Правильно

В комнате висит довольно неловкая тишина. По крайней мере, так думается Бёнджэ, который смотрит вниз, на пятки, и почему-то не может не улыбаться, когда ухватывает взглядом полосатые носки напротив. Он сидит на импровизированной кровати на полу, в собственной студии, а напротив… Напротив, как всегда, уже привычно — Хаон. Дергает ступнёй в такт одному ему известному биту и молчит. Молчит столь долго, как они оба зашли в дом и уселись. Бёнджэ не знает, что сказать, он не хочет потревожить такого молчаливого, непривычного Хаона, который будто воды в рот набрал. От того и неловко немного, когда сказать что-то хочется, надо, но не получается совсем. Вот и сидят оба, молчат, переваривают прошедшие будто в хаосе дни. Звонки, поздравления, встречи, бессонные ночи за отмечанием окончания шоу. Когда вырваться друг к другу получалось только урывками, пока никто не видит, тянуть в тёмный угол и обнимать другого, прикрыв глаза и передыхая. И засыпали порознь, где получалось, с кем получалось, чтобы с раннего утра вновь в эту круговерть втянуться. Бёнджэ, если честно, устал. Он бы и рад не идти никуда, закрыться у себя, но он каждый раз ловит взгляд Хаона на себе и молча следует за всеми. Потому что надо. Потому что просит. Потому что хочется. А Хаон — победитель. Ему, наверное, тяжелее намного. Но он улыбается, щурит глаза, опускает взгляд и чешет волосы смущенно каждый раз. Бёнджэ помнит его слёзы, он вспоминает их сейчас и больше так не может. — Хаон-а, — тянет Бёнджэ, поднимая взгляд на него, и улыбается слабо, потому что Хаон смотрит в ответ и тоже улыбается. Хлопает по кровати рядом с собой, а тот молча встает и садится, тут же приваливаясь к плечу. С Хаоном тепло. С Хаоном уютно. Неловко всё ещё, но так правильно. Бёнджэ пододвигается немного, приобнимает его, кладя руку на талию, и утыкается носом в макушку. — - Кажется, я до сих пор не верю, — почти шепчет Хаон, обнимает колени руками и вздыхает. — Это как сон. Действительно, как сон. Но просыпаться не хочется. Бёнджэ улыбается ему в волосы и щиплет за бок, чтобы после громко засмеяться на возмущённый писк Хаона. — Раз больно, значит не спишь, — прижимает его к себе, тычется губами в макушку и прикрывает глаза. — Ты победил, Ким Хаон. Я ведь говорил. Хаон в его руках вновь тяжело вздыхает, ёрзает немного и — Бёнджэ чувствует, — отстраняется. Не торопится глаза открывать, ведь не просто так, и правильно делает: чувствует руки на своих плечах, пальцы в волосах и легкое дыхание на щеке. — Ты не верил в свою победу? — дыхание щекочет губы, и Бёнджэ выдыхает так же. — Хаон-а. Не будем обо мне, хорошо? Бёнджэ боится. Боится, что если начнёт говорить, улыбка Хаона погаснет. Боится, что это мимолётное мгновение умиротворения улетучится, оставив место только боли и разочарования в самом себе, в своих способностях. Он не хочет. Не тогда, когда Хаон рядом. — Я верил в тебя. И знал. Потому что ты заслуживаешь этого. Ты заслуживаешь гораздо большего и лучшего. Слова застревают в горле, и Бёнджэ спотыкается о свою же мысль. «Гораздо лучшего, чем всего лишь я.» — Спасибо, Бёнджэ, — он чувствует его улыбку на губах, когда касание почти мимолётное, почти незаметное, но от того не менее значимое. — Ты — лучший. Бёнджэ кривится и заходится хриплым смехом, потому что, ну Ким Хаон, почему так сопливо? Тот смех подхватывает и даже обижаться не думает, только возвращает голову на плечо и вновь молчит. И Бёнджэ думает, что в их молчании, возможно, нет ничего неловкого.