том, что такие действия могут идти в разрез с её религией, хотя он с уважением относится к ней. Просто ему срочно нужно успокоить эту девушку, уничтожить все её душевные страдания. Потому что он не может видеть, как она ломается. Не может слушать её горьких плачей. — Сана? Что случилось? — он пытается заглянуть ей в глаза, но она активно отворачивается, скрывая своё лицо. Мусульманка уже захлёбывается в слезах. — Я же вернусь. Всё будет в порядке, — говорит он, пытаясь прижать вырывающуюся девушку ближе. Эта фраза, наверное, прозвучала в большей степени для него самого, потому что… Когда сестра его лучшего друга, такая неприметная и тихая, вдруг стала такой привлекательной? Когда он стал заглядывать в глубину её чёрных глаз, утопая в их блеске, когда взгляд стал задерживаться на широкой улыбке? Когда появилась потребность слушать её спокойный ровный голос, когда она рассказывала или объясняла что-то? Когда часы, проведённые без неё, стали казаться такими долгими и томительными? Тогда, когда он влюбился. И он сам не успел понять, как это произошло. — С чего ты взял, что это из-за тебя? — Сана неожиданно поворачивается, натыкаясь носом на ключицу парня. — Я вижу, — на выдохе говорит он, смотря в поднятые на него тёмные глаза. Он касается пальцами её подбородка, аккуратно поднимая его. Ну и что ты хочешь сделать? Просто показать, что она нужна. Нужна мне. — Мне нельзя, — тихо говорит Бакуш, будто бы прочитав его мысли, пытаясь остановить. И как же она не хочет, чтобы он останавливался. — Представь на пару минут, что нет религии. Нет ислама, христианства и большой вечеринки. Нет ничего. В ответ на это Сана лишь закрывает глаза, выдыхая, и в следующую секунду губы парня накрывают её. Из глаз струёй вырываются слёзы, но девушка не обращает на них внимания, обхватывая ладонями лицо Юсефа. Он целует её нежно, растягивая этот момент как можно дольше, пытаясь запечатлеть его в своей памяти надолго, чтобы никогда не забывать. А она отвечает: с такой же охотой, отчаянием и боязнью, что всё это закончится. Разобьётся, как тонкое стекло. Испарится, как капля воды на солнце. Развеется, как утренний туман. И не повторится. Никогда. — Ты нравишься мне, — Юсеф чуть отдаляется от губ Саны, всё ещё находясь близко. Так, как она хотела бы видеть его гораздо чаще. Прогуливаясь по утрам. Встречая после тренировки. Беседуя за столиком в кафе в обед. Каждый день. Потому что это стало необходимым. — Ты тоже нравишься мне, Юсеф. Но я не могу… — она резко подаётся вперёд, неожиданно даже для самой себя, кидаясь ему на шею, срывая бейсболку и зарываясь в густые пряди своими пальцами, сжимая их. — Не плачь. Если мы не можем быть вместе, мы… Мы можем общаться и быть хорошими друзьями. Перестань, прошу, — он не в состоянии продолжать, потому что всхлипы девушки, такие громкие, как ночная гроза, перекрывают все его слова. Нельзя ведь только жениться, мы же можем просто… Куча мыслей крутятся в голове парня, и одна перекрывает другую. Может, получится придумать что-нибудь… Рука Юсефа опускается на макушку девушки, вторая касается спины, и он начинает медленно покачиваться, пытаясь успокоить и защитить. — Но никто не отнимет у меня право целовать тебя. Не сегодня, — Юсеф разворачивается, касаясь губами щеки, отстраняя от своего плеча плачущую девушку. Она несколько мгновений смотрит на него, слабо улыбаясь и кивая головой, и подаётся вперёд, целуя его, будто поедая сладкий мёд, вкус которого ещё надолго останется во рту. Тёплый язык Юсефа осторожно касается языка Саны, и они сплетаются в танце, который никто из них не забудет. Яркие фейерверки взрываются внутри, заглушая окружающие звуки: шум волн, редкий свист проезжающих мимо машин и порывы ветра. Здесь и сейчас, в этой Вселенной существуют только их губы, руки, прикосновения и взгляды. И больше ничто. Девушка прерывает поцелуй, поглаживая скулу парня и смотря в его глаза: — Я скажу маме, что переночую у Евы. Прогуляемся? — своими покрасневшими глазами она с надеждой смотрит на парня, уверенная, что знает ответ на свой вопрос. — Прогуляемся. Они сидят так ещё около 10 минут, прижавшись к другу другу и обнимаясь, пока Юсеф Акар не встаёт, протягивая Сане Бакуш руку, и не уводит её с пристани, заставляя забыть о том, что он уедет завтра. Заставляя чувствовать и жить настоящим моментом. Ведь они не знают, что завтра утром родственники позвонят парню, сообщив, что всё нужно перенести на месяц. И тогда они что-нибудь придумают. Элиас поможет. И Сана будет уверена, что Юсеф ещё научит её резать морковь, и они приготовят тот суп, стоя рядом на кухне. Вместе.