Невозможно любимый идиот

      Александр находил вечерние посиделки крайне приятным событием. Карточные игры с друзьями, пожалуй, единственное, что могло оторвать его от работы и по-настоящему развлечь. Компьютерные игры он обходил стороной. Не столько потому, что не мог в них играть и ему было неинтересно, сколько по причине того, что любое дело, за которое он брался, засасывало его полностью.       Как только на маленьких часах на вахте прозвучало одиннадцать ударов, а Лафайет стал клевать носом на плече Джона, вахтёрша скрипучим, но громким голосом начала разгонять компанию по комнатам. Друзья устало переглянулись. Каждый внутренне согласился с женщиной.       Геркулес оторвал соседа по комнате от такого же сонного Лоуренса и повёл на второй этаж общежития. Джон с улыбкой предложил проводить Алекса до его комнаты, аргументируя тем, что он слишком сильно не хочет возвращаться к Ли и его жалобам на обычную роль в массовке, но Александр спешно отказался и направился в сторону выхода. — Ну и куда ты намылился на ночь глядя? — недовольно протянул Джон. — Купить себе поесть на завтра. Не думаю, что сейчас на этаже столько же любителей воровать еду, сколько было у нас, — усмехнулся Гамильтон и вышел за пределы общежития.       На улице было довольно холодно: тонкая красная рубашка и серая футболка не спасали от пронизывающего ветра и остывшего воздуха. Алекс обнял свои плечи и побежал в круглосуточный магазин: идея замерзнуть на улице от собственной медлительности его ничуть не привлекала.       В магазине было значительно теплее, чем снаружи, и Александр расслабился. Он не стал мудрить с выбором, хотя готовить парень умел, и взял несколько пакетов с лапшой быстрого приготовления и пачку карамели. Быстро расплатившись на кассе, студент снова принялся за неловкую перебежку к общежитию. — О, — Алекс не рассчитал траекторию и смачно врезался в высокого худого парня, — Прошу прощения. — Хм? Ничего страшного, Гамильтон, — протянул незнакомец и стал с любопытством осматривать парня. — Я думал, ты будешь внушительнее. — Кто… кто ты? — Александр насторожился и отошёл на несколько шагов назад. — Ах, я напугал тебя тем, что знаю, как тебя зовут? — утрированно удивился собеседник. — Не бойся, маленький лев, я знаю о тебе намного больше, чем ты думаешь. Твоё имя уже давно ходит по всему училищу и я жалел, что мы не встретились раньше. — Думаю, ты мог бы назвать своё имя, — упрекнул его Александр и скрестил руки на груди. Ночной холод давал о себе знать. — Меня зовут Георг. Ну или король, как удобнее, — усмехнулся парень и заключил Гамильтона в крепкие объятия. — Рад знакомству, — без особого энтузиазма откликнулся Алекс, чувствуя себя крайне неловко и не возвращая объятия в ответ. — Так… Ты куда-то торопишься? — спросил Георг, отстраняясь и заглядывая в поблескивающие в темноте глаза парня. — Да, надо подготовиться к завтрашнему дню и попасть в комнату. У меня взаимная ненависть с моим соседом, и я надеюсь, что он ещё не сменил замки собственноручно, — устало вздохнул Гамильтон и продолжил движение в сторону общежития. — Может, лучше посидишь ночку у меня? Обещаю, ты не пожалеешь! — заверил Георг и схватил Александра за предплечья. — У меня к тебе много вопросов, юноша. — Пожалуй, я откажусь. Мне правда стоит уже быть в своей комнате, — начал Алекс, но был прерван до боли знакомым голосом. — Что ты тут делаешь? — со стоянки вышел сам Томас Джефферсон.       