камни и море.

                    зима-зимушка. пушистые хлопья лениво ложатся на плечи в кожаной куртке; минки зябко и скучно, но работа есть работа — тут выбирать уже не приходится. прячась от внешнего мира в наушниках-капельках, он развозит бесконечные заказы; не успевает на пересдачи за второй и третий курс и слушает автоответчик каждый вечер, где мать привычно сообщает о самочувствии отца. ещё месяц или два, не более — даже самое сильное сердце не выдержит сумасшествия с крепким алкоголем. минки возвращаться домой нет смысла, потому что — от нормальной семьи ничего не остаётся. совсем. его летние кроссовки скользят по холодному асфальту; чуть не роняет заказ, но отбивает колени окончательно.       уён в общем чате лишь успешно сочувствует несколькими саркастичными смайлами да советует найти подработку получше. сам он уже как вторую неделю серьёзно болеет; не посещает нудные занятия, потому что двоюродная бабушка рисует очередной раз ему липовую справку; дядя помогает закрыть все зачёты до наступления рождества; отец просит его наконец-то навестить их на другом конце шумного сеул-сити, потому что мать вроде как скучает, но. уён — это постоянный онлайн и, наверное, единственный человек, который отвечает минки в частых приступах истерики и упадка на протяжении слишком многих лет.       руки опускаются. вместе с ними — все те вещи, что он должен был развести до восьми вечера. на часах телефона девять сорок — минки чувствует, как чудовище большого мегаполиса пьёт из него остатки сил, что уж говорить про алую кровь. босс настойчиво звонит — приходится взять трубку на третий раздражающий прозвон; выслушать привычные упрёки; после — новые поручения на завтрашний день хотя, вроде как, суббота. ну да. минки раздражённо прикрывает глаза, когда проезжающий мимо автобус обдаёт его горячим выхлопом с привкусом дизеля. мерзость поселяется на кончике языка.       всё хорошо — всё как обычно. зима-зимушка. уён просит по пути зайти в магазин и купить сырные чипсы, которые в квартире не ест никто кроме него. минки забрасывает в корзину полуторапроцентное молоко вовсе не для себя; несколько пачек рамёна и маленький сникерс, что съедает по пути домой прямо в метро. шуршит обёртка. сидящие напротив него люди — смотрят; пялятся; оценивают его внешний вид; красоту лица; чёрного цвета волосы с сожжёнными ещё летом кончиками. это тоже — так, блять, обыденно. он подмигивает какой-то офисной крысе, что подобно ему, торопится домой и чувствует себя ещё больше — белой вороной.       не получается с учёбой; на носу отчисления за прошлые долги и херовую посещаемость; якобы работа сводит с ума — а двойника минки почему-то так и не может найти в ближайшей мусорке. самому самое время отправляться на городскую свалку, потому что даже в межличностых у него всё прогорает. из уёна так себе лучший друг — неплохой, правда, сосед в съёмной квартире, но даже тут у них начинается (продолжается — точнее) столкновение интересов. общий чат пестрит их странными перепалками, когда минки впихивается в вагон метро ради очередного заказа и грустного еблета заказчика.       но сейчас он едет домой.       дверь открывает вовсе не уён в своих чёрных спортивках и сиренью в волосах, нет. сан-хён задирает голову и приветливо улыбается так, что его и без того расскосые глаза напоминают миленькие полумесяцы. это одна из тех миллиона черт, которые минки так нравятся в старшем, но всё, конечно же, тайна. заходит внутрь; скидывает кроссовки, на которых теперь слякоть, а в районе пятки вовсе вода — когда-нибудь купит новые. большая рыжая сумка с заказами, перенесёнными на завтра, прячется в шкафу коридора. сан — упирается плечом в светлую стенку и по своему обряду интересуется, как прошёл день у сон минки. если говорить другими словами —             скольких людей ты послал мысленно к чёрту, а сколько даже вслух?       — лишь уёна. его сранных чипсов не было в трёх магазинах, пришлось проезжать на остановку дальше до торгового центра, — рюкзак с продуктами оказывается в красивых ладонях сан-хёна, который смеётся и забирает купленные вещи. естественно, сырные чипсы, на месте. минки даже во время их с уёном серьёзных ссор выполняет эту просьбу со снэками — никогда не просит деньги в ответ. сан сказал бы, что у младшего доброе сердце, но. — хён, сколько раз он тебя сегодня целовал?       прямо в лоб.       минки через голову стягивает с себя зелёную толстовку — ворох чёрных волос. на кухне открыто окно, где задувает зимний ветер. забавно, на улице он не кажется таким сильным. молоко сан ставит на верхнюю полку, где ему и самое место — уён не притрагивается к нему вовсе, лишь иногда балуется сладкими творожками по скидке, ещё с теми хрустящими шариками. а сан любит пить горячий кофе, разбавленный молоком — оно дешевле нежели сливки, тогда как вкус один и тот же. минки думает про вкус совсем случайно — смотрит на губы старшего, повторяя свой вопрос про себя. и нет ноток ревности или агрессии. это их обычная бытовуха, как например, график уборки на кухне, который минки игнорирует чаще всех — он ненавидит мыть посуду, предпочитая или пластик, или вовсе разбивать всё, к чему прикасается.       уён как-то беззлобно шутит, что и их сердца —             тоже.       ему хочется есть — сникерс в метро не заглушает даже часть голода. вода в электрическом чайнике кипит — сан ставит на плитку кастрюлю для рамёна и с полуулыбкой рассказывает, что ему сегодня на работе вроде как намекнули о повышении; возможно, переведут в офис, что поближе к дому, и можно будет не тратить деньги на дорогу; быть может, прибавится зарплата или хотя бы премии появятся в его жизни. первый год работы без давления учёбы, а уже — довольно неплохо. минки не завидует, но чёрным затылком утыкается в стену. его взгляд на спине сан-хёна; одна из тысяч безразмерных футболок. эта с принтом щита капитана америки — минки уверен, что покупал эту футболку в выпускном классе старшей школы и что у уёна идентичная, но с изображением железного человека. шутка про гражданскую войну тех людей, что себя звали близкими так долго. их интересы теперь вправду разные —             совпадают лишь в одном.       талия сана прячется среди ткани, а минки всё равно знает, что она —             такая девчачья.       странное — мягко-забывчивое. пальцами по голой коже, предварительно задрав футболку. в этом нет ничего такого — старший недовольно мычит, пытаясь увернуться от навязчивых ладоней минки и открыть рыжую пачку рамёна. крошки лапши на полу — чёрт; босыми ногами случайно ступает. шумно кипит вода; догорает сон минки и своим уставше-спокойным взглядом цепляется за отражение в столовых приборах. нож искажает лицо сана — вместо смущённой улыбки выходит раздражённый оскал. это обижает лишь самую малость — хён просит подождать хоть немного и, блин, не у плиты же. минки приходится слушать его так, как он обычно слушает музыку в наушниках-капельках во время работы; или прогноз погоды на завтра. если будет вдруг дождь посреди зимы, то ему придётся взять громоздкий зонт, предварительно выпросив его у уёна.       сан улыбается; будто личное солнце в этой квартирке — и для него самого, и даже для уёна. их маленькое общее дело — касания губ на чужой шее. минки садится за кухонный стол покорно; ладони ноют, словно по ним предупреждающе шлёпнул хён. как какого-то кота, что лезет не в своё дело, но. вода в кастрюле кипит; рамёна сразу три порции — на жильцов. оранжевый бульон; вновь спина сани-хёна; снова минки думает, что возвращается с работы слишком поздно; что уён вот уже вторую неделю дома почти всегда, не считая своих прогулок до торгового центра неподалёку ради кружки настоящего кофе. а, ещё иногда — до остановки автобусной. встречать их старшего — с минки же они почему то ещё ни разу не пересекались на улице.       