Я так давно тебя искал по грязным пресным руслам, Зубами сети рвал, напрягая каждый мускул…
Метка появилась в семь лет. Боль была настолько сильной, что казалось отвалятся сразу и плечо, и шея. Никогда — ни до, ни после — ему не было так больно. Перепугались тогда все знатно, вытащили из бассейна, уложили на прохладный кафель и даже скорую вызвали. Думали что-то серьезное. Врачи тоже удивлялись. Семь лет — маловато для появления метки. Средний возраст — тринадцать-четырнадцать, когда мальчики начинают на девочек заглядываться, а он оказался слишком ранним. И место-то какое: витиеватые иностранные буквы тянулись от ключицы к плечу. Красиво. И совершенно непонятно. Метка была на виду постоянно, Хару проводил по пояс голым как минимум три часа в день, но он очень сомневался, что это поможет. Надпись была на русском. Марина Дьяченко. Имя ему нравилось, оно означает Морская. Не нравился язык. Сколько в России людей? И сколько Марин? А учитель русского испугал еще больше. Дескать, она может быть и не совсем из России, на этом языке говорят во многих странах. В свои пятнадцать Хару сидел в интернете и смотрел степень распространения русского языка. Многовато. Где искать эту неведомую Марину? Учить русский язык он пошел в десять лет, когда умерла бабушка. Родители вечно мотались по командировкам, иногда не появлялись дома месяцами, а потом приезжали всего на пару дней. Бабушка была для Хару самым близким человеком. Это она привела его в бассейн, она с гордостью смотрела, как он обгоняет своих ровесников, она присутствовала на всех соревнованиях. Бабушка его была полукровкой, родом из Нагасаки. Отца своего, залетного иностранного моряка, не знала. Ей была близка жертвенность, которой Хару никогда не понимал, но научился ценить. Бабушка когда-то переехала в маленький городок вслед за своим мужем, была образцовой домохозяйкой и любящей матерью. А теперь стала матерью и для ребенка своего сына. С бабушкой было хорошо. Когда она умерла, он почувствовал себя одиноким, по-настоящему брошенным. Родители не были ни на одном его соревновании, пропустили все школьные фестивали и даже не пришли на спектакль. Хару там играл совсем крохотную роль, появился на сцене и сразу ушел, смотреть особо нечего. Но при этом некоторым его одноклассникам достались роли деревьев, пробегающих мимо оленей, завывающего ветра, но их родители приходили с видеокамерами, чтобы заснять свое чадо и восхищаться им снова и снова. Мама Хару тоже была полукровкой. Очень красивая, ей вслед оглядывались мужчины, а женщины пораженно замирали перед ней. Отец же от деда-иностранца унаследовал разве что высокий рост. У Хару иностранные корни родни проявились ярче, чем у обоих родителей. Еще с самого детства его дразнили из-за голубых глаз. Яркие, будто он линзы нацепил. Слова ровесников Хару не особенно ранили. Немного обидно, конечно, но он не расстраивался. Как оказалось — не зря. К последнему году в средней школе он стал выше даже некоторых учителей, занятия спортом ожидаемо подарили шикарную фигуру, а смесь нескольких национальностей обеспечила привлекательную внешность. Он считался красивым. К этому времени он жил под присмотром соседей: семейной пары с пятью детьми. Дети соседей были теми еще непоседами, творили что хотели, поэтому на Хару у милой семейной пары времени не оставалось. Кормили, собирали бенто в школу — уже хорошо. Он не доставлял им хлопот. Хару много занимался, лишь бы не возвращаться в пустой дом. Учил русский язык, участвовал в делах школьного совета, много тренировался. Слава о красавчике-спортсмене с идеальными оценками разнеслась быстро. Вскоре еще и узнали, что он живет один. К поступлению в старшую школу Хару имел все основания сомневаться в разрекламированной скромности японских школьниц. Девушек у него было немало, все появлялись и исчезали из его жизни без его участия, но при этом он не сходил ни на одно свидание. Свою популярность он принимал так же спокойно, как и вообще всю свою жизнь. Не влюблялся. Знал, что когда-нибудь в его жизни будет Марина, он непременно полюбит ее, и поэтому свидания считал излишними. Родители хорошо