К удивлению Александра, он выглядел ещё более уставшим. Джефферсон был напряжён: руки то и дело сжимались в кулаки, губы были поджаты до побеления, а в словах сочился не яд, который обычно канистрами опрокидывался на Гамильтона, а чистая враждебность. Это был уже личный конфликт с Георгом? Как долго они знакомы? — Предлагаю твоему распрекрасному Гамильтону хороший вечер, — натянуто ответил Георг. — Тогда пошёл отсюда в далёкие и красноречивые, — выплюнул Джефферсон, подходя к Александру и грубо отталкивая его от короля. — Какого чёрта ты за меня решаешь? — возмутился Александр и ступил обратно к парню, но был остановлен ещё одним больным тычком. — Не лезь, идиот, — прошипел на него Томас и снова уставился на Георга. — Я жду, когда ты свалишь отсюда. — Уже запатентовал мальчика, м, Джефферсон? — теперь и Георг перешёл в наступление, весь расправился и стал выглядеть не менее грозно, несмотря на то, что Томас всё же был больше. — Займись этим вечером заклеиванием своего рта, — Джефферсона перекосило. — У меня нет ни малейшего желания иметь сейчас с тобой дело.       После этих слов он круто развернулся на месте и, все так же грубо толкая Гамильтона в спину, повёл его в общежитие. Александр был в полном замешательстве: его настораживало всё, начиная от Георга и заканчивая поведением Томаса. На какое-то время он даже перестал пытаться идти вперед, чтобы Джефферсон не мог до него дотянуться, но быстро оставил эту затею, как только снова почувствовал сильный тычок чуть ниже лопатки.       Когда они вошли в свою комнату, а виргинец предусмотрительно запер её изнутри, Алекс встал в дверном проёме перед соседом и выжидающе посмотрел на него. Сам Томас явно не собирался объясняться, несколько минут они стояли практически неподвижно и не моргая смотрели друг другу прямо в глаза. — Итак, я... — наконец вздохнул Гамильтон, но Томас не собирался слушать его. — Ждёшь объяснений? У меня нет желания иметь дело не только с ним, но и с тобой, так что будь доволен тем, что Георг один из самых худших людей, которых я знал, и пятьдесят на пятьдесят: он мог обдолбать тебя до смертельной передозировки, а мог и сдружиться с тобой, и тогда бы я точно кого-нибудь из вас убил, — на одном дыхании сказал Джефферсон и оттолкнул Гамильтона с прохода. — Это точно настоящие причины? В жизни не поверю, что ты не хотел бы моей смерти, — фыркнул Гамильтон, и правда не веря словам Томаса. — Ты один из самых тупых, но самых настойчивых моих соперников. Если ты сдохнешь от его рук, то на ком же я буду отыгрываться? — к студенту, наконец, вернулась едкость серной кислоты, и он премерзко ухмыльнулся. — Если не понимаешь правильные мысли и чувства, то не пытайся называть меня тупым, — закатил глаза Александр и двинулся в комнату, чтобы приготовиться ко сну. — С чего ты решил, что они у тебя правильные, о святейший из всех просветлённых? — спросил Джефферсон, расправляя кровать и беря полотенце с полки личной тумбочки. — Потому что они не консервативные и клишированные, — парировал Алекс, кладя в свою тумбочку купленную еду и забирая оттуда щётку и зубную пасту. — Консервативность лучше безумия, — поставил точку в разговоре Томас и зашёл в ванную. — А с чего это ты решил, что ты первый?! — успел только воскликнуть Александр, но врываться в ванную не стал. Смиренно сел на кровать и достал телефон, заходя в беседу, где активно что-то обсуждали Лафайет с Джоном.       Его мысли всё ещё были заняты Георгом, Джефферсоном и тем, что делать с этим дальше. Желание сойтись с Георгом назло Томасу было довольно большим, но собственные мысли препятствовали этому. Георг был подозрительно слащав и добр к Гамильтону. Не каждый, кто встречался с Александром, льстил ему. К парню относились либо с уважением, либо с насмешкой, либо дружелюбно. Да и какой нормальный человек будет впускать в свою квартиру незнакомца?       