Фриц и Иван.

Еще тогда, 27 ноября 1941, Ягер заметил младшего лейтенанта Ивушкина, который своим одним танком разгромил целую роту танков. Но парню тогда не повезло, он не продумал тот факт, что Ягер может остаться в живых. Немец весь в крови открыл люк, задыхаясь от дыма, и в это же время Ивушкин вылез из дымящегося танка, а затем вытащил своего товарища, но тут же заприметил Ягера, который уже выстрелил в Ивушкина. А немецкая пехота завершила начатое. Несмотря на разгром Ягера, немцы в той битве вышли победителями, и Ягер получил повышение. А затем еще одно. Шли годы. Но Клаус не мог забыть о том пареньке, что побил его. Но лето 1944 преподнесло немного сюрпризов. Сам Фюрер дал поручение Ягеру, и тот направился в концлагерь. Нужны были русские танкисты для учений. «Если вы побьете русских танкистов в бою — вам уже ничего не будет страшно», — сказал сам Фюрер. Штандартенфюрер Ягер лично занялся отбором русских для учений. Мужчина пролистывал множественные досье, на каждого в концентрационном лагере, и наткнулся на знакомое лицо. Под надписью «подлежит к уничтожению» была прикреплена фотография того самого офицера, который побил мужчину в бою. Но ни имя, ни фамилия, ни звание не были указаны. Клаус самодовольно ухмыльнулся, явно заинтересовавшись такой скрытностью. — Это кто? — спросил штандартенфюрер у начальника концентрационного лагеря. — Ааа, это русский, семь раз бежал, уже поступил приказ избавиться от него. — с некоторым волнением ответил начальник. — Отлично. — немец ухмыльнулся. — Хочу увидеть его. Ягера сразу же и повели к тому самому солдату, который уже три года ни под какими пытками не говорит ни своего имени, ни звания. А в чем же дело? Почему бы не сказать? Ивушкин был горд и силен, а также он ненавидел врага, и идти на какое-то сотрудничество с фашистами он не хотел. Ивушкин не мог простить себе то, что погубил свою первую команду. Солдат считал, что лучше он умрет, чем погубит еще чьи-то жизни. Камера была одиночной, в ней пахло сыростью, а свет едва ли проникал через маленькое окно. Да Ивушкин и не стремился увидеть солнце. Он привык жить в заточении и мечтать о свободе, которая казалась недосягаемой в его ситуации. Клаус зашел в камеру вместе с переводчицей. — Давно не виделись, русский. — по-немецки произнес штандартенфюрер. — Помнишь ноябрь 1941-го? Ивушкин сразу же повернулся и хотел было встать, но ежедневные избиения давали о себе знать, мужчина издал стон боли и снова повалился. Ягер посмотрел на переводчицу, приказывая той помочь солдату. Ивушкин помнил этого немца. Он помнил его лицо, когда тот вылез из танка. Он помнил, как тот выстрелил в него. — Хорошо выглядишь, фриц. — не без ухмылки произнес Ивушкин, а Ягер даже немного удивился, что у парня при таких повреждениях хватает сил ухмыляться. Еще в сорок первом Ивушкин оставил на лице Клауса глубокие раны. Сейчас же его правую щеку украшали три шрама, причем действительно украшали. — У меня есть к тебе предложение. Тебе нужно будет набрать группу танкистов и провести учение для моих курсантов. Получится — будешь и дальше учить. Нет — так хоть умрешь на поле боя. — Ягер ухмыльнулся, в душе радуясь, что снова видит этого русского. Ивушкин не выходил из головы немецкого офицера давно. Клаус знал таких, как этот солдат: им всегда хочется умереть на поле боя, чем сидеть без дела, тем более в плену у врага. — Я свою первую команду танкистов погубил. — с горечью произнес младший лейтенант, смотря куда-то вдаль. Переводчица мгновенно произнесла то же самое на немецком. Ивушкин чувствовал такую боль. Погубить троих молодых парней — с этим жить не так просто, как может показаться. — Я жду ответа. — грозно произнес немец. Мужчине нравилось, когда его боятся, но Ивушкин и не шелохнулся. — Да пошел