Расплата за побег

      Вот всё и кончено. Побег не удался. Шагая следом за хмурым бароном обратно к усадьбе, которую они с Никитой покинули не позже чем какой-нибудь час назад, Анна молила лишь об одном: «Только бы ничего худого не сделали с Никитой! Он ведь ни в чём не виноват!»       Отдав распоряжение управляющему запереть беглого конюха, Владимир обернулся к бледной девушке:       - Ступайте в свою комнату, Ваша судьба решится позже.       Анна провела остаток дня в тревогах о собственной участи и судьбе друга, беспрестанно молясь, пока Полина не передала приказ барина спуститься к ужину.       В обществе рассерженного хозяина она не могла проглотить ни кусочка. Барон был молчалив, изредка бросая на свою визави короткие взгляды, не сулящие ничего хорошего. Наконец, будто решившись на какой-то очень трудный шаг, Владимир медленно произнёс:       - Взамен каторги для Вашего Никиты Вы пустите меня в свою спальню.       Бледность мгновенно сменила лихорадочный румянец, до того горевший на щеках девушки, дрожащие губы не смогли ничего вымолвить в ответ.       - Я приду нынче же. Если дверь окажется запертой – Вашего подельника высекут на конюшне до полусмерти.       Резко встав, чтобы не видеть ужаса, застывшего на лице Анны, барон вышел из столовой.       Стук в дверь раздался вскоре после того, как дом угомонился. С недоумением посмотрев в сторону входа, девушка невесело усмехнулась. Стучаться в комнату крепостной, которую собираетесь обесчестить – странное поведение. Стук повторился. Барону надоело ждать, и он вошёл, так и не услышав разрешения. Его строптивая собственность сидела на постели в том же траурном платье.       - Раздевайся.       Она не шелохнулась.       - Что же, так-то ты ценишь жизнь своего друга. Если ты не будешь мне повиноваться, ему прямая дорога на каторгу.       Барон развернулся, намереваясь удалиться.       - Постойте!       Обернувшись, он увидел, как вскочившая с постели Анна дрожащими руками пытается расстегнуть крючки на спине.       - Об этом Вы должны были позаботиться заранее, сударыня, – хозяин бесцеремонно развернул девушку спиной к себе и быстро расстегнул её одеяние. Чёрным пятном ткань упала к ногам содрогнувшейся от предстоящего унижения крепостной.       - Теперь снимайте бельё и ложитесь.       Не поворачиваясь к своему мучителю, Анна быстро, не задумываясь о том, что делают её руки, сбросила остатки одежды и, подойдя к постели, откинула край одеяла.       - Нет.       Невольница испуганно оглянулась.       - Ложитесь поверх одеяла. Оно мне только помешает.       Послушно вытянувшись на кровати, как велел барон, Анна закрыла глаза, беззвучно молясь, чтобы произошло что-нибудь, что избавит её от позора.       - Разведите ноги в стороны.       О нет, она не выдержит подобного! Открыв глаза, в которых дрожали слёзы, покраснев, казалось, целиком, до самых пяток, девушка уже была готова взмолиться о снисхождении. Но взгляд Владимира заставил слова застрять в горле. Он смотрел на свою жертву… с тоской и нежностью, в его глазах не было и следа жестокости или превосходства. Сбросив халат, он остался в одних кальсонах, нательный крестик тускло поблескивал в неверном свете единственной свечи на туалетном столике. Подойдя, Владимир присел в изножье кровати, осторожно коснулся горячей ладонью узенькой щиколотки. Анна содрогнулась, словно от удара.       - Не бойтесь. Я не причиню Вам боли.       - И как Вы собираетесь овладеть девушкой, не сделав ей при этом больно? – отчаяние придавало сил говорить, хотя она пообещала сама себе не произносить ни слова: если уж она в полной власти хозяина – пусть делает с нею что хочет. – Или вы сомневаетесь в моей порядочности?       - Ничуть, Анна. Но боль сегодня Вам не грозит, клянусь.       В ответ на крайне удивлённый взгляд голубых очей барон загадочно улыбнулся.       - Сегодня Вы испытаете нечто иное.       Страх, и без того холодным комком свернувшийся под сердцем, превратился в панический ужас. Глаза выдали чувства девушки, Владимир осторожно провёл по стройной ножке от пальчиков до судорожно сжатых коленей.       - Не нужно бояться. Думаю, Вам даже понравится.       Горящий взгляд воскликнул: «Ни за что!»       - Не зарекайтесь, Анна. Время покажет.       И началась настоящая пытка. Если существует на земле пытка ласками и нежностью, то барон подвергал свою невольницу именно такому истязанию. Его руки и губы, блуждая по всему девичьему телу, ни разу не причинили боли, оставляя на коже лишь горячие влажные метки от поцелуев, запуская стайки приятных мурашек, разжигая волны непонятного тепла, рождающегося где-то ниже пупка и заполняющего всё существо жертвы мужского коварства. Только Корфу могло прийти в голову мучить стыдливую девушку дерзкими поцелуями в упругую грудь, посасывая напрягшиеся от его прикосновений тёмно-розовые вершинки, ласковыми руками, что гладили ноги, живот, шею, плечи, едва касались лица и вновь спускались к груди, которая уже ныла от дерзких губ, но Анна уже против собственного желания жаждала новых прикосновений. Вот он снова ласкает живот, бёдра, осторожно дует на золотистый пушок над сомкнутыми ножками. Ох, что же он делает – целует прямо там. Непонятным образом под чуткими, но властными пальцами ножки раскинулись сами собой…       - Ах… – издала Анна невольный всхлип, когда горячие губы коснулись её в самом сокровенном месте. Нет, это невозможно, это вовсе стыдно, ей подобного не пережить… – Умоляю… не на-а-а-а… А-а!!!       Комкая одеяло в кулачках, неимоверно возбуждённая жертва выгнулась навстречу сводящим с ума ласкам, словно в горячечном бреду она металась под губами, творившими с нею нечто невообразимое. Раскалённая лава, заполняющая всю её, начиная с того места, где её сейчас ласкал дерзкий мужской язык, постепенно подбиралась к голове, отсекая весь остальной мир, поглощая, захлёстывая непереносимым, болезненным восторгом… Будто со стороны Анна услышала истошный женский крик – и сознание погасло.       Она открыла глаза, с трудом вернув чёткость взгляду, оглядела комнату. Свеча не догорела и до половины. Повернув голову, обнаружила барона, лежащего рядом и глядящего на неё с самым безмятежным видом.       - Только не говорите, что Вам не понравилось, Анна. Ваше тело всё сказало за Вас.       - Зачем Вы сделали со мною это?       - Неужели всё-таки станете утверждать, что не испытали удовольствия?       Господи, дай сил поскорей забыть об этой сладости, столь густо замешанной на ощущении греха и унижения, что было… Как? Слишком ярко, слишком остро, слишком… Всё слишком! Впрочем, как и что угодно иное, относящееся к Владимиру Корфу.       Опустив глаза, Анна молчала.       - Что же, воля Ваша.       Барон ловко извлёк из-под неё одеяло, накрыл ничего не понимающую девушку, задул свечу и пристроился рядом, по-хозяйски повернув её, словно куклу, на бок и крепко прижав спиной к себе.       - Спокойной ночи, Анна, – в темноте казалось, что он улыбается.       Поражённая девушка пробормотала:       - Вы… собираетесь спать тут?       - Да. Вас что-то не устраивает?       Анну не устраивало абсолютно всё произошедшее в её комнате нынче ночью, но не говорить же об этом хозяину?       - Вот и хорошо. Сладких снов.       