Кофе

Юджиро допивает свой кофе одним глотком с нечитаемым выражением на лице, сверлит тяжелым взглядом и опирается на стену. Сильные ноги раскинуты, рука обманчиво расслабленно опускает крохотную кружку на пол, подвижные губы едва заметно трогает тень привычной ухмылки. - Баки, - голос отца страшно ему подходит, грохает, чтобы полностью завладеть вниманием каждого, рычит, указывая на разницу в силе, пробирает как и само его присутствие, чтобы удобней было распоряжаться, раздавать указания, общаться единственным приемлемым для него способом. - Иди сюда. Тягучее напряжение, заполнившее комнату с его приходом, не дает ясно мыслить, мешает переспросить, получается только приоткрыть рот и скривить брови, чувствуя как по горячему виску стекает прохладная капля. Юджиро может легко вывести его непонятливость, в любую минуту выбесить этот фарс с имитацией нормальных семейных посиделок, и тогда все усилия пойдут прахом. Если это случится - получится что он впустую потратил несколько лет. Баки с трудом сглатывает, ждет, а Великан не спешит плеваться ядовитыми упреками или крушить неповинную мебель, напротив, милостиво поясняет: - Ты в последнее время слишком много нудишь про мягкое урегулирование вопроса, приглашаешь меня пить в твоей развалюхе этот дрянной кофе и постоянно напоминаешь о нашей родственной связи. Боюсь, вся эта хренота в твоей голове сейчас только потому, что тебе перепадало маловато родительской ласки. Давай, двигай сюда, - сильный палец властно указывает на пол между его ног, забавляющийся тон дополняет крепкозубый оскал. - Долюблю тебя, чтобы ты уже сосредоточился на нашем бое. Юджиро откровенно веселится, как обычно - за чужой счет, Баки думает о том, что даже примерно представлять не хочет, как тот может кого-то долюбливать, но отцов к его огромному сожалению не выбирают, а он сейчас пытается наладить что-то с тем единственным, что у него есть. Покорно сев между разведенных ног, не касаясь и почти не дыша, он чувствует свою окаменевшую спину, которой никогда бы предпочел не поворачиваться к самому сильному и непредсказуемому существу на свете, ощущает себя необычайно крохотным, ребенком, которым уже давно не является, запертым в плену тела Великана. Большая открытая ладонь вышибает воздух из легких, легко впечатывает его в чужое горячее тело и остается на его груди, даря неожиданное тепло. Вторая пятерня непривычно мягко зарывается в его волосы, и Баки делает пару неосознанных рывков в попытке освободиться, но расслабленные ладони удерживают его не хуже стальных тисков. - Ты этого хотел, - не спрашивает, а уверенно утверждает Юджиро и как всегда паскудно попадает в точку. - Прекращай дергаться. Наверное, проще было бы прилечь отдохнуть в открытой крокодильей пасти или на медленно нагревающейся гигантской сковороде. Постепенно он уговаривает расслабиться каждую мышцу спины, кажется, что это занимает вечность, но его подбадривает терпеливое ожидание. Впервые удается нормально вдохнуть, и, закрыв глаза, он откидывается на мерно поднимающуюся широкую грудь. Великан одобрительно фыркает где-то сверху, и Баки, развалившись в своем монструозном кресле, позволяет себе медленно открыть глаза и уставиться рассеянным взглядом в стену напротив. Если бы там был телек, а ему было лет пять - все было бы просто идеально. Они могли бы смотреть какой-нибудь тупой фильм или матч. - Ты точно также размякаешь в самый неподходящий и неожиданный момент. Эта женщина вырастила из тебя такого же маленького обманщика, - меланхолично сетует Юджиро, разбивая их крохотную нездоровую идиллию. Баки готов взорваться и похоронить все что было сделано для этого хрупкого перемирия, но сильные пальцы неторопливо тормошат его волосы, и этого оказывается достаточно, чтобы потушить застарелую ярость и постоянно саднящий гнев. - В этом нет твоей вины, - как ни в чем не бывало продолжает Великан, и, словно чувствуя, насколько им сейчас легко управлять, чуть выкручивает ухо. Ушедшие страх и здравый смысл не спешат возвращаться, сейчас Баки почему-то полностью доверяет этим