Он написал об этом ребятам. За его сообщением следовало длинное молчание. Он уже хотел спросить, почему никто не отвечает, но начал писать Лафайет. «Алекс, мой друг, вы ему не рассказали ничего про себя?» «Только обозначил свои отношения с Джефферсоном, не более. Ты уже второй человек, кто отзывается о нём так нелестно. Мне хоть кто-нибудь тут объяснит почему?» — ответил Александр, немного подумав о том, что происходило на улице. «Я бы рад всё рассказать, только, боюсь, меня закатают в пол. Но мой тебе совет: не пытайся с ним даже общаться. Единственный из всего института, кто с ним в дружеских отношениях — Сэм с третьего курса, ты должен помнить его. Тот белобрысый мальчик, на которого ты наехал практически в первый день учебы. Для короля этого знакомства достаточно. Первым человеком, кто тебя предупредил, был Томми, верно? Даже он говорит с ним не контактировать, разве этого недостаточно, чтобы следовать этому совету?» «Джефферсон сказал, что он не переживет, если мы с Георгом объединимся. Это всё, что я от него получил вразумительного. Но если вы все так его боитесь, то я не буду приводить его на карточные игры», — пусть Гамильтона никто не видел, он фыркнул и откинулся на кровать, продолжая общение с Джоном насчёт спектакля в более непринужденных тонах.       Джон в какой-то момент перестал писать в беседу и перешёл в личные сообщения. Прочитав текст сообщения, Алекс понял, что тот боится Лафайета. «Георг появился здесь слишком неожиданно. О его поступлении почти никто не слышал. У парня довольно специфическая внешность и манеры, которые трудно не заметить, а о нём самом знает от силы четверть всего училища, включая учителей. Он нигде не выступает, не появляется на лекциях и на сценах движения. И пока ты сюда не перешёл, здесь училось несколько людей, которые тесно общались с Георгом. Два человека умерли после трёх месяцев знакомства с ним, правда, один из друзей, Сэмюэль, всё ещё здесь, но он выглядит довольно… загнанным. И Аарон до сих пор живой. А смерти кажутся грязными самоубийствами, но почти все, кто слышал об этом у нас и знал этих людей, говорят, что причин не было. Да и записки пусть и написаны почерком и стилем письма этих людей, но всё же в них есть что-то не то. К чему я это? Его подозревают в смертях двух студентов. Никаких доказательств его причастности нет, конечно, но единственные связи, которые прослеживаются между этими людьми — они учились здесь и общались с Георгом. Они даже не были знакомы с друг другом!» «Иногда я начинаю благодарить бога за то, что ты не умеешь держать язык за зубами. Но разве это не слишком поспешный вывод? Это то же самое, если тебя, Лафа и Герка начал бы выкашивать одного за другим Джефферсон, чтобы довести меня до самоубийства, а обвинили бы меня из-за того, что вы все — мои друзья», — Гамильтон сам не заметил, как начал защищать короля, вступая в спор с другом. «Оставь эти штуки для Джефферсона. Ты звучишь логично. Не сомневаюсь, что такие мысли посещали и других, кто о нём знает, но это не спасает его от практически полного одиночества и подозрений. Чтобы его оправдать, надо выяснить, кто настоящий убийца. А смотря на то, как давно это было, подобное под силу только Холмсу. В общем, советую тебе забыть об этих людях и просто держать в голове, что Георг - подозрительная личность». «Всего семь месяцев прошло! Находили людей и убийц даже после трёх лет, да я знаю случай, когда преступника нашли только спустя четырнадцать лет после совершения преступления! Если мы узнаем немного больше о Георге, то сможем или доказать его вину, или опровергнуть всю предвзятость к нему. Просто навести справки о его семье, узнать его характер лучше, подойти к