Владимир очень скоро задышал ей в затылок ровно и глубоко, Анна поняла, что её мучитель заснул. Она же долго не могла сомкнуть глаз, пытаясь разобраться в том, как же относиться к пережитому. Над нею совершили насилие? Определённо – нет, ей не было больно ничуть. Ей доставили удовольствие? Безусловно – да. Увы, это приходилось признать безоговорочно: Владимир был большим мастером в обращении с женским телом. Но… это ведь было так унизительно! Чудовищно! Возмутительно! Самое странное для Анны заключалось в том, что она отчего-то не испытывала ненависти к барону.       На следующее утро прекрасная невольница проснулась в своей постели одна и гораздо позже обычного. Владимира рядом не было, хотя он, скорее всего, покинул девичье ложе не очень давно – его запах ещё стойко витал в воздухе, исходя от белья. Анна поднялась, решив поскорее одеться и спуститься вниз, чтобы не опоздать к завтраку и не вызвать неудовольствия барина. Её платье и всё прочее, что она вчера столь бесцеремонно бросала на пол, было аккуратно развешено на стул, придвинутый ближе к печке, от которой ещё исходило пусть слабое, но тепло. Неужто заходила Полина? Видела ли она хозяина в Анниной постели? Нет, вряд ли ленивая горничная вдруг ни с того ни с сего решила проявить в такую рань трудовое рвение, да ещё и по отношению к ненавистной воспитаннице покойного барина. Значит, Владимир. Поведение хозяина становилось всё более загадочным.       И за завтраком, и весь последующий день барон вёл себя так, будто между ними не произошло ровным счётом ничего необычного. За столом был приветлив и словоохотлив. Правда, на кухне у Варвары от слуг Анна услышала, что барин спозаранку выскочил из дома, велел оседлать своего дикого Беса и больше часа пропадал где-то, вернувшись аккурат перед завтраком. Зато приказал выпустить запертого после неудавшегося побега Никиту и куда-то отправил с Григорием.       В конце ужина девушка решилась осторожно поблагодарить Владимира за снисходительность к бедному конюху.       - В моём поступке нет ничего особенного, Анна. Вы были послушны давеча, теперь каторга ему не грозит. Но я ещё не решил, что делать с вами обоими дальше.       - И… что это значит? – побледнев, тихо прошептала красавица.       - Лишь то, что нынче я снова приду.       - Но… Владимир, Вы же…       - Разве я говорил, что приду только один раз? – испытующий взгляд барона блестел легко различимым ехидством. – К тому же, сбежал не только Никита, но и Вы.       - И сколько же… визитов Вы намерены сделать? – нестерпимо краснея, опустила Анна взгляд в тарелку, нервно комкая крахмальную салфетку.       - Столько, сколько сочту нужным, мадемуазель… Сколько сочту нужным, – барон поднялся и без лишних слов покинул столовую.       На сей раз Владимир вошёл без стука. Анна сидела на постели в ночной сорочке, одеяло было откинуто к изножью. Молча скинув халат, мужчина многозначительно посмотрел на свою очаровательную собственность. С трудом удержавшись от недовольного фырканья, Анна сбросила сорочку и легла, как и вчера, вытянувшись солдатиком. Повторив свои прежние действия, барон неторопливыми ласками вновь довёл свою прекрасную жертву до неистовства, его умелый язык и руки хозяйничали всюду, подарив напоследок столь же ослепительное удовольствие, как и вчера, смешанное со стыдом и раскаянием. Анна зареклась смотреть за движениями барона, выражением его лица, чтобы не ловить на себе искреннее восхищение её красотой, что горело накануне в мужском взгляде. Она закрыла глаза, но чувствительность кожи, возросшая от недостатка зрительных образов, одарила девушку ещё более восхитительными плодами усилий Владимира по возбуждению в отзывчивом, податливом теле чувственных удовольствий. Пытавшаяся