рукам, которые могут парой пальцев легко изуродовать его лицо до полной неузнаваемости, он чувствует, что это не скрытая угроза, Юджиро как будто от скуки просто теребит какой-то подобранный мусор без желания сломать. - В конце концов она все-таки была твоей матерью. На самом деле он должен сейчас разозлиться, но человек, убивший эту женщину легко и без сожалений, бездумно проводит большим пальцем по его шее, и дыхание Баки снова перехватывает. Ни о чем не думая, он льнет к теплой руке за своей недополученной лаской, Великан озадаченно замирает, и наверное больший провал представить сложно. Терять уже нечего, и он удерживает его вторую руку на своей груди, пока Юджиро ее не отдернул, пока он не открыл рот, еще пара секунд замешательства - еще пара секунд прикосновений. Сердце бешено колотится, отсчитывая оставшиеся крохи тепла. Грудь под его спиной подпрыгивает вместе с задавленным сверху смешком, потом ходит ходуном, вторя заливистому хохоту. Совершенно некстати Баки в очередной раз поражается тому, насколько искренне и открыто может звучать смех этого чудовища. - Ну вот настолько похожим быть совсем необязательно! Эта дура и правда сделала мне бракованного сына! Гогот чередуется со всхлипами, Великан сгибается, досмеиваясь в его макушку, непроизвольно прижимая теснее, все еще не вырывая руку, и это дарит одновременно самое отвратительное и замечательное безумие в его жизни. Наверное, сумасшествие заразно и передается через смех. Баки до сих пор не понимает, как можно одновременно презирать и обожать одного человека, ненавидеть его и хотеть быть рядом, но утешает себя мыслью, что хотя бы смог примириться этим фактом. - Но надо отдать ей должное, - отсмеявшись и все также крепко его удерживая, Юджиро снова выпрямляется и тащит за собой. Веселье пропадает из его голоса, он веско продолжает. - Она приложила массу усилий и подарила мне практически то, чего я желал. Может быть, именно то, чего я желал. А просила за это самую малость. Ладонь, сжимавшая голову Баки, нежно обхватывает лицо. - Получив то, что хочешь, ты уже сосредоточишься на том, что нужно мне? Он все еще не вспомнил, как дышать, взмок от волнения, горячих рук и тесных объятий, давно не чувствует похолодевших ступней, не верит в реальность происходящего и не может не проверить в очередной раз его границы терпения: - Только, будь добр - расстарайся, как следует, Юджиро. Выплюнув имя и чувствуя как его собственные губы разъезжаются в точной копии знакомого оскала, он безумным взглядом сверлит стену, боясь пошевелиться, ждет вышибающего дух удара и удивляется тому, что все еще жив. Великан стискивает его до хруста, но не ломает ребра. - Договорились, - леденяще-спокойно фыркает он. Перед тем, как запаниковать от мысли о неизбежном продолжении, Баки успевает скривиться - кто бы сомневался, волнует его только одно. Горячая ладонь неторопливо забирается под футболку, грубые пальцы лениво скользят по животу и груди, легко находя нужные точки, угадывая необходимое давление и интенсивность. Ханма Юджиро действительно старается, предсказуемо просто разгадывает очередную головоломку чужого тела, и Баки остается только вжиматься в него плотнее, пытаясь сбежать от догадливой руки и не захлебнуться собственными всхлипами. Вторая рука тянет ворот, легко рвет врезающуюся в тело ткань, раскрашивая шею и плечи красными бороздами натяжения, о которых тут же заставляют забыть ласковые горячие пальцы, рисующие на нем свой собственный рисунок абсолютного подчинения. Беспокойные влажные губы и беспощадный язык шутя парализуют тело, почти невесомо пробегая по шее, мочке уха, хрящу. Баки помнит, как просто найти на чужом теле уязвимые места, помнит как искал их сам, но это совсем не похоже. Как и в бою, Юджиро как будто видит противника насквозь, заранее зная, куда атаковать, а ему приходится извиваться, стискивать зубы, давя вой и стоны, осознавая собственное бессилие. Великан приподнимает его плечо, вылизывает его основание, и Баки тихо сипит, потому что вторая рука мягко и властно удерживает и гладит его