ты. — русский офицер поднял глаза на мужчину, самодовольно ухмыляясь. Ивушкин бы с радостью ударил бы немца. Или хотя бы плюнул ему в лицо, чтобы показать, что клал он на него и его угрозы. Но сил даже дышать не было. Слишком все болело. Ягер и без перевода все понял. «Гордый слишком. Ну, ничего, и не таких ломали», — думал Ягер. Такие, как этот русский, никогда не расколются, если пытать их, но точно заговорят, если на их глазах начать кому-то угрожать. Взгляд немца зацепился за русскую переводчицу, а сам он достал револьвер и навел на девушку. Та, в страхе, закричала и заплакала. — Считай до пяти. — улыбаясь, произнес Ягер. — Один. — девушка, рыдая, начала отсчет. — Два. Три. Четыре. — Хватит! Ладно! Я согласен. Хватит издеваться. — Ивушкину пришлось сдаться. Он бы ни за что не допустил, если бы из-за его гордости погиб бы кто-то, особенно беззащитная девушка. «Русские всегда отличались своим состраданием», — ухмыляясь, думал штандартенфюрер, убирая револьвер. — Как тебя зовут? И какое у тебя звание? — Ягер подошел к Ивушкину впритык, взяв одной рукой его за подбородок. Немец разглядывал лицо, которое не мог давно забыть. И наконец-то он дотрагивается до него. В жизни, а не во снах. — Ивушкин, младший лейтенант. — посмотрев с некоторой ненавистью и смелостью в глаза штандартенфюреру, ответил Ивушкин. Ивушкину не было страшно совершенно. И если бы его за эту дерзость наказали, то вряд ли бы русский солдат почувствовал что-то. Тело давно привыкло к боли. — Отлично. — немецкий офицер ухмыльнулся и, отпустив лицо русского офицера, направился на выход, отдав команду вымыть и привести в порядок младшего лейтенанта Ивушкина. Клаус действительно радовался, что наконец-то увидел Ивушкина. Три года бессонных ночей с участием этого блондина. Даже сейчас с этой бородой и шрамами, он притягивал Ягера к себе, словно магнит. И немец не мог ничего с этим поделать. А что же касается Ивушкина, то парень возможно и радовался появлению немца, но это заслонила ненависть, которая должна быть у каждого русского. Это как вирус, который не лечится. Но Ивушкин уже засомневался в неизлечимости своей «болезни». Он не мог предать Родину свою, но Ивушкин чувствовал, что что-то с ним происходит. На следующий день, после построения всего концентрационного лагеря, Ивушкину было поручено выбрать троих русских танкистов. Младший лейтенант оглянулся назад, чтобы посмотреть на штандартенфюрера, находящегося на трибуне, а после пошел в сторону построенных русских пленных. Из-за постоянных избиений у Ивушкина часто были сломаны ноги, кости в итоге срослись неровно, поэтому сейчас мужчина ходил с костылём. Выбрав троих мужчин, Ивушкин кивнул и снова посмотрел на Ягера, а тот в свою очередь слегка улыбнулся, склонив голову набок, как бы говоря: «хороший мальчик». После того, как Ивушкин раздал задания своей новой команде, его вызвали к Ягеру. Ивушкин смело шагал по зданию управления лагерем, следуя за переводчицей. Страха перед немцами он не испытывал давно. Чтобы они не делали, Ивушкина удивить не могли. Это было своеобразной игрой: заставить Ивушкина говорить, но никто не мог. До вчерашнего дня. Вчера его с такой легкостью заставил говорить Клаус. Это Ивушкину и не нравилось. Испытывать слабость при немце — ни за что. Девушка довела его до кабинета и, пропустив мужчину вперед, вошла следом. Ягер был в прекрасном расположении духа. Младший лейтенант выполнял все его прихоти, что доставляло мужчине необычайное удовольствие. — Присаживайтесь. — произнес штандартенфюрер, разливая по двум бокалам виски. Переводчица и Ивушкин присели. — Я должен рассказать тебе, Ивушкин, план действий. — словно смакуя фамилию блондина, произнес немецкий офицер. — Я же могу называть тебя «Ивушкин»? — немного даже ласково для немецкого