Блаженство в море отчаяния

      В перерывах между встречами с Чейдом, Старлинг и Кетриккен, я вдруг понял, что не испытываю никакого желания проводить те немногочисленные минуты свободного времени, которые мне предоставили, за занятиями, обычно приносившими мне удовольствие. Даже тяга к охоте с Ночным Волком заметно ослабла, и мой брат сдался после нескольких неудачных попыток соблазнить меня отправиться вместе с ним. Мне не доставляли удовольствия прогулки по саду, приводившему меня в восхищение во время первого визита в Горное Королевство, и мне совсем не хотелось заводить знакомства с жителями близлежащих домов. Поэтому я не покидал дом Шута, сохраняя здравый рассудок лишь потому, что он категорически запретил мне притрагиваться к алкоголю, полагая, что хмель плохо сочетается с моими проблемами Силы и заживлением ран. Я выразил свое негодование по этому поводу, но Шут оставался непреклонен.       И все же я не мог винить друга. Он изо всех сил пытался меня подбодрить, рассказывая истории о людях, с которыми повстречался за время нашей разлуки, и даже вспоминая некоторые эпизоды наших былых приключений. Когда к нему приходили, он заботливо принимал посетителей за дверью, помня, что даже в лучшие дни я не отличался тягой к общению. Я чувствовал, что он смотрит на сложившуюся ситуацию со странным оптимизмом и знал, что любого другого мой темперамент уже давно мог обернуть против меня.       — Почему, — впервые за несколько дней я заговорил по собственной воле, — после всех неприятностей, которые я успел тебе доставить, ты остаешься добр ко мне?       Он посмотрел на меня, оторвав взгляд от куклы, которую вырезал сидя у огня. Шут ответил не сразу, однако я видел — ему не пришлось обдумывать свой ответ.       — Я добр, потому что забочусь о тебе независимо от твоего ко мне отношения.       Эти слова заставили меня осознать, что я слишком редко — если такое вообще случалось — платил ему тем же.       — Но почему? — повторил я. — За мной непросто ухаживать.       Он понимающе улыбнулся и, покачав головой, снова вернулся к работе.       — Тебя непросто любить, — признался он, — но я всегда принимал этот вызов.       На мгновение я замолчал, все мои мысли снова и снова возвращались к единственному вопросу: «Почему?».       Шут нахмурился. Я редко сбивал его с толку, однако теперь он отложил куклу, чтобы посмотреть мне в лицо.       — Почему что?       — Почему своим испытанием ты выбрал любовь ко мне? — надавил я, хотя чувствовал, что поступаю неправильно.       Он засмеялся, его нос забавно поморщился.       — О Фитци-Фитц, ты мыслишь слишком поверхностно, как и всегда. Любовь к тебе — выбор не мой, но я хочу сохранить любовь, данную мне, какой бы трудной она ни была.       Я фыркнул и отвернулся от него.       — Для тебя будет лучше оставить усилия, — проворчал я. В его словах чувствовался укол пренебрежения, и это явно не улучшило мое настроение. — Кажется, я приношу только страдания всем, с кем сближаюсь.       Я не мог видеть его лица, но все равно ощутил, как легкомысленное настроение покинуло Шута. Прошло некоторое время, прежде чем он поднялся и, сев рядом со мной на край кровати, накрыл мою руку ладонью.       — Я бы никогда не покинул тебя, — сказал он с поразительной уверенностью. — И я бы не осмелился утверждать, что ты способен оказать дурное влияние. Фитц, твое предназначение изменить мир к лучшему, но я знаю, что по крайней мере один человек уже стал лучше благодаря тебе, — его нежный тон загладил следы насмешки, гнев покинул меня, мои плечи резко обмякли.       — Шут, я так устал, — вздохнул я. Другой мог решить, будто я снова жалуюсь, но слова, произнесенные между нами двумя, всегда имели особенное значение.       — Я знаю, Фитц, — прошептал он, прислонившись головой к моему плечу. — Я бы очень хотел, чтобы у тебя был шанс отдохнуть — чтобы нам всем предоставилась такая возможность, — но столько всего еще должно произойти…       — Пошло оно к Эде, — выпалил я и отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза. — Почему мы не можем стремиться к счастью?       — Ты неправ, — сказал Шут, по детской привычке закусив губу. — Просто сейчас это следует отложить на некоторое время. Когда Дорога Судьбы подойдет к концу, каждый обретет свое счастье.       Я отрицательно покачал головой.       — В твоих словах звучит мудрость человека, по меньшей мере в пять раз старше тебя. Почему мы не можем быть счастливы, исполняя волю судьбы? Неужели несчастье — сильнейший стимул?       — Сегодня твои «Почему?» льются словно из рога изобилия, — поддел меня Шут. — Мне неведомы все ответы, но я знаю, что человек может испытывать радость, даже не познав истинного блаженства.       Я таких не знал.       — Например, кто?       — Например, я, — невозмутимо ответил Шут.       Я изумленно уставился на него.       — Как такое возможно? Разве война с красными кораблями и поиски Верити не заботят тебя?       Он примирительно опустил руку мне на плечо.       — Успокойся, Фитц. Конечно, для меня это имеет большое значение. Но трудности, с которыми мы столкнулись, и способность радоваться, вовсе не исключают друг друга.       — Что же такое ты отыскал, чтобы пролить свет на эти темные времена? — скептически спросил я.       Он вздохнул, всматриваясь в мое лицо. Взгляд его глаз, так изменившихся с времен нашего детства, но по-прежнему сохранивших необычный цвет, казалось, снова проник мне в самую душу, и я отвел глаза. Я отворачивал голову, когда одно слово, произнесенное им на выдохе, достигло моего слуха.       — Тебя.       Я изумленно уставился на него.       — Что?       — Единственная радость, способная пролить свет в столь трудный период моей жизни — это ты, — повторил он. И хотя Шут умел скрывать эмоции, я знал его слишком долго, чтобы уловить легкую дрожь в его голосе. Ему было страшно. Я мог только надеяться, что не моя реакция спровоцировала этот испуг.       — Почему? — снова спросил я, мысленно отругав себя за повторения.       — Потому что я люблю тебя, — ответил Шут так, будто бы произнес вслух очевидную истину. Теперь его слова прозвучали не так трепетно.       — А я тебя, — ответил я. — Нет, правда, ты мой самый близкий друг. Но даже счастье такой дружбы, как наша, не способно затмить насущных тягот нашей жизни.       Он смущенно отвел взгляд, его рука соскользнула с моей.       — Ты по-прежнему не понимаешь.       — Я бы очень хотел, — мягко подсказал я. Он выглядел искренне расстроенным.       Шут мрачно усмехнулся.       — Нет, не думаю.       — Хотел бы, — настаивал я, опустив руку ему на плечо.       Долгие секунды Шут сидел неподвижно, поглядывая на меня краем глаз, словно боясь, что малейшая неосторожность способна поколебать мою уверенность. Затем одним плавным движением он наклонился, притягивая меня к себе. Моя рука соскользнула с его плеча, но едва я это заметил, как почувствовал прохладное касание его губ. Мои глаза широко распахнулись, я отстранился, но он схватил меня за руку, переплетя наши пальцы. Меня всегда удивляла таящаяся в нем сила, и в этот момент я в очередной раз поразился напору его хрупкого тела.       — Уверен, что нет, — прошептал он.       — Я… — меня переполняли эмоции. С одной стороны, образ Молли так ярко возник в моих мыслях, что я ощутил, как дрогнуло в груди сердце. С другой, в короткий миг нашего единения я испытал что-то, чего не чувствовал ни разу за всю свою жизнь, словно это прикосновение было тем, чего я никогда не ждал и всем, чего когда-либо жаждал. Я сглотнул, внезапно у меня пересохло во рту.       — Шут, я…       — Пожалуйста, Фитц, — умолял он меня. — Пожалуйста, пойми.       Когда я промолчал, он снова наклонился вперед, на сей раз достаточно медленно, позволяя мне отстраниться.       