— Уйдите отсюда. Я справлюсь с ним сам.
Те неуверенно переглянулись, боясь перечить Ягеру. Они знали, что покидать пост не по правилам, но спустя несколько секунд ожидания, штандартенфюрер повторил фразу уже намного жестче, и солдаты, раскланявшись, ушли. Клаус подошел к зарешеченной двери и прикоснулся к прутьям лбом, не сводя взгляда с Коли. Недолго простояв в таком положении, он пару раз повернул ключ в ржавом замке и открыл дверь — та недовольно заскрипела, чем привлекла внимание Ивушкина. Он обернулся и, встретившись взглядом с Ягером, резко похолодел и сжал зубы. В его взгляде сейчас было столько ненависти, словно у дикого зверя, в жилище к которому ворвался нежданный гость — Коле оставалось только яростно зашипеть и прижать к затылку воображаемые уши. От такой картины Клаус перевел дыхание. Он аккуратно закрыл за собой дверь, на всякий случай пряча выход за спиной. — Hallo Ivushkin, — с надменной улыбкой протянул Ягер. Коля смекнул, что первая фраза — это приветствие. — Warum bist du so angespannt wie ein ramponierter Hund? — дальше Ивушкин уже ничего не понимал, но и это вызывало у Клауса лишь ехидную ухмылку. Будто бы в ответ на речи немца, Коля фыркнул и еще пуще нахмурился. Ягер сделал шаг к нему навстречу и тот немного отпрянул назад. — Hast du Angst vor mir?— Здравствуй, Ивушкин. Чего напрягся, как избитая собака? Боишься меня?
— Ты че приперся-то? — прохрипел Ивушкин. Ягер уже более уверенно прошелся по камере и присел на подвесную койку заключенного, опуская взгляд вниз — сам Коля сидел на полу, до прихода немца закинув руку на импровизированную постель, но сейчас поспешно убрал ее оттуда. Он опустил взгляд в пол, пытаясь не смотреть на Клауса. — Schön, — прошептал Ягер, взял Ивушкина за подбородок и приподнял его голову так, чтобы смог рассмотреть. Тот немного поворчал, но не стал вырываться — знал, только хуже будет. Второй рукой немец почти невесомо провел по его скуле, по виску, коснулся кончика носа.— Красивый.
Коля молчал и следил за его движениями, ощущая прикосновения холодных рук на своей коже все настойчивее. Он уже немного успокоился, поднял взгляд на Ягера и увидел там то, что его очень удивило — какую-то не присущую Клаусу теплоту и заботу, удовлетворение и спокойствие. Ивушкина вдруг посетила мысль, которой он сначала испугался, но потом счел достаточно неплохой и даже в какой-то степени забавной. — Beruhigt? — Ягер улыбнулся и на вдохе прошептал: — Und du siehst so liebevoll und fleißig aus.— Успокоился? И смотришь так ласково, прилежно.