зарабатывали, Хару с финансовой точки зрения получал все, что хотел. Занятия спортом требовали много денег, плюс курсы и уроки с репетиторами, да и учился он в лучшей, следовательно, самой дорогой школе их небольшого приморского городка. Хару нравилось плавать, нравилось учить языки, нравилось быть лучшим учеником школы, нравилось всеобщее восхищение. Этим он восполнял недостаток родительского внимания. На день рождения они дарили ему игровые приставки и телефоны последних моделей. Лучше бы дарили русско-японские словари и новые плавки. А в итоге получалось, что родители совершенно не знали своего сына. Иногда Хару казалось, что они все же чувствуют себя виноватыми, поэтому и не ограничивают сына финансово. Он мстительно выбрал старшую школу с пансионатом, бассейном и учителем русского языка. Ему предлагали бесплатное обучение в спортивных школах, но он отклонил все предложения. К этому времени его заметили, оценили высокую для его возраста скорость и вовсю зазывали готовиться к большому спорту. Хару же отчаянно цеплялся за возможность плавать для себя, в кайф. Ну и еще учиться, наслаждаться собственной крутостью и оттачивать знание русского. Что, впрочем, не мешало ему постоянно бить свой собственный рекорд скорости и стандартно приносить школе золотые медали с соревнований. Хару никогда бы не признался самому себе, но он был тщеславен и эгоистичен, купаясь в обожании посторонних людей. Школа была только для мальчиков, но с достаточно вольными порядками. Из окон школьной библиотеки было видно море, и Хару иногда просто бестолково пялился в горизонт. Море напоминало о метке, о девушке с морским именем. Хару нравилось думать, что русская Марина будет всегда с ним и во всем поддержит. — Ты одержим, — ворчал его единственный друг Мацуо. — Далеко не всегда соулмейты влюбляются. Иногда они просто дружат. Хару пожимал плечами. Он уже знал русский достаточно, чтобы вести осмысленный диалог, поэтому первым делом он начал искать Марину Дьяченко в соцсетях. Девушек с таким именем было немало, они охотно шли на контакт с японским школьником, но вот меток у них либо еще не было, либо они носили обычные русские имена, а не непонятные европейцу символы. Имя и фамилия Хару писались кандзи. Иероглифами. И он сомневался, что его суженная вообще поймет, что он из Японии. Быть может, она ищет его в Китае? Может, она не знает, как его имя читается? — Может, у нее вообще еще метка не появилась, — хохотал Мацуо. — То, что у тебя выскочила в семь, не гарантирует ничего. Может, ей сейчас десять лет и никакой метки нет? Хару кивал и ежедневно проверял свои профили в российских соцсетях. Быть может, его суженой и правда мало лет и метка у нее еще не появилась? Может, она появится у одной из тех Марин, с которыми он уже общался? В японских соцсетях его атаковали девчонки из прежней школы, но русские Марины не искали здесь японских суженных. У ворот нынешней школы несмело переминались очередные влюбленные дурехи. Хару не понимал, как можно хотеть быть не с соулмейтом? Он знал, что многие успевают вступить в брак и завести детей, прежде чем встречают предназначенную судьбой половинку, но не понимал этих людей. Что потом? Перечеркнуть всю прошлую жизнь? Бросить семью? Или отречься от соулмейта? Хару ждал свою Марину с преданностью, которая удивляла его одноклассников. Школу закончил лучшим учеником. Он мог выбрать практически любой университет: идеальные оценки и спортивные достижения позволяли подобную вольность. Выбрал тот, где можно изучать русский язык. Мацуо поступил на факультет физической культуры, планировал тренировать спортсменов. В университетскую сборную по плаванью вступили вместе, а потом Хару стал редко появляться на занятиях. Ему внезапно пришло в голову, что спортсмены много путешествуют. Чемпионаты, выездные тренировки. Мацуо нашел ему хорошего тренера, и за короткое время Хару особенно сильно вырос как спортсмен. Национальные он выиграл. В университете пошли навстречу талантливому ученику и даже академ оформлять не пришлось — все зачеты принимали в индивидуальном порядке. На Хару возлагали большие надежды. Его первый Чемпионат