Про вазы, взгляды и фарфор

Пожалуй, единственное, чем могла похвастаться Оливия Сильвер в свой двадцать один год — это упорством. Совмещая двенадцатичасовые смены в ближайшей к съемной квартире забегаловке и зубрежку билетов перед экзаменами, испытывая колоссальный стресс и усталость, подпитываясь в этой самой забегаловке, а иногда и вовсе перебиваясь, чтобы прийти в старую маленькую квартиру, оплата которой лишает возможности элементарно выпить баночку пива после трудного дня, и всё равно надеяться на что-то. Конкретных целей в жизни нет, друзей и знакомых нет. Оливия каждый месяц, когда контрактники переводят огромные суммы за обучение, благодарит прошлую себя за то, что башковитая, ещё полная стремлений девчонка позволила ей пройти на бюджет. Плати она ещё и за универ — померла бы голодной смертью в этой самой квартире. А так ничего. Пока что держится. Пока что. И каждую ночь просит папу открыть дверь.

***

Шей де-Монтроуз. Просто чудо, прелесть. Ангел. Личико кукольное: глазки блестящие, реснички длинные и пушистые, маленький аккуратный носик и пухлые губки. А характер какой чудный! Мила, приветлива, добра ко всем и открыта… Девушка-мечта. Кукла фарфоровая. Вы только близко не смотрите. Ну и что, что глазки смазаны маслом и натерты до блеска? Подумаешь, тушь под глазами осыпается темными синяками. Ну и что, что носик — заслуга пластического хирурга и правильного контуринга? Губы тоже ничего… Если накрашены. Но зато красота какая! А характер… Ложь. Ложь. Ложь! Красивая ваза из китайского фарфора, укрытая полупрозрачной вуалью. Смотрите, гости дорогие, все смотрите! Только слишком близко не подходите, руками не трогайте — вдруг разобъете? И внутрь не заглядывайте. Мало ли, какие демоны там сидят… Но ведь красиво же. А мамонька все не нарадуется, не налюбуется. Приказав человеку быть вазой, с гордостью перед гостями ей трясёт. Смотрите, смотрите! А Шей в глубине только и остается, что просить: Не смотрите. Не смотрите. Никто не слышит тихий голос среди криков восторга. Никто. Кроме одной. Уставшей, воспаленным взглядом не глядящей на Шей. Ей и дела нет. Даже пересекаясь в уборной, смотрит, но не на неё. Сквозь. Будто на пустое место, на вещь. Это всегда тут стояло? А если пустой взгляд направлен на фигуру человека, ей плевать, кто этот человек. Ей бы самой человеком остаться. А вот Шей, похоже, человеком быть перестала давно. Потому что отчаянно следует за ней, только бы и дальше не смотрела! Поступить в университет? Не по специальности? Пожалуйста, входите, получите! Такая честь, сама Шей де-Монтроуз с небес спустилась! На тот же факультет, на те же пары. В кафетерий. В коридорах. В актовом зале. Во дворе. Если кто и заметил помешательство — виду не подает. Кому есть дело до серой мыши, пусть за ней и по пятам следует ангел. Такой же поломанный, треснувший. Шей хочет сказать, что Оливию следует назвать фарфоровым ангелом: больше похожа. Но единственное, что она тихо шепчет: Не смотри. Пожалуйста, не смотри на меня и дальше. А ваза покрывается сеточкой-паутинкой трещин. И скоро ни одна вуаль не скроет их.