наверное, даже к лучшему.       тарелки с шумом на стол — сан между делом говорит что-то о завтрашнем дне и возможных приятных времяпрепровождениях. мол, было бы неплохо им сходить в торговый центр и прикупить немного мелочи для дома да еды нормальной, а не всё питаться рамёном рыжим; мол, они могли бы сходить в кинотеатр на ту очередную премьеру какого-то супергероя из комиксов, что, конечно же, не капитан америка или железный человек, но тоже будет интересно; или можно просто поваляться дома, при этом доспав до самого обеда и позавтракав лишь в час дня. вариантов вправду много — минки кивает согласно, выстукивая по столу железными палочками свой ритм, а потом равнодушным голосом сообщает, что ему завтра поставили ещё одну смену за проёбы. сил на эмоции уже не хватает — добрый и наивный сан бросает на него взволнованный взгляд. уён, заходя на кухню, фырчит и выбрасывает пустую бутылку пива в мусорку трёхочковым. когда-то в школе минки был даже в баскетбольной команде, а теперь.       — у тебя такая кислая мина, что я почти готов завтра заменить тебя, — смеётся уён. его предложение безусловно милая шутка, где нет и доли правды. ладно, возможно, лишь грустное лицо минки, который со своим хроническим голодом после работы всё ещё не притронулся к ужину. — а я ведь тебе предлагал пойти работать помощником в отдел к моему отцу. что ты ответил, дурак ки? — уён открывает холодильник, разом за горлышко выуживая ещё две бутылки пива, и хмыкает, пародируя хриплый голос друга. — 'я найду себе работу и без твоих подачек, идиот'.       сегодняшним вечером волосы уёна почему-то куда более насыщенного цвета, нежели были утром этого же дня. когда во сне пряди путаются среди белых подушек и смуглых ладоней сан-хёна. минки — подмечает; вспоминает, что тот видимо всё же выходил из дома ради встречи с кем-то важным, раз полил свои волосы очередным розовым тоником. и плевать что вообще-то фиолетовым. ему просто хочется так же, но после стычки с боссом на работе — строгий чёрный цвет; не менее серьёзное лицо; желательно без всех тупых курьерских шуточек (говорит, мол, бывал у них один такой же переросток долбоёб со сборником анекдотов в нагрудном кармане). минки чувствует, как на него давит буквально всё начиная с простейшей потребности есть и спать и заканчивая ещё не прослушанной записью голосового сообщения матери. его такой обычный тягучий день.       дни у чон уёна проходят намного лучше —             как минимум потому что он видит сан-хёна чаще.       и целует его —             тоже.       за столом не бывает тихо. эта болтовня необходима им. минки расслабляется чуть-чуть, когда уён ставит около его тарелки открытую бутылку светлого; лёгкое, но такое необходимое после уёбской работы. порция рамёна у сан-хёна как всегда меньше всего — вновь слышится шутка, что старший ест по бобовому росточку в сутки. ещё немного да исчезнет из жизни двух раздолбаев — как они справятся-то без него любимого и кто будет их ругать за грязную посуду, ну. сан смеётся звонко и мотает головой — его губы касаются горлышка бутылки минки; жадный глоток; облизывается, а после возвращает на место. уён хихикает — можно пить и менее сексуально, хён, из-за чего старший смущённо поджимает губы. милашка.       становится по-домашнему легко. такое бывает часто — все их конфликты и громкие ссоры рано или поздно заканчиваются, и вот они вновь втроём за одним столом. где минки пытается не уснуть и лишь наблюдает за движениями друзей; где сан, мотаясь из стороны в сторону, рассказывает о своём дне или каких-то странных идеях на будущее — типа весной сходить им всем на набережную да взять в аренду ролики. и плевать, что только ловкий уён умеет держать равновесие. да — самый младший в их компании, именно он вроде как главный противник сон минки; когда-то его лучший друг (больше чем) и одногруппник — теперь у них одна квартира на двоих; один холодильник, где каждый может взять бутылку пива себе; у них и хён тоже —             пополам.       