Мира прошел в Москве, и это можно было рассматривать как знак судьбы. Марину Дьяченко он не нашел, зато появился практически во всех российских газетах. Японский пловец носит на плече имя русской девушки — чем не сенсация. Но в Японию Хару вернулся без Марины, хоть и с медалями. Марина то ли не читала газеты, то ли и правда слишком мала для метки. Его встречали как героя — Япония в плаванье не была избалована медалями, а Хару привез сразу три. Два серебра на 50 и 100 метров, плюс бронзу на эстафете вольным. Еще он привез личную неприязнь к одному австралийцу, который увез два золота. В Японии Хару не проигрывал, поэтому серебро его не радовало. Особенно огорчало, что он не привез из Москвы Марину. — Да брось ты, — советовал Мацуо. — Найди себе уже постоянную девушку. Она будет смотреть на тебя с трибун, готовить овощи на пару и обеспечит регулярный секс. Может, твоей Марине три года? Хару покачал головой: — Минимум двенадцать. Метка не может появиться до рождения соулмейта. Мацуо закатывает глаза и снова тащит друга расслабиться. Тренер из Мацуо будет так себе: слишком любит развлекаться. Дисциплина — не его сильная сторона. Зато ведет за Хару аккаунт в Instagram, где публикует короткие видео с тренировок и много фоток идеального пресса спортсмена международного уровня. После Чемпионата Хару предложили сняться в рекламе. Он сначала отказался, а потом сам перезвонил. Внешность у него модельная, смешанная кровь делает привлекательным и для европейцев, поэтому он просто решает использовать шанс прославиться. Метку, разумеется, замазывают почти на каждой второй рекламе, но ведь имя модели частенько указывают. Через пять лет Хару видит себя на плакатах почти по всему миру, вынужденно носит одежду только одной фирмы, привык скрываться за козырьком кепки и солнцезащитными очками, и уже почти не ждет свою Марину. С олимпиады он привез серебро и бронзу — из ниоткуда выпрыгнул прыткий француз, и теперь Хару почти привык проигрывать. Но все равно ненавидит австралийца. Улыбается, конечно, и руку пожимает. А еще мстительно думает, что он-то гораздо известнее. Кто знает олимпийского чемпиона по плаванию? А вот японского спортсмена, который стал лицом известной торговой марки, знают многие. Тренер орет, из-за съемок приходится переносить тренировки, но сниматься не запрещает. Реклама обеспечивает стабильный доход, тренер получает немаленькую зарплату, Хару наглеет и резервирует бассейн только для себя. Марина по-прежнему не заинтересована в своем японском суженном. Он даже огорченно думает, что она уже попросту замуж вышла, у нее пятеро детей и бизнес в России. Быть может, она даже и видела его, но решила не связываться с загадочной японской душой. А Хару говорит по-русски лучше, чем по-английски, смеется над советскими мультфильмами и лепит дома корявые вареники. Он почти готов поехать в Россию и привести хоть какую-нибудь Марину, можно уже и не Дьяченко, уж слишком прикипел он к этой стране. Мацуо остается только вздыхать. Хару, щедро присыпанный пшеничной мукой, сосредоточенно пытается залепить лепешку. Мацуо, даже обладая минимальными познаниями в кулинарии, прекрасно видит суть проблемы: начинки много. Тонкая ножка гриба торчит из картофельного пюре, словно символизируя всю жизнь Хару. Он также пытается впихнуть в свою жизнь всего и побольше. И ведь получается же. Много ли найдется в мире олимпийских медалистов, которые бы являлись лицом бренда и рекламировали парфюм? В строжайшей тайне держалось, что сам Хару парфюмом не пользуется. Да и зачем ему? По полдня в бассейне и на беговой дорожке, если не мокрый, то потный. — Мне кажется, я ей не нужен, — выдает он. Мацуо с сомнением рассматривает друга. Высокий, с шикарной фигурой, привлекательный… стоит в домашних штанах и фартуке, лепит неведомые русские пельмени. Да на него даже парни засматриваются, а тут — не нужен? — Ты что-то сегодня совсем расклеился, — замечает Мацуо. — Слишком много об этом думаешь. Расслабься. — Расслабься? — переспрашивает Хару. — Я русский язык с десяти учу, я его знаю лучше, чем мой профессор в университете. Я всю русскую классику в оригинале