шею, и этого уже слишком много. Легкие укусы по плечам, губы умело размазывающие за ними чистый кайф, вынуждают вытянуться струной, подтянувшись на захваченной руке, на секунду становится легче, но распятие довершает ладонь, отводящая в сторону бердо. Теперь он весь - искусанный, зализанный, напряженный каждой клеткой тела, взмокший, взъерошенный, с позорно вздыбленной ширинкой - игрушка в крепких больших руках, Великан может вертеть его как хочет, а он будет только рад. Баки чувствует, как забавляющиеся с ним губы тянет улыбка, как его собственные ноги самовольно разъезжаются шире, тело выгибается вверх, силясь высвободиться из чертовых штанов, видит как палец легко вырывает из них болт, оттягивает ширинку, заставляя разъехаться молнию, сдирает их единственным рывком и не может сдержать радостный вой. Напряженная головка натягивает белье, размазывает по нему влажное пятно, чужая ладонь скользит внутрь по бедру, не касаясь раскаленного члена, и Баки пытается вывернуться, чтобы поймать пересохшим ртом вернувшиеся к уху мокрые и припухшие губы, он уверен, что вырванный поцелуй сложно будет сравнить с сотней других. Юджиро, хмыкнув, уходит в сторону, снова прикусив основание шеи, прямой отказ и неприкрытое пренебрежение позволяют ненадолго очнуться. - Подожди, - получается жалкий хрип, но рука на бедре послушно замирает. С трудом дотянувшись до стола, чудом не вывихнув все еще зафиксированное плечо, он выдергивает на пол ящик, вытряхивая содержимое. Салфетки и пара флаконов рассыпаются по полу, подхватив один, Баки снова устраивается удобней, цепляет занятой рукой горячую ладонь из боксеров и считает нужным пояснить: - У тебя слишком грубые руки, как и у меня. Протяни, - с трудом выплевывая слова, он не может восстановить дыхание, захлебывающееся от предвкушения. Юджиро размазывает вязкий гель пальцами, и мысль о том, что он выполнил просьбу, добивает окончательно. Соображать и дальше уже не получается, остается только подставиться скользкой руке, зажмуриться и прокусить до крови губу, чтобы не кончить немедленно. И хрен с ним, что опять отворачивается, достаточно досадливо рвануть рубашку, царапая ногтями сильное плечо и извернуться, чтобы укусить в ответ. Мир делает поворот, Юджиро ведет плечами, стряхивая лохмотья, нависает сверху и недобро прищуривает глаза, продолжая скользить по готовому взорваться члену, возможно бесится из-за того, что Баки еще не выламывает оргазм, и мысль об этом вызывает очередную безумную ухмылку. Великан, все еще полностью обхватывающий немаловажную его часть широкой ладонью, скалится в ответ, смотрит со всей своей фирменной фальшивой теплотой и вкрадчиво требует, протягивая вторую ладонь: - Дай еще. Что бы он не задумал, уже не важно. Боксеры быстро стащены, раскинутые ноги разведены его сильными коленями, мощное тело закрывает потолок, последние мозги Баки давно стекли в готовые лопнуть яйца, а по гудящему напряжением стояку умело гуляет давно знакомая, но впервые такая ласковая рука. Сдерживается он только благодаря какому-то едритскому чуду и дикой жадности, не позволяющей заканчивать эту выворачивающую потроха, желанную пытку, но беспощадный скользкий палец ввинчивается внутрь, и, прежде чем начать бездумно и победно вопя скрести ногтями пол, успевает усмехнуться затухающим сознанием - конечно, было бы странно, если бы он не нашел что-то еще. Баки трясет мелкой дрожью, возможно он пытается садануть локтем в довольную ухмылку, а единственной точкой опоры остается вновь перехваченная рука. Наверное только из-за ощущения ее фиксации он не выходит в какое-то чертово бонусное измерение, заливая вязким его ладонь и свой живот. Несуществующие галактики постепенно прекращают свое гипнотизирующее вращение, растворяются, им на смену приходят холодящий спину пол, испарина на подрагивающей коже и резко пахнущая влажная рука, удерживающая его подбородок, мажущая липким большим пальцем оттянутую нижнюю губу. - Доволен? - Гадко усмехается Юджиро. Баки залипает взглядом на крепких белых зубах и здоровых розовых деснах, довольно