Посмотри в мои глаза.
Заглядываешь в самую душу. Этот танец карамельных искорок в твоём взгляде. Карамельном взгляде. Сладко. И в то же время — очень горько. Как давно мы с тобой не виделись? Три года? Четыре? Четыре. Никогда не любила чётные числа. И ты, наверное, знаешь об этом. Ты всё обо мне знаешь. Потому что видишь куда больше. Своим проницательным взором заглядываешь в нутро и видишь насквозь. Этого взгляда я больше всего боюсь. Ты ушёл тогда. Просто исчез где-то в лабиринте ночных улиц среди дорожных канатов, скрылся где-то, затаился в самой глубине серых городов среди шума, хохота. Ушёл бесследно, оставил меня одну, будто так и было задумано. Не сказав ни слова. Ушёл ли ты потому, что тебе того хотелось, или потому, что ощущал, будто я нуждаюсь в одиночестве, в котором жила большую часть своей жизни, — мне не дано знать. К сожалению, сколько бы мы ни были знакомы, я так и не узнала, что ты прячешь в своём сладко-горьком взгляде. Ты, может, не умеешь открываться или доверять, может, ты этого просто не хочешь — ты всегда молчишь о том, что грызёт тебя изнутри. Чёрт возьми, я всегда хотела знать лишь, что значит твой карамельный взгляд. Твои руки и шею покрывают бинты. Они никуда не исчезли. Может, ты всё тот же? Тот же Дазай, которого я знала. Они такие белые, такие чистые, незапятнанные… Обо мне ты не можешь сказать того же, верно? Они настолько родные, настолько близкие, что мне начинает казаться, что я всё ещё помню их на ощупь, а стоит представить — и ничего. Ощущения выветриваются из памяти быстрее голосов. Ты стоишь напротив и смотришь странным взглядом. Ты не веришь? Я здесь, перед тобой. Или ты и вправду похоронил меня со всеми прочими воспоминаниями? Так пугающе-волнительно смотреть на тебя и не чувствовать нелепо потерянных четырёх лет. Ты знаешь, я просто ненавижу число «четыре». Может, я неприятна тебе? Ты ведь всё ещё помнишь, что руки мои в крови, и даже не по локоть — всё моё тело запятнано этой скверной, которая всё ещё сжигает меня изнутри, точит маленькими зубками чего-то похожего на совесть и сожаление; но в моих ли силах что-то исправить? Я слишком погрязла в этой тьме и ты, наверное, тоже. Голосами убитых сознание поёт мне перед сном колыбельные, и они не похожи на нежную песнь матери, они напоминают мне дикий вопль ужаса, а сны мои покрываются красной пеленой, кровавым флёром, путают и пугают меня. Снятся ли тебе такие сны? Или ты вообще больше сны не видишь? Ты думал, что я мертва.Ты думал, что я мертва?
Мне не понравилось бы, как ты на меня смотришь своим прожигающе-пронзительным взглядом, если бы я не любила этот взгляд. Этот до чёртиков завораживающий взгляд, пускающий мурашки по коже. Ты прячешь руки в карманах своего пальто цвета кофейного, но я всё ещё помню, как они выглядят, каждую чёрточку и каждый тонкий шрам на твоих ладонях. Но я совершенно не помню, откуда у тебя эти шрамы. — Почему ты здесь? — спрашиваешь ты, и твоё лицо мрачнеет. Мне никогда не нравился этот взгляд. Словно ты в чём-то обвиняешь меня.Ты винишь меня в том, что я выжила?