прочел. Я вареники леплю! Вареники, а не что-то нормальное, японское. Я с семи лет живу в ожидании, что появится русская Марина, и чтобы ее не обременять разницей в менталитете, я уже сам практически русский. Осталось только гражданство получить и имя русское взять. И где Марина? Мацуо вздохнул. Универ они уже закончили, теперь Мацуо работал помощником тренера у самого Хару, попутно занимаясь с юниорами в том же бассейне. Спортсмены — те еще дивы, истерики устраивают и не по такому поводу, но Хару… Он среди этой братии славился сдержанностью и отсутствием особых проблем, даже перед соревнованиями был собран и спокоен. Сейчас же он реально был не в себе. Именно поэтому Мацуо экстренно придумывал оправдания для русской Марины, которую он к этому времени всем сердцем ненавидел. — Быть может, она вообще в другой сфере работает? — неуверенно предположил Мацуо. — Может, она доктор астрофизики, у нее студенты? Или она космонавтов готовит? Может, военная, работает где-то на базе. Появится твоя Марина, куда денется. Соулмейты почти всегда находят друг друга. Он замолчал. Официальная статистика гласила, что только одна пара из ста не находила друг друга. Но говорить подобное сейчас явно не стоило. У Хару реально крыша едет с этой Мариной, так что лучше бы его не злить. Хару любили. И фанаты, и руководство. Почти образцовый спортсмен. Скандалы не устраивает, разговаривает вежливо, серебро прилежно в страну привозит. Жаль, что не золото, но все равно все рады. И даже реклама нижнего белья никого не смущает: он все равно вечно в плавках, пусть уж рекламирует.***
Хару приобрел привычку гулять по улицам Токио. Он недавно купил квартиру, завел собаку, расставил на полках многочисленные книги на русском языке, привез из Питера самовар. Самовар сверкал боками, слишком выделяясь на фоне минималистичного дизайна квартиры, пес по кличке Ленин тоже любил плавать, а русские книги удивляли гостей своим количеством. Хару подумывал получить степень. Он не знал, сколько еще будет плавать, потому что серебряные медали уже в печенках сидят. Ленин гулял только в сумерках. Хаски плохо переносил душное токийское лето, поэтому весь день валялся ковриком около кондиционера. Собаку Хару привез из России вместе с самоваром и теперь печально смотрел на страдающего пса. Наверное, русские просто не приспособлены к Японии. Марина это чувствует, поэтому находиться не желает. У Хару отпуск. Не то, чтобы спортсмены реально отдыхали, но тренер буквально заставил его забыть о бассейне хотя бы на неделю. Хару не нравится не тренироваться. Так он начинает слишком много думать, и тогда перестают спасать книги на русском и кулинарные ток-шоу. Поэтому Хару ходит по городу. Натягивает кепку пониже, прячет руки в карманах и плетется по улицам, смотря себе под ноги. Токио мало приспособлен для прогулок. Это не крошечный городок у моря, где Хару вырос, здесь повсюду толпы народу, все спешат по своим делам, и только Хару плетется в никуда. Без плавания ему, оказывается, нечем заняться. Впору реально идти и получать ученую степень. Или уже уходить полноценно в модельный бизнес, может, что и получится. Или идти в дорамах сниматься. Будет играть романтических героев с каменным выражением лица. Так он точно сможет. Он так старательно смотрел себе под ноги, что врезался в девушку. Врезался сильно. У нее из рук выпал телефон, а сама она не упала на дорогу только потому что Хару успел поймать. Телефон тут же был раздавлен проезжающей машиной, отлетел еще дальше, по нему проехал еще один автомобиль… Стало абсолютно ясно, что его не просто не восстановить, его еще и не достать. Движение здесь слишком быстрое, чтобы пытаться вытащить с середины проезжей части остатки гаджета. — Простите, — тут же поклонился Хару. — Я куплю вам новый, прошу прощения. Было жутко неудобно: чуть не сбил девушку с ног, а она еще и телефона лишилась. Наверняка у нее полжизни в смартфоне было, а теперь даже флэшку не достать. Он посмотрел на девушку и поспешно подумал, что извиняться надо было на английском. Она была небольшого роста, как раз как большинство японок, со светлыми волосами и абсолютно