Но я не стал. Я вдруг осознал каждую деталь, доселе остававшуюся незамеченной. Губы Шута были такими же мягкими, как кожа его рук, а тепло, исходившее от него, ощущалось лишь после длительного контакта. Я по-прежнему не чувствовал его запаха, но ощущал присутствие Шута острее, чем когда-либо прежде. Запахи очага и щепы, окружавшие нас обоих, казались прекрасным дополнением атмосферы, я стал ярче воспринимать их сквозь призму любви, исходящей от Шута. Мои веки опустились, я позволил ему притянуть меня ближе. Приняв это как знак одобрения, Шут углубил поцелуй, слегка наклонив голову, и опустил руки на мою грудь. Моя собственная рука обвила его талию, и хотя я полностью осознавал, что делаю и какие последствия это за собой повлечет, я ответил на поцелуй с пылом и страстью, о которых даже не подозревал.       Тихий вздох сорвался с губ Шута, когда он поднес руку к моей шее. От холода его пальцев по коже пробежала мелкая дрожь, но к тому времени моя дремлющая годами тоска по нему, о присутствии которой я не догадывался, возымела такую силу, что холод не мог меня остановить. Я приоткрыл рот, легко проводя языком по его нижней губе.       Шут покорно уступил, его губы раскрылись, позволяя моему языку исследовать его рот. На вкус он оказался не таким же бесцветным, как по запаху: я ощутил нежную сладость, напомнившую летний день в Женских Садах Баккипа. Я действовал сознательно и осторожно, и все же каждое новое открытие, сделанное мной в этот момент, лишь распаляло желание большего. То, что когда-то представлялось немыслимым, теперь стало целью, надеждой, что Шут сумеет довериться мне в полной мере и позволить этому продолжаться.       На мгновение он отстранился, чтобы перевести дух, но когда Шут снова посмотрел на меня сквозь ресницы, в его глазах я увидел искры такого восторга, каких не встречал никогда прежде.       — Фитц… — прошептал он.       Его рука скользнула выше по моей груди, нежно обхватила челюсть, затем он любовно огладил мою скулу. Он выглядел потрясенным, а я не мог вспомнить, что еще за всю мою жизнь давало мне такой повод для счастья, как чистое наслаждение, исходящее от Шута. Мягко улыбнувшись, я сам подался вперед для поцелуя, желая вновь ощутить сладость, которую мог дать только он.       Мое тело воспылало огнем от прикосновения его языка, одним жестом я заставил его пересесть ко мне на колени. Рука, которой я помогал Шуту удержать равновесие, поползла вверх по спине, к затылку, пальцы вплелись в волосы, в то время как вторая спустилась к нему на бедро, крепко прижав его ко мне. Его свободная рука скользила у меня по спине, проворные пальцы выводили замысловатые узоры по ткани рубашки, отделявшей его от моей кожи. Меня охватила дрожь, я нежно прикусил его губу, страсть стремительно нарастала с каждым мгновением.       — Шут, — я отстранился, прекрасно понимая, что если позволю себе продолжать, то уже никогда не произнесу эти слова, утонув в океане желания. — Я… Мне кажется, я понимаю. По-настоящему понимаю, — и это действительно было так. Я осознавал всю глубину его любви, пускай и не мог понять почему и как долго он ее испытывал. Мои слова повисли между нами, и до меня вдруг дошло, что за многие годы нашего знакомства, Шут ни разу не изменил своего ко мне отношения. Его поведение всегда оставалось обычным. Выходит… — Как долго? — прошептал я.       Он улыбнулся, его глаза сияли.       — Сколько ты себя помнишь.       После жаркого поцелуя, сквозь звуки потрескивающих в очаге поленьев, его голос звучал еще слаще, словно мое откровение пробудило в нем новое чувство. Было невозможно не улыбнуться в ответ, я крепко сжал его бедро и наклонился, припав губами к обнаженной шее.       