минки даже не хочет думать, как так вышло. просто. в один момент он помнит себя наивным и шумным первокурсником, что еле-еле находит себе компанию, к которой можно затесаться без особых проблем. каждого из них — со всеми недостатками и косяками. например, у чонхо тяжёлый взгляд и до дрожи в коленках жуткая аура, словно он может взмахом руки свернуть шею; ли джину — их паинька и отличник та ещё зануда, а ещё на переменах пишет маме своей, что устал и просто хочет домой; ёсан — чёрт возьми, он человек или призрак? он вообще разговаривает? вечные шутки их группы, ахах. минки отлично знает двух танцоров-друзей: юнхо и джэхёна, что прошли в их университет вовсе без вступительных экзаменов просто потому, что выиграли какой-то там крутой дэнс-конкурс. везучие. на их фоне уён кажется самым адекватным до сих пор — у него вроде как богатая семья и какие-то родственные связи по всему миру, а гордо поднятого носа — нет. они с минки на равных, не считая роста.       да, именно так и было — помощь друг другу с мозгоёбной учёбой; прикрытие с посещением; ночные посиделки в общажной комнате минки, где помимо принесённой приставки есть ещё пару бутылок соджу; хорошая музыка и не менее классное настроение. примерно в такой обстановке и происходит их первый поцелуй — до смешного нелепый и пьяный, когда маленький уён прижимает к полу всего такого высокого, но нелепого минки. у них — постепенно; без признаний в любви. из вроде как доверия и привычек в — слухи по университету расходятся слишком быстро. минки вспоминает первые косые взгляды до сих пор с ужасным чувством вины в груди и как их миленькая и красивая староста попросила прилюдно ничего не показывать и тем более не давать никому дурной пример.       но они —             они вправду ничего не делали.       минки нервно облизывает губы, где привкус пива смешивается со старыми воспоминаниями. теми, где волосы уёна не отдавали вечно цветными прядями, а на его смуглой шее можно было заметить еле заметные следы — минки неаккуратный; нелепый; слишком забавный для того, кто вообще может чувствовать эти эмоции. ещё у него с уёном вовсе была — ну, типа первой любви. что было у друга до него — не его личное дело; никаких вопросов или любопытства. они — друзья, которые позволяли себе чуть больше, чем нужно. например, долгие поцелуи посреди коридора общежития; наглая просьба к соседу по комнате чонхуну — погулять где-нибудь, чёрт возьми, пару часов. только вот долго всё это — не длится.       минки кажется, что всё пошло по пизде, когда директор общежития выгнала его под тупейшим предлогом о нарушении порядка. ёбанные гомофобы; усмешка; ещё один жадный глоток под болтовню сана — лучше всякого телевизора или радио. не нужны больше наушники-капельки, потому что минки привыкает слушать дома этого старшего... привыкает слишком быстро. почти сразу —             после их знакомства.       чхве сан — старше их обоих; в то время ещё студент соседнего вуза, а улыбка уже та самая. мягкая — нежная. такая, что заставляет жить, даже когда очень-очень не хочется из-за сорванных нервов. откуда его знает уён, не имеет смысла, но в тот день минки, привыкшему платить совсем копейки за общежитие, просто нужно было жить хоть где-то. собранные впопыхах вещи; забытая случайно любимая толстовка; советы кого-то из группы в общем чате; пропущенные звонки от матери, которая не понимает, что происходит с единственным сыном. уён, мол, выбора нет — хоть какая-то тебе крыша над головой, друг, а сани-хён, наверное, лучший человек на свете. верь мне. и насчёт оплаты за месяц — не парься; я договорился. только шмотки свои сам перенеси, а. мне лень.       