европейской внешностью, без малейшего намека на азиатскую родню. Глаза у нее были темно-синими, и в цвет глаз окрашены пряди волос. Прежде, чем Хару решил повторить извинение на английском, девушка жалобно улыбнулась и заговорила с ним по-японски: — Сама виновата. Надо было по сторонам смотреть. И она еще раз поглядела в сторону дороги. Осколки стекла и пластика практически в пыль стерлись за это время, так что телефон потерян безвозвратно. — Здесь рядом есть магазин электроники, — вспомнил Хару. — Или можем поискать банкомат, я отдам деньгами. — Извините, — задумчиво протянула девушка, — а вы не заняты? У меня мало времени, я нечаянно свернула не туда, меня ждут… шла с навигатором, сама не дойду. Последнюю фразу она произнесла совсем жалобно. — Я никуда не спешу, — признался Хару. — Куда вас проводить? Девушка вместо ответа протянула узкую ладошку: — Меня зовут Мари, — она наткнулась на взгляд Хару и тут же зачастила: — Простите, вечно забываю, что у вас не принято по имени… — Ничего, — засмеялся Хару, прервав ее. — Я неправильный японец. Можете называть меня Хару. Она улыбнулась, заметила что-то за его спиной, посмотрела на него, снова ему за спину. Хару обернулся и столкнулся взглядом с самим собой. Рекламный плакат. Здесь он хотя бы в рубашке, а то получился бы совсем уж неправильный японец, без стыда и совести. — Модель? — наугад спросила Мари. — И это тоже, — вздохнул Хару. — Вообще-то пловец, но и модель немного. Он много снимался. Далеко не везде было видно метку, и далеко не всегда на плакатах было его имя, но он все надеялся, что его Марина приедет в Японию, а там он в витрине. И может, даже подписано будет кто он такой. Часто подписывают, все же не каждая модель еще и серебряные медали с олимпиады привозит. — Большой спорт требует больших денег, — кивнула Мари. — У меня сегодня соревнования, я танцор и хореограф. Была в том спортклубе несколько раз, но вечно теряюсь в больших городах. — Откуда вы? — спросил он, судорожно думая, что Мари может быть сокращением от Марины, пусть в России это имя обычно и не сокращают. — Из Лос-Анжелеса, — улыбнулась девушка. Хару едва сдержал разочарованный вздох. Не из России. А жаль, ведь она так красива. До нужного места было минут пять ходьбы. Хару порывался все же зайти по дороге к банкомату, но Мари с опасением смотрела на часы, и он молчал. Опаздывала. На танцевальных соревнованиях Хару никогда не был, поэтому скучать ему не пришлось. Происходило все на баскетбольной арене, и трибуны были заполнены под завязку, даже на самом поле кто-то сидел. Мари провела его на балкон, где можно было наблюдать за всем стоя, а сама быстро спустилась вниз. Хару видел, как она разогревается. Ее команда танцевала просто невероятно. Хару раньше считал, что такое бывает только в фильмах про уличные танцы, где все снимают в несколько дублей, но он ошибался. Мари танцевала впереди. Люди постоянно перестраивались, менялись местами, но эта девушка выделялась, занимая лидирующую позицию. Она сказала, что еще и хореограф? Получается, эти танцы ставила она? Они выиграли, но особенно яркой радости Хару почему-то не увидел. Радовались, конечно, но как-то не так. Мари забрала огромный кубок, по-японски низко поклонилась зрителям и по-английски, используя множество непонятных Хару сленговых выражений, попрощалась с поклонниками. Сказала, что их команда в нынешнем составе больше не будет принимать участие в конкурсах и что их последнее выступление пройдет в Лос-Анжелесе через месяц. Тут же представила парнишку, по виду испанца или латиноамериканца — Хару в этом не разбирался, — и отдала ему кубок. Дескать, это следующий руководитель шестикратных чемпионов. Понятно, почему они особо не радуются. Это как прощальное выступление, получается. Наверное, тяжело отказываться от того, что по-настоящему нравится. Гулять с остальными она почему-то не пошла. Чуть ли не взлетела по лестнице наверх и честно призналась: — Я думала, ты уйдешь. Почему стоишь? — Хочу купить тебе телефон. Она засмеялась, настроение у нее было гораздо лучше, чем всего час назад. Видимо, выигрыш ее все же радовал. — Какой ты