Ответный вздох Шута отозвался легкой судорогой внизу живота, затем он крепче прижался ко мне. Его пальцы проследили путь от моей щеки к волосам, легко сжались. Воодушевленный этим, я проложил дорожку поцелуев выше, к его лицу, осторожно прикусил кожу. Он придвинулся ко мне, затем откинул голову, давая мне больше пространства. Воспользовавшись его предложением, я впился чувственным поцелуем в его кожу — достаточно мягко, чтобы не оставить следов, но в то же время достаточно страстно, чтобы волна мелкой дрожи охватила его естество.       — Фитц, — выдохнул Шут, и то, с какой интонацией мое имя сорвалось с его губ, заставило меня задуматься. В жизни мне доводилось слышать, как жрецы говорили о своих божествах с меньшим почтением. Подняв голову, я посмотрел в его глаза, но он лишь улыбнулся, заправив за ухо выбившуюся прядку волос. Он коснулся моих губ целомудренным поцелуем, затем указательным пальцем повернул мою голову, прижавшись губами чуточку ниже челюсти. Шут действовал осторожнее, нежели я: его губы оставляли горящий след на моей шее, а затем он прослеживал тот же путь языком, словно успокаивая вызванное поцелуями пламя. Я блаженно закрыл глаза, издав тихий стон удовольствия.       Когда он снова поднялся, запечатлев легкий поцелуй в уголке моих губ, я взял его за плечи, осторожно отстранив от себя, и встретился с ним глазами, помогая лечь. Я действовал аккуратно, предоставляя ему возможность сопротивляться, точно так же, как он сделал это для меня, но когда Шут вновь поднял взгляд, в его глазах читалось лишь удивление. Я провел рукой по его скуле и улыбнулся.       — Ты прекрасен, — произнес я, несмотря на то, что сознание полностью вернулось ко мне.       Тень тревоги мелькнула на его лице, я испугался, что сказал что-то не то.       — Фитц… Молли. Мы не должны этого делать.       Сказанное причинило ему боль, Шут смотрел на меня с выражением такой глубокой тоски, что я невольно почувствовал, как мое сердце сжалось в комок.       Его слова заставили меня замереть. Я снова подумал о Молли и ребенке, которого она носит. Вспомнил, с какой отчаянной яростью боролся за нас, не боясь даже воли короля Шрюда. Я вспомнил ее взгляд, когда она отвергла меня, и взгляд Шута, которым он одаривал меня прямо сейчас. Медленно покачав головой, я поцеловал его.       — Мы должны, — прошептал я в дюйме от его губ, надеясь, что этого будет достаточно.       У меня были все шансы погибнуть в предстоящем путешествии, поэтому я не видел смысла отказывать нам в любви, так долго томившейся в наших сердцах.       Шут снова приподнялся, втянув меня в поцелуй, рука на моей шее требовательно притянула меня к нему. Я осторожно лег рядом, приподнявшись на локте, и склонился над ним. Вновь ощутив тонкие пальцы в своих волосах, мне захотелось сделать то же самое, поэтому я принялся аккуратно распускать косу, стягивавшую его локоны.       Закончив, я прервал наш поцелуй, Шут в ответ рассмеялся, тряхнув волосами. В тот миг, смотря на него сверху вниз, я видел не Белого Пророка, но Шута, родом из моего детства. Тонкие пряди рассыпались по подушке, придав ему почти неземной вид. Протянув руку, он провел пальцем вниз по линии шрама избороздившем мое лицо, а другим легко коснулся губ, обхватив ладонью щеку.       — Я всегда хотел только этого, — произнес он, сморгнув блестящие в золотых глазах слезы.       В ответ я поцеловал его в уголок глаз, не позволяя найти выход слезам.       — Я здесь, — мягко сказал я.       Шут провел ладонями по моим плечам и груди, словно хотел убедиться, что я говорю правду и действительно нахожусь рядом с ним. Я позволил ему исследовать мое тело, а затем поймал его руки. Поцеловал его пальцы и улыбнулся, больше глазами, нежели губами, затем сел, чтобы избавиться от рубашки. Если ему необходимо касаться меня, убеждаясь в реальности происходящего, пускай трогает обнаженную плоть.       