щурится и, глядя как ухмылка сменяется оскалом, тянет: - Конечно, если тебя устроит половина боя. Взорвется. Теперь уже точно. Но и терять ему уже нечего, так что почему бы не проверить? Великан выпрямляется и все-таки проявляет чудеса самоконтроля, которые выдают пробежавшие по лицу желваки и набухшие вены. - В таком случае, - рука быстро распускает шнурок, и черные штаны съезжают на пол. - Тебе тоже придется постараться. Баки привстает на колени и задумчиво рассматривает чужой пах. Его наконец начинает пробирать весь идиотизм происходящего, его масштабы и осознание того, кто именно все это устроил, временно решив поехать крышей. Юджиро терпеливо ждет окончания интеллектуальной заминки, оставляя за ним право выбора, и это вымораживает отдельно. Они не будут продолжать, появляется светлая мысль, и тут же рассыпается на части от провоцирующего смешка сверху. Баки закрывает глаза и открывает рот, двигаясь вперед. Тяжелый, сначала мягкий член он старается никак не связывать в своих мыслях с его хозяином, и это помогает. Легко угадать, что именно доставит удовольствие после того, как выяснил на собственном опыте. Становится сложнее, когда он начинает вставать в его рот, заполняя его полностью, приходится сдать назад, сморгнуть невольно выступившие слезы и продолжить с максимальной аккуратностью, оберегая собственную челюсть. Насадившись снова, он давится всхлипом, который ствол задвигает обратно в горло, и неожиданно чувствует в своих волосах ласковую, подбадривающую ладонь. Привычный голос с добавлением незнакомой легкой хрипоты негромко его хвалит, и это добивает окончательно. Не думая больше ни о челюсти, ни о целости гортани, он сжимает руки на накаченных бердах и натягивает себя на чужой член до предела, а потом пытается пропихнуть его максимально глубоко в глотку, пытаясь угадать, не померещился ли ему довольный тихий стон. Отстраняется, судорожно переводит дыхание, чувствует макушкой поощряющее прикосновение и немедленно повторяет попытку самоубийства удушением, подрагивая горлом вокруг горячего и крепкого. Сколько это безумие продолжается он не может осознать даже примерно, возможно он все-таки умер из-за собственной тупости и щенячьего восторга от небрежных поглаживаний, но в какой-то момент сильные пальцы обнимают его лицо, отодвигают, освобождая онемевшие губы, пока он пытается судорожно пропихнуть воздух в онемевшее горло. - Хватит, - усмехается Юджиро, мягко и осторожно укладывая его на спину и легко раскидывая его бедра, чтобы опять устроится между ними. Он совершенно пропускает момент, когда у него снова встал, даже умудряется с опозданием заметить снова проникающий в него подлый палец, из-за которого он спустил намного раньше, чем хотел, потому что прохладные умелые губы снова вычерчивают очередную дорожку безумия от низа живота и выше. Чертов палец все-таки напоминает, что у тела Баки не осталось никаких секретов, его выгибает вверх, чужие зубы мажут по ключице, к основанию шеи съезжает коварный язык. Самодовольный смешок прямо в кожу или глубже отвечает невнятному всхлипу, второй скользкий палец пытается присоединиться к первому, и возможность этого вызывает серьезные сомнения, но другая рука жадно сжимает бедро, зубы легко покусывают линию челюсти, и, распахнув рот, он впускает его. К боли предсказуемо добавляется и удовольствие, прохладный язык путешествует по контуру его губ, и опять - всего становится слишком много. Он тянется навстречу, беззвучно воет в чужой рот, послушно надевается на третий палец, радостно добирается до чужих десен, привыкая, забывает о саднящей боли, чувствует только чистый кайф внутри и снаружи, давится долгожданным поцелуем - и да, раньше его ни разу так не целовали, и постепенно возвращает себе чувствительность. Когда остается лишь тянущее, накатывающее предвкушение, пальцы пропадают, а Юджиро углубляет поцелуй, одновременно неторопливо и беспощадно заполняя его внутри. Баки кричит в его рот, грызет губы, но при этом подается навстречу, зная наверняка, что скоро будет намного лучше. Лучше не заставляет