уён вроде как искренне хотел помочь, но —             минки не думал, что можно влюбиться будучи влюблённым уже;             минки не думал, что уён когда-то встречался с этим просто чудесным саном.       тупейшие истории, видимо, синоним сон минки. как и он сам. то в начальной школе объебался перед всем классом, пытаясь с дуру подкатить к преподавательнице английского языка; то лоханулся с поступлением, перепутав похожие название вузов; то теперь — снимать на троих квартиру со своим вроде как парнем и его бывшим. или крашем, чёрт знает. их общим — крашем. блять. или вторым парнем. минки уже давно ничего не пытается понять — лишь принимает, как должное, потому что уён только хлопает шутливо по плечу, мол, отвечая на твой взгляд, сегодня я всё утро целовал хёна пока ты оборванцем шатался по каннамским квартиркам. а потом.       на кухне тишина на лишь миг один. сан-хён успевает убрать пустые тарелки со стола до того, как уён привстаёт с насиженного места, а его задорные глаза оказываются прямо перед растерянным лицом минки. у того — мыслительный процесс, включающий в себя составление выгодного маршрута на завтрашнюю работу и параллельно ужасные вьетнамские флэшбэки. о прошлом; о тех временах, когда их было вроде как не трое; когда ему нравилось быть рядом с коротышкой уёном и чувствовать себя — без груза проблем взрослой жизни. ему хочется куда-то туда — обратно. и в то же время минки уже не видит жизни без... них самих. без сана. а самый старший в квартире в это время резко включает воду, начиная неспешно мыть грязную посуду с кастрюлей, хотя, кажется, именно сегодня очередь минки. чёрт, опять проёбывается. как всегда, тупой идиотский сон минки — ругает себя вроде как в мыслях, но слышит его всё равно вся чёртова квартира. они знают его — на лице всё написано.       уён делает вдруг пухлые губы трубочкой — резкий порыв воздуха прямо в лицо выдёргивает из всех мыслей. наглый. но после — касание губ сладкое. а минки просто знает, что что бы не съел или выпил этот парень с сиренью в волосах — его поцелуи всегда, блять, будут тягучей нугой. этот раз не исключение. ведёт — пальцами по скуле растерявшегося минки; как всегда уверенно в поцелуе, заполняя всю пустоту странными чувствами. сам уён — странный. минки иногда думает, что именно он связывает всех их троих и делает из них будто бы семью; что дело вовсе не в сан-хёне, который даже не смотрит на чужие нежности. взгляд быстрый на спину старшего; шум воды; спина в футболке с принтом капитана америки; никакой ревности. ни у кого из них?       лишь уён шлёпает по бедру и, разрывая поцелуй, фырчит недовольно. что-то хочет опять; пытается донести до, по его мнению, крошечного мозга ки. кажется, именно поэтому все динозавры и вымерли, слышишь? они как и ты тугодумны ужасно, а ещё залипают в пустоту, когда их целуют всякие красивые и настойчивые уёны.       на кухне опять потасовка.       минки замечает, что у друга немного опух новый серебряный прокол в хряще; волосы пахнут сладким тоже; хватает за запястье, сжимая, пока сам уён, выкручиваясь, вдавливает сона в стул. что происходит — чёрт его знает. но эти действия уже обрядом ложатся в их жизнь, наверное, ещё с общажных времён, тогда как самый старший лишь раз за всё время бросает взгляд через плечо. и там в одно время столько эмоций и — ни одной. посуду нужно домыть; подумать, что приготовить на завтрак, лишь бы минки не убежал на свою работу опять голодный. это вроде как его обязанность хёна — или не только, как. а уён стонет недовольно и искривляется в улыбке, когда лопатки ударяются о прохладный пол кухни; минки со смехом (кажется, он наконец-то да на миг забывает обо всём своём дерьме в жизни) рядом упирается коленями. у них — немой разговор.       