Когда я устроился рядом, Шут повернулся на бок и осторожно посмотрел мне в лицо, словно не решаясь прикоснуться ко мне. В ответ на мою ободряющую улыбку, он протянул руку, осторожно опустив ладонь туда, где билось мое сердце. Его прохладное касание приятно контрастировало с огнем, согревающим меня внутри и снаружи. Обхватив руками его лицо, я вовлек его в новый поцелуй.       Шут тут же раздвинул губы, давая волю моему языку. Тихо простонав, он прижался ко мне. Обняв его в ответ так, что наши тела соприкоснулись, я чувствовал его быстрое, беспорядочное сердцебиение. Теперь руки его лежали у меня на груди, кончики пальцев очерчивали мышцы, оставляя за собой пылающий, несмотря на холодность кожи, след. Он ненадолго отстранился, чтобы отдышаться, а затем поцеловал мою ключицу. Я чувствовал кожей его тяжелое дыхание, а от легких укусов у меня вырвался приглушенный звук удовольствия. Мое возбуждение росло, одной рукой я провел по его телу, а второй вцепился в волосы.       Накрыв мою руку, Шут прижал ее к бедру, в то время как второй скользнул ниже, исследуя низ моего живота. Он оторвался от моей кожи, и я тут же прижался губами к той точке под ушком, на которой был прерван в прошлый раз. Я медленно двигался вниз, останавливаясь, чтобы запечатлеть легкие укусы или проследить дорожку языком. Добравшись к краю одежды и осторожно потянув его в сторону, я припал губами к нежной коже во впадинке ключицы. Шут издал протяжный стон, но затем опустил руки на мои плечи, мягко отстраняя меня от себя. Я нахмурился, задаваясь вопросом, что сделал не так, но он поймал мой взгляд и удержал его. В глазах Шута тревога боролась с доверием, я понял причину мгновение спустя, когда он, приподняв бедра, сдвинул подол халата до талии. На нем оставались брюки, но подтекст был ясен.       Позволив себе взглянуть на обнаженную бледную плоть, я вновь встретился с ним взглядом.       — Ты уверен?.. — спросил я. Мне не хотелось его торопить, зная, к тому же, сколь ценно для него личное пространство.       Шут кивнул, бережно направив мои руки к своим бедрам, так что пальцы легли под ткань халата. Затем он притянул меня к себе, увлекая в поцелуй. Я провел языком по его нижней губе, пока мои руки скользили по обнаженной груди. В тот миг я почти готов был рухнуть вниз, но Шут передвинулся, удобно устроившись подо мной.       Я поднял ткань немногим выше ребер, провел ладонью по его животу. Его кожа оставалась прохладной, однако я чувствовал исходившее от него тепло. Его стон утонул в новом поцелуе, а руки проследили линию внизу моего живота, замерев на бедрах. В этот момент я понял, что Шут, должно быть, чувствовал мое возбуждение так же хорошо, как и я, хотя оно уже начало превращаться в ноющую боль. Мои ладони двинулись вверх по его бокам, Шут поднял руки, помогая мне освободить его от одежды. Потом я снова посмотрел ему в глаза, заметив, как напряглись его плечи.       — Не бойся, — прошептал я, прижавшись к нему, в попытке снять напряжение. Наши обнаженные тела соприкоснулись, я почувствовал его глубокий вдох.       — Я не боюсь, — заверил он меня едва слышно. — Не с тобой.       Он коснулся моих губ невинным поцелуем, я ответил. Когда я навис над ним, Шут снова постарался полностью расслабиться на мягких подушках. Я заметил, как по его коже пробежала легкая дрожь, но списал это на контакт обычно покрытой кожи со свежим воздухом. В попытке его согреть, я прижался губами к его шее, медленно двинувшись вниз, к центру груди. Его пальцы вплелись в мои волосы, прижав меня к его телу, как бы одобряя мои действия и прося большего.       