себя ждать. Его бедра приподнимают, безумие идет на новый виток, потому что входят в него меньше чем на половину длины, но размеренные удары выверены на сто процентов. Наверное, он содрал ногти, наверняка Великан раскачивается сверху с самым самодовольным видом - он не видит, мешают слезы чертового восторга, и точно - никогда раньше он не был настолько беспомощным и зависимым. Когда Юджиро наконец надоедают его вой и радостные корчи, он выходит, и, легко приподняв, упирает его грудью в стол, придерживая широкими ладонями бедра. Боли от вторжения уже нет, но в этот раз все иначе, с каждым разом он входит глубже, пальцы ног Баки не касаются пола, и он никак не может это контролировать, только испуганно выдыхать, судорожно хватать воздух на вдохе, впустую надеяться на чужое благоразумие, стонать, скулить и послушно принимать до тех пор, пока не чувствует и не слышит шлепок чужих бедер о собственную взмокшую задницу, не ощущает мягкого столкновения напряженных яиц. Довольно рыкнув, Юджиро повторяет, и мысль о том, насколько он сейчас внутри, заставляет на несколько секунд забыть обо всех остальных странностях этого вечера. Через некоторое время привыкнув, Баки уже ждет очередного длинного, заполняющего движения, пока одна рука, подхватив его под живот, явно ловит отголоски внутри, а вторая выводит ловкими пальцами на спине начала новых движений к ласке и побегов от слишком яркого удовольствия. После Юджиро опускает его сверху на себя, и он готов к чему угодно, кроме свободы действий. Вцепившись в широкие плечи, ищет в выразительном лице спрятавшуюся насмешку, но почему-то не находит. Ладонь давит на бедро, пальцы помогают войти не до конца, гладят, не пытаясь протиснуться внутрь, но постоянно напоминая о себе, а он снова ищет искусанными губами чужие, шатко балансируя на трясущихся коленях. Это новый поцелуй, он не похож на схватку, не распинает его изнутри неожиданной истомой, не подчиняет, полностью лишая воли, но дух снова захватывает, потому что он одновременно и самый неожиданный, и самый предсказуемый. Юджиро вновь угадывает, проникает внутрь мягко, заполняет лаской и осторожной нежностью, одновременно фиксируя его бедра, почти уложив на себя и начиная неторопливо раскачиваться вверх. Надолго Баки не хватает, зажатый между ними член взрывается, сперма пачкает грудь, стекает по животу, собирается липким внизу на горячей коже и взмокших волосках, окровавленные пальцы впиваются в крепкие плечи, он грызет чужую шею, всхлипывая в нее в такт заполняющим его внутри горячим толчкам, ловит внутри нее начало удовлетворенного протяжного стона и, пожалуй, не возражает, если сжимающие его сильные руки переломят ему сейчас хребет. С трудом выровняв дыхание, они заново разглядывают друг друга. В глаза Юджиро возвращаются хитрые искры, невозможные губы начинают обидно сдерживать смешок, а Баки недобро щурится и играет желваками не хуже Великана. Приступ хохота все-таки проходит стороной, подвижные губы ограничиваются сытой ухмылкой и безапелляционно и крайне довольно сообщают: - Теперь ты мне должен страшно охрененный бой. Эту ухмылку хочется откусить, слова - затолкать обратно железным ершом, а потом еще совсем немного пофантазировать о том, что он мог быть самую малость чуть меньше мудаком. Сидя на жестком полу в мокрых и липких шортах с выжатыми до полного опустошения яйцами и кривясь от саднящей боли в заднице, Ханма Баки разглядывает широко распахнутыми глазами стену и думает о том, что из всех возможных Сеансов Экстремального Распития Кофе с воображаемым Юджиро сейчас он имел возможность оценить самый экстремальный. Другие были хотя бы похожи друг на друга, и конечно тоже не отличались особой нормальностью. Демона он уже призвал, и в любом случае это не приведёт к простым семейным посиделкам. Пожалуй, будет совсем неплохо, если Юджиро ничего не разнесет или хотя бы не будет хлопать дверью. Он совершенно не готов к встрече с самым сильным и самым непредсказуемым существом на планете. Черт. Как же замечательно будет выдавить из себя хотя бы пару слов.