— Потому что здесь ты. — Я пожимаю плечами, отвечая тебе с самым беспечным видом, словно бы говорю нечто очевидное. Я тоже хочу знать, почему я здесь. — Как ты выжила? Ты всегда продумывал каждый свой шаг, хоть и казался легкомысленным. Но даже то, что случилось, ты предугадать не сумел. Может быть, таймер был не исправен, может, кто-то решил, что все уже выбрались. Но когда здание рвануло, было поздно что-то менять. Было поздно осознавать, что я не успела. Я тоже хочу знать, как я выжила, Дазай. Ты выжидал какое-то время, а затем понял, что мне нечего ответить. Видимо, ты просто отказывался поверить в чудо. Чёртово ощущение, такое будоражущее, пронзающее нутро насквозь. Заставляет меня дрожать и плотнее жаться в толстовку грязно-фиолетового цвета. Примерно таким было и небо в тот день. Впрочем, наверное, это всё ветер. Мы стоим чёрт пойми где, с моря дует прохладный ветерок, а где-то в противоположной стороне садится солнце. Что ты вообще здесь делаешь? Что здесь делаю я? Ты больше не смотришь на меня. Ты глядишь на воду, плавную рябь, лёгкие колыхания на поверхности. Оно такое спокойное, беспечное, прямо противоположно мне. Что-то закипает внутри меня, и я уже не могу это контролировать. Оно расползается по венам, разносится по телу, достигая самых кончиков пальцев, которые начинает покалывать. Правую руку и спину начинает неприятно жечь, и я чувствую, как мне жарко и холодно одновременно.Знаешь, Дазай, я теперь тоже ношу бинты…
Ты молчишь. Я храню молчание. Нам никогда не нужны были слова. Они только мешали нам понимать друг друга. Мешали слушать ветер и думать о чём-то своём. Хотела бы я знать, о чём ты думаешь. Твой лукавый взгляд никогда не давал мне полностью раскрыть тебя. Я начинала путаться, потому что никогда не могла понять, где ты настоящий. Есть ли ты вообще такой? Вряд ли это любовь. Я не уверена, что ты вообще кого-либо любил. Ты просто приносил людям то, что они заслуживали. Но бежал, когда они пытались достучаться до тебя. Почему ты вообще носишь бинты? Почему ты пытаешься свести счёты с жизнью — твоя игра ведь только-только началась! Я презирала и продолжаю презирать людей, которые готовы так просто отказаться от такого дара. Они, наверное, просто эгоисты, высокомерные глупцы, которые понятия ни о чём не имеют! Но тебя никогда не стала бы презирать. Мне нравится смотреть, как ветер развевает твои тёмные волосы. Я даже забыла, каковы они на ощупь. Но ты ведь не позволишь мне более дотронуться, так? Становлюсь рядом, опираясь локтями на железные перила. Кажется, они порядком заржавели. Так же, как и нечто, скрытое глубоко внутри нас.Посмотри в мои глаза.
Однажды ты сказал мне, что они похожи на гладь морской воды. Потом ты помолчал и уже после добавил, что в них всегда плещется шторм. Ты мог сказать обо мне всё. Я не знала о тебе ничего. Я всё помню, как в сердцах кричала тебе вслед. Кричала о том, насколько прогнил ты весь изнутри. Почему я тебе это кричала? Потому, что ты раз за разом разбивал мне сердце? Но мир так устроен. Люди не могут жить, не ощутив однажды чужих страданий. Боль — это скверна, которая тебя отравляет. Правда ли это?Правда у каждого своя, а истина — непреложна.
Где твоя правда? И где наша истина? — Почему ты не вернулась, если выжила? — спрашиваешь ты снова. В голосе твоём, таком родном и чуждом одновременно, сквозит непонимание и… обида? Почему я не вернулась? Мне было стыдно. Мне было больно. Мне было страшно. Ты не станешь ведь осуждать за это? Голоса, что я слышу ночами, кричат, молят о пощаде. Я не могу более терпеть чужие страдания. Их кровь впиталась в меня, и мне уже не смыть её со своего осквернённого тела. Я ушла, потому что поняла, что из нас двоих сгнила я. Мою душу не примет уже никто, и ты сам поймёшь это однажды, если ещё не понял. Ты же можешь сказать обо мне всё.Просто посмотри в мои глаза.