он аккуратно целует уёна в скулу —             тот в ответ пихается пяткой прямо в живот.       — пиздуй в душ, вонючка ки.       во рту минки всё ещё привкус светлого пива и юркого языка уёна, который звездой гордой лежит на полу; добавляет несколько толчков другу, намекая, что не собирается дышать с ним одним воздухом до тех пор, пока тот не скинет с себя уличную одежду и не вымоет эту чёрную швабру на голове. и сан-хёна не подпустит тоже. минки закатывает глаза недовольно; вредный, блять, но — не может не согласиться. в груди появляется частичка жизни. тепла. быть может, потому что он наконец-то в стенах дома, а не страдает в душном метро; возможно, потому что его окружают те люди, которые вроде как ему не особо-то и равнодушны; наверное, дурацкий поцелуй уёна и шумная потасовка с ним — это всё как-то да отвлекает. он улыбается — всё также уставше, но впервые за весь день напоминает ребёнка. или хотя бы просто парня своего возраста, а не динозавра при смерти. не найдут затем археологи все его косточки.       минки помогает уёну подняться на ноги; пытается спросить нужна ли его помощь на кухне или — но друг пихает ладонями в лопатки. вон там ванна. исчезни, чудовище. и возвращайся лишь после использования геля для душа, сечёшь?       приходится прислушаться.       когда минки исчезает в дверном проёме; когда уён выбрасывает со стола две опустошённые бутылки; когда вода в ванне начинает противно шуметь, а на кухне наоборот затихает. тогда сан медленно разворачивается, вытирая кухонным полотенцем размокшие, но не менее красивые пальцы. у него на губах неуверенная улыбка вместе с еле заметным сомнением в глубине прищуренных глаз. чхве сан самый добрый и безвредный человек, который мог бы существовать в корее, что уж говорить про сеул, но. уён видит — вопросительно склоняет голову, мол, и ты выкладывай, хён. мне пора открывать горячую линию психологической помощи со всеми вами, агась.       — иногда мне кажется, что если бы нас разом не стало, то он скучал бы больше по тебе, — улыбка. сан даже в дождливые дни не позволяет плохим эмоциям поселиться на его лице — лишь глаза сдают его. там небольшая пурга, подобно той, что в ночь собирается за окном на улице. старший бросает полотенце на разделочный стол, а после упирается в него же поясницей. у уёна в голове мелькает быстро что-то про узкую талию старшего. — ты его знаешь лучше. и ты имеешь на него... влияние?       сан не ревнует. просто беспокоится, как делает это всегда. и вовсе не о себе, как может показаться на первый взгляд — просто. уён отрицательно мотает головой — предположение хёна, конечно, неплохое, но вряд ли правдивое. они уже не один раз говорили обо всём этом — о них троих. даже в тот вечер, когда всё разом изменилось и они с минки впервые за несколько лет знакомства поругались сильно. иногда рассечённая в драке бровь даёт о себе знать протяжным нытьём; бывает, минки сам припоминает их громкие друг другу слова, где один ревновал да не хотел отпускать, а второй, ну. уён не знает. просто видит, как минки смотрит на их старшего; как часто сжимает пальцами воздух, видя перед собой тонкую талию. привычка не ревновать — вот что выработал в себе уён за их теперь совместную жизнь. он не сука или не плохой человек, но до сих пор собственные слова звучат эхом в ушах.       в таком случае, если ты не можешь решить, кто из нас, сон минки, то —             мы будем втроём.       вот так просто.       