офицера произнес штандартенфюрер. Не то чтобы Ягеру действительно нужно было рассказывать план действий блондину. Просто немцу безумно хотелось увидеть его. Увидеть, как он ухмыляется, как смотрит своими небесными глазами на него. — Меня зовут Николай. — после перевода девушки ответил Ивушкин, явно удивленный, что немца интересует его имя. — Ооо, как это прекрасно. Меня зовут Клаус. Это как Николаус. Мы с вами тезки. — улыбаясь, произнес Ягер, но русского офицера это ни капельки не рассмешило. Коля с серьезным выражением лица наблюдал за Ягером, который на бумаге выводил план. Но взгляд Ивушкина не был обращен на бумагу, наоборот, Николай не сводил взгляда с немецкого офицера. — Выйди. — грубовато произнес Ягер, обращаясь к переводчице. Ему не нужна переводчица, он не собирался быть многословным с Николаем. К тому же, некоторое время назад Ягер сам начал изучать русский. Возможно, он начал изучать русский из-за Николая, но Клаус точно себе в этом не признается. Ягер встал и обошел русского офицера, встав позади него. — Неужели я такой красивый, что ты наблюдаешь за мной, а не за планом? — слегка сжав плечи Ивушкина, сказал штандартенфюрер с акцентом по-русски. Почувствовал, что Ивушкин напрягся, Николаус ухмыльнулся, прижимаясь к его спине. — Я должен найти убежище и поджидать ваших курсантов. Выступать скрытно. В открытую атаку не лезть. — словно заученным текстом ответил Ивушкин. — К чему были переводчики, если вы и так знаете язык? — Я не знаю языка. — наклонившись к уху Ивушкина, произнес Ягер. — Разве что чуть-чуть. Штандартенфюрер опустил руки чуть ниже, на грудь русского офицера. Несмотря на состояние Ивушкина, грудь оказалась крепкой, словно младший лейтенант каждый день тренировался. Скорее всего, сказывались ежедневные избиения. Тело все равно крепчало. А может Ивушкин действительно тренировался. А чем еще в одиночке заниматься? Ягер резко развернул стул и уперся руками в его ручки, нависая над Ивушкиным. — Ты же тогда прятался в стоге сена? — вспомнив их первую встречу, сказал Ягер. — Да. — уверенно произнес Ивушкин. — А если бы я тебя заметил? — ухмыляясь, спросил немец. — Но не заметил же. — также ухмыляясь, ответил Коля. Николаус еще шире улыбнулся и, взглянув на губы Ивушкина, впился в них с такой силой и страстью. Выплеснулось наружу его трехлетнее желание. Ивушкин сначала начал отбиваться от мужчины и сопротивляться. Но сопротивление его становилось слабее и слабее, а затем и вовсе — сошло на нет. Штандартенфюрер притянул к себе мужчину, стягивая с него рубашку. А Ивушкин в свою очередь зарылся ладонями в волосы Ягера, слегка оттягивая их, отчего мужчина застонал ему в губы. Мужчины давно хотели друг друга, а мысли друг о друге только укрепляли это желание. Но ни один из них не признается себе, что чувствует что-то к другому. Ивушкин пытался разобраться с камзолом Клауса, но терпения просто не хватало, поэтому офицер разорвал немецкий камзол, за что и получил укус за шею от немца. Ивушкин оттолкнул Ягера на кровать, забираясь на него сверху и начал покрывать шею штандартенфюрера поцелуями. Бедром Ивушкин почувствовал возбуждение Ягера, а тот в свою очередь сжал член Ивушкина. Блондин застонал и снова поцеловал немецкого офицера. Клаус стащил штаны с Ивушкина, а затем навис над парнем, прижимая его к себе. Ивушкин закинул ноги на спину мужчине, притягивая его к себе еще ближе. — Я хочу тебя. — простонал Ивушкин, оставляя поцелуи на крепком теле Ягера. Немца не нужно было просить дважды. Мужчина поцеловал Ивушкина и ввел в него палец, растягивая его. За первым пальцем вскоре последовал и второй, а затем и третий. А вскоре Ивушкин скулил и умолял фрица войти в него. Ягер страстно целует Ивушкина в губы, сминая их, и медленно входит в него, давая