Herz faschistisch.

Сердце? Я просто ненавидел эту жалкую, ущербную мышцу, которая тыкалась мне в рёбра, словно недобитая собака. Я ненавидел когда наши взгляды пересекались и внутри меня словно крушилось что-то, разламываясь на мелкие осколки. Я вечно задавался вопросом, почему я — Николаус Ягер — хладнокровная машина, что убила сотни русских, испытывает такие чувства к одному? Почему? Чем он меня зацепил? Острым языком, грубой натурой? Завораживающими глазами, что заставляли замереть на месте как неживого? Или, хамской улыбкой, что вызывала мурашки по коже? Или, всем сразу? *** Клаус листает бумаги в руках, разглядывая избранника в пользу своей власти. На его глаза попадается карточка. Его сердце пропускает пару ударов, а в глаза кидается такой знакомый силуэт. Картинки из прошлых лет проплывают в его мыслях. Это он. Это тот самый русский, что смог выстоять против пяти немецких «пантер». — bringt ihn zu mir. Sofort! * ** Ягер расплывается в змеиной ухмылке, а в его глазах пылает змеиный яд, готовый убить всех одним только мимолетным взглядом. Недовольно покосившись на переводчицу, Клаус одним только видом приказывает ей покинуть помещение, оставив их вдвоем. Она вздрогнула от звериного взгляда и спешно покинула комнату. — erinnerst du dich an mich? Ich habe auf dich geschossen.** — хриплый голос раздается в глухой комнате, а Ивушкин медленно поднимает взгляд свинцово-голубых глаз на фрица. По одному лишь его взгляду, и ломаному немецкому, который он начал учить еще шесть лет назад, Никола узнал о чем идет речь. Слабо кивает головой, чувствуя пронзающее чувство внутри себя. Его словно режут ножом, а эта немецкая морда так и прожигает его взглядом, заставив ощущать себя неловко. — зачем ты пришел? Ягер поморщился, услышав не свой язык, но суть уловил, ожидал этот вопрос. Ему дали приказ. Но не ради этого он шел сюда. А лишь ради того, чтобы совершить то, что хотел на протяжении трех лет. Он медленно подходит к танкисту, поднимая его за подбородок к себе, чтобы вновь посмотреть в эти чертовы глаза и утонуть. Немец тянет его на себя и целует, и русский, готовый был продать душу дьяволу, лишь бы не это, сопротивлялся, пытаясь отстраниться. Конечно, Клаусу это не понравилось. Он грубо схватил его шею, не давая отстраниться от себя. — что ты, блять, делаешь? Лучше бы убил меня, чем заставил целоваться с таким ничтожеством как ты! — восклицает русский, а фашист лишь растягивается в змеиной ухмылке, рассмеявшись на реакцию Николы. Понимает, что это правда. Чистая правда, заставляющая сердце Клауса сильно биться. Но он не подаст виду. — ты больной на всю свою немецкую голову, Клаус.