Коля что-то решил для себя и больше не сводил взгляд с голубых, почти прозрачных, глаз врага. Клаус держался из последних сил, играя в это немое противостояние и, наконец, не сдержавшись, потянулся вниз. Лицо Ягера было уже настолько близко к Ивушкину, что тот различал его горячее и сбитое дыхание на своих губах, чувствовал почти осязаемое напряжение, витающее в воздухе. — Ну смотри, сам напросился... — едва слышно протянул Коля и неожиданно поцеловал Ягера. Кажется, даже сам штандартенфюрер не ожидал, но был приятно удивлен и углубил поцелуй. Ивушкин привстал с пола, не отстраняясь от чужих губ — Клаус почти сразу притянул его к себе на колени и ухмыльнулся. Ивушкин целовался хорошо, умеючи, словно практикуется каждый день, а губы у него были сухие и шершавые, не как у девушки — у них губы вымазаны помадой, которая портит все впечатление. От удовольствия Ягер прикрыл веки, но ресницы все равно напряженно подрагивали. Коля же, наоборот, глаз не закрывал и все время смотрел на немца. Клаус провел по талии Ивушкина, а тот закинул руки к нему на плечи. Русский ненадолго оторвался от поцелуя и осторожно прикоснулся к нижней губе Ягера своими губами — он недолго ее целовал, потом провел по ней языком и слабо прикусил. Клаус тихо простонал от этого жеста и разрешил Ивушкину доминировать, посчитав происходящее какой-то игрой. Внизу живота уже приятно потягивало, и Ягер погрузился в странное чувство, липкое, как мед. Оно полностью завладело им, от разрывающей внутри похоти наружу вырывались приглушенные стоны, а сердце все набирало ритм, пока пульс не начал бить в висках. Это состояние Ягера видел и Коля, вводя немца в него все глубже. Как только Клаус настиг пика, Ивушкин впервые за встречу улыбнулся и со всей силой сжал зубы на нижней губе штандартенфюрера. Тот резко распахнул глаза и промычал от боли, пытаясь столкнуть с себя Колю, но тот вцепился в его плечи и все сильнее давил на несчастную губу, пока наконец не почувствовал теплую кровь и не отцепился сам. Ягер вскочил с койки — губа опухла, а на подбородок в несколько струек уже во всю лила кровь. Боль была невыносимой, отдавала до самого уха и ужасно жгла. Клаус прикоснулся тыльной стороной ладони к месту укуса и сразу оторвал обратно. — Wozu? — тяжело дыша, протянул Ягер и пожалел — кровь хлынула с новой силой, и Клаус решил больше ничего не говорить. В глазах у него читалось дикое непонимание и некий испуг.— Зачем?
Коля стоял напротив, метрах в трех от немца, молчал, но вдруг резко захохотал. Он смеялся так яростно, так безбожно, что Ягер боялся даже лишний раз вдохнуть. Клаус сплюнул собравшуюся во рту кровь и снова утер ее с подбородка. — А че ты вылупился-то? Че глазами хлопаешь, иуда? — сквозь смех бросил Коля, и хохот перерос в истерику. — Ты че, собака, думаешь, я не вижу, как ты каждый день ошиваешься около моей камеры, все смотришь на меня — как будто в музей пришел! Или смешной я такой, чтоб на меня таращиться? — Ивушкин развел руками, тоже стер с губ следы от укуса и продолжил: — Тьфу ты, ты же не понимаешь ни черта, да? Не фирштейн?! — Ягер хотел было в ответ на знакомое слово помотать головой, но не стал. — Вон пошел отсюда! — закричал Коля, указывая дрожащей от напряжения рукой на выход. — Мужика трахнуть хочется, иди по своим пройдись, они только рады будут! — потом тихо выругался и снова закричал срывающимся голосом: — Иди отсюда! — Ивушкин хотел было помочь немцу покинуть камеру, схватив за шкирку, но тот остановил его холодным взглядом и, показательно выпрямившись, вышел, закрыл за собой замок. Теперь немец выглядел так, словно ему совсем не больно, хотя алые ручейки, окроплявшие его губы, подбородок, капающие на форму, говорили совершенно иное. — Schund, — бросил Ягер, последний раз с ненавистью оглядев Колю.— Дрянь.
— Слышь ты, урод, ты не переживай — вся рожа в шрамах, еще от одного хуже не будет! — закричал ему в спину Ивушкин и снова рассмеялся. На вопли сбежались охранники, столкнувшиеся с уходящим Ягером. — Sie haben Blut! Ist das Ivushkin? Können wir ihn auspeitschen? — где-то уже далеко от камеры послышались встревоженные разговоры смотрящих с штандартенфюрером.— У вас кровь! Это Ивушкин? Прикажете высечь?
— Und berührt ihn mit Ihrem Finger nicht! — прорычал Ягер, грубо отталкивая от себя солдата.— Его и пальцем не трогать!
Завтра Клаус Ягер снова будет стоять около клетки с Николаем Ивушкиным и жалеть, что позволил себе расслабиться и потерял бдительность. А кровь... Кровь пускай течет — она напоминает ему о том, что он все еще жив. И все еще способен что-то чувствовать.