привыкнуть к своей длине. Коля громко стонет, ближе прижимая к себе штандартенфюрера. Им запрещено это. Если кто-то узнает, то они оба для своей Родины станут предателями. Но они и не собирались раскрывать секрет. Сейчас им было хорошо. А завтра они снова станут врагами. Ивушкин завтра провернет аферу, благодаря которой станет свободным. А Ягер собирается завтра уничтожить этого «русского Ивана». Но сейчас, лежа в объятиях друг друга, им было по правде хорошо. — Ты знал, что мы встречались не только 27 ноября, но и раньше. — ухмыльнувшись, произнес Ивушкин. — Ты чуть не взорвал автомобиль 26 ноября. — А автомобилем управлял ты. — ухмыльнувшись, ответил фриц, целуя Ивушкина в губы. Тогда Ивушкин действительно застал врасплох Ягера, когда умело маневрировал и предугадывал выстрелы танка. — Мне нужно идти. — ответив на поцелуй, произнес Коля. — Завтра испытания. И после этого мужчина молча оделся и, получив поцелуй от своего врага, поспешил вернуться к своей команде, с которой он затеял завтра побег. Он был в плену почти с самого начала войны. О свободе он мечтал последние три года. Но после проведенной с Ягером ночи как-то и желание бежать отошло на второй план. Ивушкин не может допустить этого. Променять своих ребят на немца. На врага. На убийцу. Все произошло быстро. Неожиданно на испытаниях оказалось, что у русских есть снаряды. Ягер сначала был удивлен, затем даже разозлен. Но в итоге ему это нравилось. Ему нравилось бегать по всей Германии за Ивушкиным, пытаясь его разгромить. А Ивушкин в свою очередь успешно выходил из каждой западни. Штандартенфюрер сильно рисковал, ведя такую игру, но его это дико возбуждало. Ему хотелось наказать Ивушкина за такой поступок. Оттрахать его по полной, но для начала нужно было его поймать. А это пока что проблематично. Это было похоже на игру «кошки-мышки», Ягер пытался поймать Ивушкина, а Ивушкин умело вырывался каждый раз, когда попадал в западню. Решающая битва. Один на один. Ягеру никто не поможет. А Ивушкин привык быть один. Имея один снаряд в танке, Ивушкин подбирается к танку Ягера, но стрелять никак не может решиться. Коле приходится заставить себя сделать этот чертов выстрел. Ивушкин верил, что Ягер слишком живуч. Но и Клаус не остается в долгу и выстреливает ответный. Металл звенит и оглушает Ивушкина, отчего тот кричит и, схватив ружье, вылезает, чтобы закончить это. Закончить все. Ягер наполовину вылез из танка. Весь в крови. Нога повреждена. Ивушкин наставляет на него ружье, словно предугадав, что это произойдет, Ивушкин украл его у жандарма. Ягер не успевает достать револьвер. Не успевает выстрелить. У обоих мужчин сейчас чувство дежавю, но наоборот. В тот раз у Ивушкина не было оружия, а Ягер выстрелил в него, не думая. Ивушкин быстро наставляет на него ружье и… ждет. Чего? Ивушкин знает, почему не может выстрелить. Ягер знает, почему блондин не может в него выстрелить, и ухмыляется, выставляя напоказ кровавые зубы. Ивушкин опускает ружье, а танк, на котором лежит Ягер, накренился. Ивушкин мгновенно ставит ногу на край танка, остановив падение. Он смотрит. Ждет действий от Ягера. Немец протягивает ему руку в знак уважения. Но уважал он Ивушкина еще с сорок первого. Ивушкин жмет его руку, но не отпускает. Не может заставить себя отпустить. Тогда Ягер сам отпускает его руку и, в последний раз взглянув на Ивушкина, начинает падать вместе с танком с моста. Николаус не мог позволить Ивушкину подвести своих товарищей, свою Родину. Неожиданно штандартенфюрер понял, что чувства к этому русскому офицеру сильнее его преданности Родине. Ягер знал, что один из них должен сегодня умереть. И немец решил, что уж лучше он. Ведь он бы точно не смог убить Ивушкина сегодня за побег. Ягер бы больше никогда не выстрелил в Ивушкина. Больше нет.