этому с учебниками по психологии, и уже можно будет сказать, способен ли он на убийство. Даже попав в его квартиру можно будет что-то выяснить. Я не думаю, что он коллекционирует головы убитых у себя на стенке, но какие-то мелкие детали могут его выдать». «Гамильтон, ещё слово, и я тебя на поводок привяжу, чтобы ты к нему даже не пытался подходить. Я понимаю, что ты повернут на стратегиях и риске, но не в этом случае. Всё перечисленное было задачей полиции, я уверен, они сделали всё, что могли, и студент им тут не помощник, уж прости. Кроме того, не забывай — он учится на актера. Имеет контроль над эмоциями и всё такое. Мне кажется, бесполезно будет изучать его личность. И господи, Алекс, не лезь туда, я очень тебя прошу. И сейчас я отключаюсь, потому что Ли наконец-то вышел из ванной, а я очень хочу спать. Если тебе есть, что ещё сказать, то ты сделаешь это завтра при встрече, хорошо? Спокойной ночи». «Тогда завтра изложу тебе всё, что успею надумать ночью. Всё равно история театра — не самая интересная штука, а Томас не даст мне, репетируя, скакать по комнате. Спокойной ночи».       Александр со вздохом отбросил телефон и осмысленно уставился в потолок, будто при длительном прожигании в нём дыры он сможет сформулировать все мысли, которые мечутся в его голове. Его подрывало спросить имена погибших, но он подумал, что сам сможет узнать об этом. А вот с Джефферсоном было сложнее. Вопросы так и норовили вырваться изо рта, когда тот был поблизости. Только осознание, что известная ему информация — это крысиные поиски компромата на своего врага, останавливало Алекса. — Ты решил там утопиться? Если да, то позови, хочу посмотреть на твои предсмертные вздохи! — крикнул парень, постепенно выходя из себя от молчаливого ожидания и неспособности взять себя в руки. — Только после тебя, мудак! — из-за закрытой двери донесся хриплый голос в ответ.       Через несколько минут замок всё-таки щёлкнул, и из ванной вышел полностью мокрый, как пушистый помытый кот, Томас. Гамильтон тихо прыснул в кулак от этого зрелища, но быстро прошёл мимо Джефферсона и закрыл за собой дверь.       Он только успел ступить в ванную, как тут же поскользнулся на совершенно мокром, будто затопленном полу. Даром только успел зацепиться за раковину и не встретиться маковкой с плиткой. — Джефферсон, твою же! Ты купался на полу или сделал это специально?! — на высоких тонах спросил Гамильтон, вставая в вертикальное положение и заворачивая штанины повыше. — А ты ещё не убился? Очень жаль, — невозмутимо огорчился Томас, складывая полотенце в тумбочку. — Мразь, — процедил Александр, но решать проблему не стал: если они и затопят студентов снизу, то это будет только вина Джефферсона.       Правда, раздеться в такой обстановке было крайне трудно. Очередной раз еле избежав столкновения с полом, Алекс тихо ругнулся и сел на раковину, чтобы иметь хоть какую-то опору. Стащил с себя джинсы с носками, повесил их на крючок и зашел в душевую кабинку. Осторожно покрутив кран, он обнаружил, что Джефферсон оставил ему маленький сюрприз в виде кипятка, но, настроив воду так, как ему надо, Гамильтон взял мочалку и приступил к водным процедурам.       