хочешь? — спросил он. — Не стоит, — встряхнула чуть влажными волосами она. — Куплю дома, здесь все телефоны для японцев. — Я настаиваю. Мог бы и тебя вытолкнуть под колеса, поэтому теперь мне неудобно все оставить как есть. Я должен хоть телефон купить. К тому же мы в Токио. Здесь можно купить все, даже американский смартфон. Она снова засмеялась. Хару впервые пожалел, что девушка — не его соулмейт. Эта мысль была непривычна. За все годы своей жизни он впервые встретил девушку, в которую мог бы влюбиться. И все же… Мари Дэнко имела общие инициалы с Мариной Дьяченкой, но это наверняка единственное похожее в них. Его Марина и правда, наверное, доктор астрофизики в закрытом русском исследовательском центре. — Ну ладно, — согласилась Мари. — Веди меня туда, где продают неяпонские смартфоны. Ехать пришлось на метро. Хару совсем забыл о кепке и очках, поэтому стал жертвой внезапной автограф-сессии, а потом на них всю дорогу пялились. — Надо было взять такси, — вздохнул он. — Ты прям национальный герой, — смеялась Мари. — Такой известный? Неужто раньше не знал о своей популярности? — Я редко бываю на людях, поэтому легко забыть, — признался он. — Все еще по привычке хожу за едой в супермаркеты и езжу в общественном транспорте. Мари смеялась. Мари вообще много смеялась: — Я еду в токийском метро вместе с суперпопулярным парнем, — веселилась она. — Прости за вопрос, ты полукровка? Хару улыбнулся: — Не совсем. Мама была полукровкой. И бабушка тоже. Вот во мне все сразу и проявилось. И глаза, и рост, и впалые щеки. От нужной станции они быстро дошли до малопримечательного ларька. Внутри, из-под полы, продавали американские айфоны. Хару даже не спрашивал, почему Мари так зациклилась именно на американской версии. Как таковое заметное отличие было лишь одно: в азиатских телефонах нельзя отключить звук камеры. Наверное, есть еще что-то… Он расплатился кредиткой, вручил коробку Мари и замер в нерешительности. Их больше ничего не связывало, они могли просто разойтись и забыть друг о друге, но почему-то не хотелось. И он предложил поужинать. Пойти в традиционный японский ресторан. Там Мари смеялась, ведь палочками, как оказалось, она хорошо ест только суши и китайскую лапшу. — Вообще-то я не очень люблю азиатскую кухню, — призналась она. — Странно, да? Японский начала учить уже очень давно, а вот саму культуру так и не полюбила. — Почему решила учить? — Аниме, — расхохоталась она. — Я была жуткой анимешницей, больше, чем смотреть мультики, я любила только танцевать. Поэтому и мечтала учить японский. А когда мы переехали в Лос-Анджелес, нужно было выбирать иностранный язык, и в школьном списке был японский. Я так обрадовалась, потому что традиционный испанский мне бы тоже пришлось учить с нуля, а мой родной язык в списке изучаемых языков найти сложнее, чем даже китайский. Хару улыбался. С ней было легко улыбаться. Они уже выходили из кафе, на них с любопытством оглядывались. Наверное, многие вообще недоумевали, как это два гайдзина так хорошо по-японски говорят. — А какой твой родной язык? — спросил он, открывая перед ней дверь. — Угадай! — снова засмеялась Мари. — Намекну: там холодно зимой. Хару задумался: — Что-то скандинавское? И снова смех. Она много смеялась и настолько заразительно, что Хару всегда смеялся ей в ответ. Для него это было крайне нетипичное поведение, ведь обычно он серьезен, как главный герой романтической дорамы. Мацуо постоянно шутит на эту тему. — Я из России! — призналась она. — Переехали с семьей, когда мне было девять, я почти не говорила по-английски. А сейчас свой родной язык знаю хуже, чем японский. Хару замер. Мари прошла вперед какое-то время, прежде чем заметила это. Она развернулась и обеспокоенно спросила: — Что-то случилось? — Мари Дэнко — это псевдоним? — Ну да. Только я и в паспорте изменила уже. Моя настоящая фамилия — Дьяченко — латиницей выглядит как заклинание для призыва демона, да и произнести ее правильно удается не всем… А мое имя часто произносили. Я решила поменять фамилию и не мучить себя и людей. А что? — И зовут тебя Марина, — добавил Хару по-русски. Мари тоже застыла напротив