Я с радостью повиновался, почувствовав, как ослабла его хватка, стоило мне провести языком по коже там, где билось его сердце. Пальцы одной его руки легонько скользнули по моей спине, а другой — по волосам. Я проложил дорожку поцелуев правее, выгнувшись навстречу моим губам, он прошептал на выдохе мое имя, когда я втянул губами сосок. В ответ я прижался языком к нежному телу, ощутив, как Шут подо мной содрогнулся. Сжав руку у меня за спиной в кулак, он оцарапал меня ногтями. Я отозвался на это движение низким, гортанным стоном, и от вибраций по коже Шут шумно выдохнул. Его грудь тяжело вздымалась, я продолжал покрывать поцелуями его плоть. Замерев над точкой чуть выше пупка, я поднял взгляд. Шут потянулся ко мне, но быстро оставил попытку, закрыв глаза и откинув голову назад, когда кончик моего языка проследил путь вверх по его телу, снова возвращаясь к губам.       Стоило мне впиться в него поцелуем, как руки Шута уже привычным жестом обвили мою шею. Я издал звук, похожий на низкое рычание, протолкнув язык в его рот, и он снова поддался. Я прошелся ногтями по его бокам, Шут ответил дрожащим стоном. Когда я отстранился, он дернулся, чтобы продолжить прерванную ласку, но я сел на колени, потянувшись трясущимися руками к поясу моих брюк.       Шут сел, накрыв мои руки ладонями. Я посмотрел на него, пытаясь понять, хочет ли он остановиться, но Шут молча убрал мои руки, чтобы расстегнуть пряжку гораздо ловчее, чем это сделал бы я. Я сглотнул, наблюдая макушку его головы, пока он следил за своими манипуляциями. Справившись с застежкой ремня, он мгновение колебался, я бережно перехватил его запястья. Наверное, подняв взгляд, он увидел в моих глазах беспокойство, потому что поспешил сказать:       — Я тебе доверяю.       Я кивнул.       — Не торопись, — попросил я, и, взяв за плечи, уложил обратно, припав нежным поцелуям к бледной шее. Его ладони оставались у меня на бедрах, я ощутил, как пальцы Шута проникли за кромку брюк, огладив чувствительную кожу. Мои руки снова пробежали по его талии, дразнящим движением оглаживая живот, пока наконец не легли на бедра. Он прикусил губу, но прерывать меня не спешил, поэтому я позволил себе задержать руки там, давая ему возможность привыкнуть.       Наше дыхание смешалось, под взглядом его бледных глаз, я прижался лбом к его лбу. Его любовь ко мне затмевала любые волнения — это читалось в его золотистых глазах. С новой решимостью Шут скользнул руками вниз по моим бедрам, избавляя от мешающей ткани мою плоть. Мои веки опустились, я удовлетворенно вздохнул и, окончательно избавившись от мешающих брюк, наклонился, чтобы украсть у Шута новый поцелуй. Он держал ладони у меня на бедрах, не решаясь на большее, хотя ожидание уже становилось болезненным. Я нахмурился, крепко прикусив губу, надеясь получить хотя бы какое-то облегчение.       Шут издал протяжный стон, затем с нетерпением впился в мои губы, вжимаясь бедрами в матрас и побуждая мои пальцы скользить дальше по его коже. Без лишних намеков я знал — он дает одобрение, поэтому стал опускать ладони по его бедрам вниз. Кожа Шута была гладкой, как и все его тело, опустив брюки до колен, я впился пальцами в его плоть. Выпутавшись из ненужной одежды, он, не прерывая наш поцелуй, опустил руку мне на затылок, я оказался между его разведенных ног.       — Посмотри на меня, — прошептал Шут, оторвавшись от моих губ. Должно быть, он увидел в моем взгляде то, что искал, и, слегка кивнув, притянул меня к своей шее.       Я уловил намек, принявшись активно ласкать кожу под ушком губами, зубами и языком. Блуждая на периферии сознания, я понимал, что Шут смочил руку слюной, а затем опустил ее вниз, обхватив мою плоть. Я не мог сдержать стон, мое тяжелое дыхание опаляло его ушко, а он ласкал меня, время от времени прерываясь, заново увлажняя руку.       Находясь в эйфории неописуемого удовольствия, я сумел просунуть левую руку ему под спину и осторожно схватить за плечо. Правая, служащая мне опорой, опасно дрожала, а Шут как будто специально замедлил свои движения. С огромным трудом я наклонился, заглянув ему в глаза, и нежно поцеловал его в кончик носа в знак своей уверенности, от чего ласковая улыбка озарила его лицо. Он тихо вздохнул, переместив руку мне на плечо, и приподнял бедра всего на несколько дюймов.       