Даже в ванной он не переставал думать. Правда, на этот раз ему удалось отвлечь себя от мыслей о Томасе, Георге и его истории. Он не заметил, как на смену проговариванию про себя текста пьесы пришло бормотание вслух. Когда студент приступил к тщательному промыванию длинных волос, то напевал уже фоновую музыку, которую обычно исполнял ансамбль за кулисами. Внутренне Алекс всегда им сочувствовал: эти ребята были вынуждены повторять одно и то же сотнями раз и всё время оставались в тени тех, кто бегал на сцене. Нередко он обсыпал комплиментами Анжелику и Пегги Скайлер — двух сестричек, которые подрабатывали в смену Гамильтона, играя на пианино и скрипке, и смущал своим подпеванием Марию Рейнольдс — уже не девушку — женщину. Она всякий раз предлагала парню уйти из театрального к ним в музыкальное училище и петь с ней в дуэте. Её муж был с ней, играл на саксофоне и неприятно подшучивал над Гамильтоном, но тот не пытался оскорбить его в ответ: за счёт статуса и просто нежелания расстраивать Марию. — Сколько можно там тереться?! Спать с тобой невозможно! — в дверь постучали и после отсутствия реакции пнули. — А сам-то! — протянул Гамильтон, выключая воду и становясь на холодный заводненный пол. — В отличии от тебя, я выбрал время пораньше половины третьего! — Ты сам зашёл первый! Если что-то не устраивает, надо быстрее самому мыться, — несмотря на свои слова, Александр начал быстрее натягивать боксёры и шорты, в которых спал: ему ещё нужно хотя бы несколько часов поработать. — Надо было раньше приходить в комнату, — огрызнулся Томас, но, услышав, что Гамильтон уже выходит, отошёл от двери и лёг обратно. — Надо было тогда помочь Георгу и убедить пойти с ним, — выпалил Алекс, внутренне ругая себя за то, что снова вернулся к этой теме. — Правда? Тогда знаешь, катись к нему, скатертью дорога, — Джефферсон встал со своего места и толкнул Гамильтона по направлению к выходу. — Ты себе слишком много позволяешь! — вскрикнул парень и постарался пройти мимо Томаса, но тот снова удержал его на месте. — Ты не представляешь, как ты уже заебал этим! Давай, иди к нему, хоть трахнись с ним! Ты же у нас ещё и по мальчикам, правда? — с каждым резким словом он выталкивал Александра из комнаты, и когда тот оказался за дверью, захлопнул её перед самым носом паренька. — Джефферсон! — Алекс ударил дверь, выдавая затем сложную конструкцию ругани — от боли в кулаке и злобы к соседу.       Он сел возле двери и сложил руки на груди, порываясь просто пойти к Джону и просидеть у него до утра, но смысла в этом будет мало: его ноутбук и тетради остались в комнате. Тем более, Чарльз с большей вероятностью получит главную роль в их спектакле, чем позволит Гамильтону спать в одном с ним помещении.       Поджав губы, Александр снова посмотрел на дверь. Никаких звуков за ней не было: кажется, Джефферсон на полном серьёзе вытолкал его из их общей комнаты и улегся спать. Студент снова поскрёбся в дверь и устало откинул влажные волосы со лба. Ему становилось холодно и неуютно стоять на линолеуме коридора и слушать редкие возгласы и стуки в комнатах. Он был даже согласен заснуть рядом с виргинцем.       Дверь перед ним тихо щёлкнула и со скрипом отворилась, а Алекс не мог поверить своим глазам. Джефферсон стоял в коридоре, скептически смотря на Гамильтона, будто он был его мамой, которая поймала сына на позднем возвращении домой. Не желая упустить свой шанс, Александр юркнул в комнату и снова обернулся к Томасу. — Не смотри на меня, как на врага народа, а лучше поблагодари, — вздохнул парень и рухнул обратно на кровать. — Даже не знаю, что пожелать тебе на ночь: ничего или задохнуться в одеялах? — Заткнись и спи, раз уж так упрекал меня в том, что я не давал тебе это сделать, — проворчал Гамильтон, накрываясь одеялом и снова беря телефон в руки. — Да, всё-таки задохнись в одеялах. Даже не знаю, зачем я тебя пустил, — Томас зевнул и отвернулся к стене. — Кстати, а почему? — осторожно задал Гамильтон вопрос. — Я уже знаю о твоей жалобе Вашингтону по поводу того, что я тебя запер. Не хочу собирать их и дальше, портить себе репутацию из-за тебя. — Сволочь ты, — легко сказал Алекс. — Взаимно.