вначале изо всех сил противостоять действию на неё умелых ласк записного сердцееда, Анна сдалась, когда её губы вдруг впервые накрыл рот барона, одарив таким головокружительным поцелуем, что она и сама не заметила, как ножки её раскрылись, а мужчина уже вольготно лежал меж них, продолжая изысканную пытку ласками. Если бы Владимир не остался, как и накануне, ниже пояса в своём исподнем, то мог бы при желании одним движением бёдер окончательно расправиться с непорочностью Анны. Ибо даже она, не слишком сведущая в альковных делах, как и полагается невинной девушке, безошибочно поняла, что же такое горячее и твёрдое прижалось к низу её живота, когда мужчина целовал её губы, а после ласкал плечи и грудь. Скользнув по распростёртому под ним разгорячённому девичьему телу, Владимир, как и накануне, дал волю лишь одному своему рту до тех пор, пока Анна не забилась в его руках, испытывая непередаваемый чувственный экстаз.       Всё меж ними происходило молча. После пережитых плотских наслаждений девушка была вновь властно прижата спиною к лежащему на боку хозяину. Но на сей раз она явственно различила, что в её ягодицы упирается твёрдая мужская плоть. Это обеспокоило не на шутку, но барон не делал никаких попыток удовлетворить разбуженное желание, только глубоко и часто дышал, стараясь быстрее успокоить своё тело. От повторных чувственных бурь Анна устала настолько, что задремала, кажется, даже раньше, чем лежащий рядом мужчина сумел справиться с собою.       Визиты барона длились уже более недели, по-прежнему ни Владимир, ни тем более Анна ни словом не упоминали днём того, что происходило меж ними по ночам. Исчезая из девичьей спальни прежде, чем мог быть обнаружен проснувшейся прислугой (о тайне совершаемого им с любимицей покойного отца барон заботился тщательно), хозяин тотчас уносился на верном Бесе, в неистовой скачке усмиряя неудовлетворённую плоть. Сегодня Анна должна была сказать хозяину, что в ближайшие несколько дней ему придётся оставить её в покое, поскольку… Как упомянуть вслух при мужчине естественные явления женского организма, девушка не знала. Едва лишь она попыталась заговорить об этом, спустившись к ужину, Владимир сам пришёл ей на помощь, избавив от необходимости длинных объяснений на деликатную тему:       - Я понял Вас, Анна. Тем более что по некоторым признакам догадался об этом сам прошлой ночью.       Красавица смутилась ещё сильнее.       - Я до сих пор не могу понять, чего Вы добиваетесь от меня своими действиями, но весьма благодарна за то, что Вы дадите мне эти несколько дней покоя.       - Отнюдь. Я этого не говорил.       - Но… Вы ведь не станете… – опешила Анна.       - В ближайшие дни – нет. Но спать мы по-прежнему будем вместе. Разве что по необходимости Вы не станете снимать панталон. Но рубашку на Вас я не потерплю даже теперь. Вы всё поняли?       Потупившейся девушке осталось лишь кивнуть.       Владимир действительно пришёл и этой ночью. Спокойно разделся, но в отличие от предыдущих визитов, просто лёг в постель Анны, показав жестом, что ждёт, когда она займёт своё место. Уже привычно прижав к себе узкую гибкую спинку, барон сразу почувствовал напряжённость во всём теле девушки. Она никак не могла заснуть и всё сильнее подбирала колени к животу. Видимо, ей нездоровится, догадался мужчина, её особые дни сопровождаются болью. Он опустил горячую ладонь на низ девичьего живота, легонько погладил. От тепла его руки Анне стало полегче, и вскоре она задремала.       Следующей ночью мужские руки не только согрели и мягко погладили место средоточия усилившихся женских болей Анны, но и ловко надавили на какие-то особые точки на пояснице, отчего недомогание отпустило практически мгновенно.       - Как вы это сделали, Владимир? – раздалось в темноте удивлённо.       - Я полон сюрпризов, сударыня, – был ответ с нескрываемой насмешкой в голосе.       - Воистину, – вздохнула Анна коротко.       - Спокойной ночи.       - И Вам, – кивнула девушка, прежде чем смежить веки.       Странные отношения меж хозяином и крепостной продолжались. Когда Анна оправилась после своих женских недомоганий, перед нею встал вопрос: сообщать ли Владимиру, что он снова может возобновить над нею свои странные ласки? Он явно испытывал большие трудности с волнением плоти, когда дарил своей крепостной столь необычные наслаждения, однако же не делая попыток овладеть ночной пленницей до конца. Если барон узнает, что Анна скрывает от него своё выздоровление, не разозлит ли это его настолько, что станет хуже не только ей, но и Никите? Но в ту ночь, когда она собиралась, всей душою презирая ложь, честно во всём сознаться хозяину, Владимир прервал её:       - Не нужно ничего говорить. Просто ложитесь, Анна, – и задул свечу, прежде чем снять халат.       …Анне снился сон. Будто она ложится в постель с Владимиром, но не в своей, а отчего-то в его комнате, он гасит свечу и… исчезает. Она в постели одна. И вдруг ей становится нестерпимо страшно. Страшно и пусто. Темнота, сгустившаяся вокруг неё, пугает до дрожи. Едва справившись с онемевшими губами, она шепчет:       - Владимир… Владимир…       Но пустота вокруг неё такая звенящая и абсолютная, что её охватывает настоящая паника.       - Владимир!!!       И тут знакомые руки подхватывают, она оказывается в его сильных объятиях, ласковые, до боли знакомые губы покрывают поцелуями лицо и нежно шепчут:       - Не бойся, Анечка, я тут, с тобой, я никогда тебя не оставлю, любимая моя девочка… Всё хорошо… Сладкая моя…       Поцелуи становятся всё жарче, уже знакомое, привычное тепло начинает пульсировать между ног… Но ей отчего-то нужно больше… Гораздо больше, чем изведанные уже ласки. Ей хочется ощутить, каково это – познать Владимира как мужчину… до конца… Стать с ним единой плотью… Взять то, чего он ей никогда не предлагал и дать ему то, о чём его тело молило еженощно, но хозяин никогда не требовал от неё.       - Наполни меня… пожалуйста… – даже во сне Анна почувствовала, что краснеет от столь откровенных слов.       И тут же её ожгло изнутри нестерпимой болью! Она закричала и… проснулась. Владимир ласково собирал с её щёк слезинки губами и шептал:       - Всё, всё, моя хорошая, больно больше не будет. Уже всё кончено, всё прошло. Теперь будет только хорошо…       - Вы…       - Да, любимая моя…       - Что? Что вы говорите такое?       - Что люблю тебя…       - Но это невозможно…       - Увы для нас обоих, но это так… – лёгкие поцелуи порхали по лицу. – Ты сама меня позвала, милая. Я даже не надеялся, что стану тебе нужен так скоро…       - Это был сон. Всего лишь сон.       - Я знаю. Но ты позвала – и я пришёл. Посмотри на меня, Анечка… моя маленькая…       Поймав её взгляд, Владимир слегка качнулся – Анна почувствовала в себе движение чего-то большого, тугого.       «Его плоть…» – почти равнодушно догадалась девушка.       - Больно, милая?       - Нет.       - Хорошо.       Следующий толчок был глубже и мощнее. Мужское естество задело внутри у неё что-то такое, отчего она непроизвольно вздохнула. И снова… и снова… От его движений в ней Анна сама себе казалась всё легче и невесомее, раскачиваясь следом за толчками сильного мужского тела, покуда совсем не растворилась среди россыпи огненных искр, вспыхнувших, казалось, прямо у неё в мозгу. То, что Анна сейчас испытала, не шло ни в какое сравнение со всеми прежними чувственными удовольствиями, что дарили ей ласки мужчины.       - Спасибо тебе, девочка моя… ты даже не представляешь, как я сейчас счастлив… Я так тебя…       Собрав последние силы, Анна посмотрела в глаза любовника, блестящие в неверном свете бесстыдно подглядывающей за ними сквозь приоткрытую портьеру луны:       - Я не верю Вам. Если любят – не творят с невинными девушками того, что делали со мною Вы.       - Я испугался, Аня…       - Вы?! Чего?!       - Что ты меня оставишь. Действительно уйдёшь однажды. С Никитой или кем-то другим. Ты должна была стать моей! Срочно, немедленно!!! – он схватил её за плечи и встряхнул, неистово сжав, наверняка оставив на нежной коже следы. – Чтобы знала только мои ласки, мои объятия, мои поцелуи! Но и силой взять тебя я не смог… Хотя видит Бог – был на волосок от того, чтобы бросить тебя на землю прямо там, у кладбища, и сделать своей немедленно. И плевать на присутствие Никиты и Шуллера! Как я тогда испугался тебя потерять навсегда… Ты не можешь этого понять – ты не любила так отчаянно, как я люблю тебя! Давно! Как же давно глупый жестокий барчук полюбил отцовскую крепостную забаву… – Владимир покачал головой, резко отпустив её плечи, прижался лбом к её лбу. – Мои мольбы исполнились сегодня – я стал тебе нужен. Пусть во сне, но нужен! Аня, стань моей женой.       - Что? О чём Вы говорите, Владимир? Дворяне не женятся на крепостных.       - Ты больше не крепостная. Третьего дня я ездил в уезд – твоя вольная у меня в сейфе. Ты можешь сама решить, как тебе поступить. Или стать женой отчаянно влюблённого в тебя до потери сознания человека, сделав его счастливейшим из смертных, или взять свою вольную и уйти, лишив меня света и радости, смысла жизни и самого желания жить… Только знай, Анна: так как я, никто, слышишь ты, никто и никогда тебя любить не будет!       - Вы безумны!       - Да, меня лишило разума чувство к тебе! Всепоглощающее и жестокое!       - И в ответ Вы решили стать жестоки ко мне?       - Разве я был жесток? Неужели хоть раз причинил боль?       - Вы заставили меня испытывать жесточайшие муки совести, неужели Вы не понимаете!       - Обвенчайся со мной – и всё, что нас связывает, станет освящено узами брака. Тебе нечего станет стыдиться. Мы станем делить ложе открыто – кто знает, возможно, со временем и тебе удастся хоть немного полюбить меня в ответ. У нас родятся дети, может быть, ты поначалу испытаешь ко мне привязанность как к отцу своих детей, а она перерастёт во что-то большее. Анна, пожалуйста, не лишай меня хотя бы искры надежды!       - А если… у нас не получится?       О, если бы Анна только знала, какую надежду вселила во влюблённого мужчину сейчас!       - Я буду стараться за нас двоих, обещаю! В конце концов, раз уж Вы, мадемуазель, пусть и во сне, решили отдаться мне – будьте последовательны, – не имея возможности в темноте рассмотреть как следует выражения его глаз, Анна ясно слышала в голосе знакомую корфовскую насмешку, – позвольте дать Вам своё имя тому, кому Вы подарили свою невинность.       - Вы её украли, коварно овладев мною во сне! – по-настоящему рассердиться на барона у неё отчего-то не получалось.       - Я ничего не крал, сударыня, Вы сами попросили овладеть Вами, – целуя уголки губ вспыхнувшей возлюбленной, улыбался искуситель. – Я мог бы, конечно, соврать и сказать, что подумал, будто Вы проснулись и для Вас всё уже наяву, но нет. Не буду лгать, дорогая. Вы спали, но душа Ваша во сне тянулась ко мне. Разве не так?       Боже мой, да могла ли устоять столь безумно любимая женщина перед истинным чувством Владимира Корфа?!       Конец.