Войдя в его тело, я познал блаженство.       Я сжал простыни, а он схватил меня за шею, увлекая в горячий поцелуй. Долгий стон сорвался с его губ, Шут выгнулся мне навстречу, позволяя войти до конца. Разум помутился от удовольствия и приятного тепла наших тел. В этот миг время как будто изменило свой ход — не остановилось, а словно замедлилось, позволяя нам обоим полностью прочувствовать единение.       В тот самый момент, когда я плавно качнул бедрами, язык Шута скользнул по моим губам, и я покорно поддался его напору. Однако секунду спустя он прервал поцелуй, прислонившись лбом к моему плечу, тяжело дыша в такт моим движениям. Каждый толчок сопровождался его стоном, и каждый стон был протяжнее предыдущего. Его рука соскользнула с моего плеча и опять невесомо легла в область сердца. Наши стоны звучали в унисон, набирая темп, я терся об него животом на каждом новом движении.       Я по-волчьи укусил Шута за плечо, но это лишь больше распалило его желание. С тем же пылом он оставил красные борозды на моей спине, чудом избежав свежий шрам, чтобы похитить у меня глубокий стон. Я наклонился к его шее, но вместо поцелуев проложил дорожку укусов по его коже, запоздало пробежав языком, успокаивая боль.       Второй рукой Шут намотал на пальцы несколько прядей моих волос и потянул настойчиво, но с удовольствием. Он сжался вокруг меня, и качнул бедрами в такт моим движениям, от чего я почувствовал, что оргазм накрывает скорее, чем я ожидал. Он заскулил, когда я ускорил движения, и принялся беспорядочно целовать мою шею. Кое-как мне удалось оторвать руку от простыни, удерживаясь на одном только локте, чтобы приласкать его плоть в такт толчкам.       Не прошло и минуты, как голова Шута откинулась назад, он отпустил меня, снова и снова повторяя мое имя в непрерывном крещендо. Достигнув кульминации, я продолжал движения рукой, приближая его к вожделенной разрядке. Мои пальцы сжались на худом плече, Шут буквально зарычал, но я не смел останавливаться, пока он не кончил. И, как только это случилось, я нежным, мягким поцелуем коснулся его губ.       Шут открыл глаза и изумленно моргнул. Я улыбнулся, поцеловав его в уголок губ, медленно возвращая к реальности. Тогда его пальцы бережно прошлись по моему торсу, а почувствовав горячую кожу, у него на губах заиграла блаженная улыбка. Его взгляд скользнул по моим плечам, затем вверх, по гладким мышцам, по шее и старому шраму, пока не достиг моих глаз. Он нежно поцеловал меня в губы, а я осторожно покинул его тело, позволив ему опустить ноги. Они слегка подрагивали, поэтому я опустил руку Шуту на бедро, чтобы унять дрожь.       — Ты так красив, — сказал он, словно отвечая на мои слова, произнесенные, казалось, много часов назад.       Он заправил мне за ухо прядь волос и легонько поцеловал меня в щеку, прежде чем я скатился с него, удобно устроившись рядом. Шут немедленно повернулся ко мне и положил голову мне на плечо, умостив руки между нами. Прижав его к себе, я в очередной раз удивился его хрупкой фигуре. И хотя разница в росте была невелика, его тело выглядело значительно меньше, особенно теперь, когда Шут сжался рядом со мной. Я наклонился, коротко поцеловав его в макушку, и закрыл глаза. Я до сих пор ощущал его присутствие внутри и вокруг себя — это чувство нельзя было назвать иначе как счастье. Обняв его, я зарылся пальцами в тонкие волосы. Казалось, в моих объятиях Шут наконец-то расслабился и тихо вздохнул.       — Я люблю тебя, — тихо произнес я, ощутив, как нас накрыла приятная волна тепла. Я почувствовал, что он улыбается, и бесконечная любовь, исходившая от него, была самым лучшим ответом. Когда биение моего сердца замедлилось, я погрузился в глубокий сон, Шут спал рядом со мной.