него, но уже через пару секунд схватила за руку и затащила в узкий проулок между домов. Здесь было довольно темно, но освещение с главной улицы позволяло все хорошо рассмотреть. Мари задрала футболку до самого лифчика, демонстрируя несколько иероглифов чуть пониже груди. Его имя. Неведомая загадочная Марина свалилась на него настолько неожиданно, что он даже не знал что сказать. Только коснулся пальцами букв, напрочь забыв о последствиях. Если соулмейт прикасается к метке, это всегда приятно. Мари охнула и Хару едва успел ее поймать, прежде чем она упала от внезапных ощущений. Девушка схватила его за плечо, задевая теперь уже его метку, и Хару привалился спиной к кирпичной стене, крепко прижав девушку к себе. — Я думала, Харука — это женское имя, — тихо произнесла Мари. — Морально готовилась уйти в лесбиянки. Хару засмеялся, снова недобрым словом вспоминая собственных родителей. Мало он в детстве с именем мучился, так еще и долгожданная Марина искала в Японии девочку. — Так обычно главных героинь в аниме зовут, — продолжала шептать Мари, щекоча его дыханием. — И иероглифы узнала, когда статью про аниме на японском читала. — Ты держишь руку на моей метке, к слову, — вместо ответа произнес Хару. — И остатки моего японского воспитания сейчас закончатся. Мари убрала руку с плеча, снова засмеявшись. Он был выше ее на целую голову, а она еще и подняла взгляд, смотря на него снизу вверх. Глаза в полумраке проулка казались черными. — Я думала, будет обычная японская девочка, в меру страшненькая, совсем не как в аниме. А мне достался японский секс-символ, да еще и парень. Хару не ответил. Остатки его японского воспитания испарились без следа, и он просто поцеловал ее. Целовались они долго. А потом пошли к нему. Никакого секса, просто проговорили до самого утра. В четыре руки чесали пузо разомлевшего Ленина, снова целовались, говорили о прошлом, и снова целовались. У Хару болели мышцы лица. Он никогда в своей жизни столько не смеялся и столько не целовался. Мари ходила около стеллажа, что огораживал спальную зону от гостиной, и с недоумением рассматривала русскоязычные книги. Толстой, Достоевский, Пушкин, рядом братья Стругацкие и Виктор Пелевин. — Я из всего этого читала только Мастера и Маргариту, и то на английском, — хихикнула Мари. Они говорили по-японски. Хару улыбался. Как иронично: он всю жизнь ждал русскую Марину, а приехала американка Мари. Кажется, разницы менталитетов избежать не получится, да и вареники он явно будет делать получше своей русской суженой. И собаку стоило назвать, наверное, Линкольном, а не Лениным. И взамен русского рока слушать американский хип-хоп. Ирония была и в том, что он нашел ее, когда не искал. Медали зарабатывал, в рекламе снимался, интервью давал. Все делал, чтобы она его заметила. А нашел свою Марину, когда шел по Токио. Случайно. Неожиданно.***
Со следующей олимпиады он привез золото, все же вырвав победу у ненавистного австралийца. И даже мировой рекорд установил. Как он мог быть вторым, если Мари сидела на трибунах и смотрела на него? Он учил ее русскому. Смеялся каждый раз, осознавая комедию положений: японец учит русскую говорить по-русски. Мари научилась жарить пирожки с капустой, которые им обоим есть было нельзя. Мари ставила хореографию японским и корейским поп-идолам. Их теперь уже общий пес Ленин унаследовал русский характер: лез купаться в фонтаны, гонялся за голубями и протяжно выл, если оставить его одного. Из них троих он был действительно самым русским. Хару шептал Мари нежности по-русски, она учила его английскому сленгу. Иногда говорили на такой смеси трех языков, что любой посторонний не понимал ни слова из их речи. Мари не умела варить борщ, не читала русскую классику, не умела шутить по-русски… Она не походила на тот образ, что Хару себе нарисовал. Но она смотрела на него с трибун и заставляла смеяться каждый день. Он любил ее. Но не уставал удивляться превратностям судьбы. * Строки эпиграфа взяты из песни Noize MC — Мое море. Слушать ее не заставляю, но можете прочесть слова. Тоже, в некотором роде, в стиле соулмейтов. https://www.gl5.ru/noize-mc-moe-more.html