сан-хён на это лишь согласно кивнул, тогда как уён до сих пор чувствует последствия всего произошедшего — ему нравится их старший, но. шум воды прерывает размышления резко; хлопок двери ванны и громкий окрик кого-нибудь из живых и адекватных жильцов этого дома (намёк явно не на уёна). а минки своей излюбленной привычкой забывает полотенце где-то в глупой комнате — просит принести; сан смотрит, не моргая, в пустоту, а после молча уходит с кухни, чтобы помочь младшему. тяжёлый вздох — уён зарывается нервно пальцами в свою сирень; самую малость устаёт строить из себя того, кем он, кажется, и не является вовсе. если бы знал, что сердце минки сможет привязаться настолько сильно к сану —       стоило привести его к себе домой и представить парнем, нежели селить к когда-то бывшему.       сан-хён хороший, но —             у дебильного минки почему-то губы слаще.       вот он — прекрасный бермудский треугольник, из которого, видимо, никто так и не может решиться выйти. да и нужно ли. слишком много чувств и тупейших эмоций; слишком привыкли друг к другу и вот этому образу жизни, на который некоторые знакомые смотрят с опаской. а в компании уёна, кажется, только сонхва-хён знает обо всём и выслушивает переживания младшего за вкусным обедом в торговом центре. сегодня — обряд вновь вместе со звонком и приглашением. волосы и, правда, ярче обычного благодаря тонику; сонхва улыбается домашним котом и ни разу за всю жизнь не упрекал уёна ни за украденные в детстве конфеты, ни за чужую ориентацию. у них вроде как семьи хорошо дружат — сами знают друг друга с пелёнок, а общение всё равно на расстоянии вытянутой руки. никогда не были лучшими друзьями и не пытались ими стать.       у пак сонхва — этого правильного хёна — громкая свадьба летом; уже во всю идут приготовления, типа, списка приглашённых гостей (где вдруг числится сам уён с персональной припиской 1+2, где два — вовсе не количество родителей); поиск подходящих украшений в главный зал; беззлобные шутки со взрослыми, которые уважают чужой выбор — одобряют без особых проблем. ну и что, что кровь не голубая, а в родственниках у невесты нет ни чеболей, ни вовсе высшего класса или госслужащих. семья воспринимает адекватно, а уён завидует — по-хорошему, конечно же. сонхва-хён нормальный до чёртиков, у него даже пробор в тёмных волосах идеальный, тогда как уён сушит полотенцем голову наспех и зализывает непослушную чёлку гелем. у сонхва нет целых двух жильцов в съёмной квартире, которых можно назвать парнями — сразу двоих. это — блять — так по-идиотски. прости, хённим, что опять на тебя скидываю все эти эмоции, но.       этим днём они зависают в японском ресторанчике, пока минки гоняет где-то по городу со своими заказами, а сан-хён слушает приятные новости о своём повышении. сонхва почти никогда не смеётся, а его улыбка напоминает снисходительную реплику отцовской — да и поведение его не лучше. он не притрагивается к еде, тогда как уён закидывает в рот ролл; глоток заказанного наугад коктейля, что внешне напоминает какую-то текилу санрайз. вкус дерьмо. их встреча происходит спонтанно, потому что у старого друга есть свободное время, а уёну нужен совет. или просто поговорить. но признаваться он в этом, конечно же, не собирается, поэтому официальная причина их встречи — новенькое меню в этом ресторанчике.       сонхва взмахивает ладонью — в полумраке дальнего столика всё равно отсвечивает новое кольцо. и вовсе не для красоты оно. уён смотрит на свои пальцы и вспоминает, что единственное украшение в их паре (парах???) это колечко от пива, которое пьяный минки когда-то уже так давно вручил ему в общажные годы. эх, много с того времени воды утекло. а мысль, мол, подарить ли им всем одинаковое что-то зарождается в сиреневой голове уёна. он вроде как самый младший в их отношениях, а почему-то —             сонхва вслух говорит, мол, может дело в деньгах?       о том, что у уёна приличный счёт в банке, на который можно купить хороший домик за границей и жить спокойно до самой старости с семью мейнкунами — об этом знает и минки, и сан, и тем более сонхва. мало того, у друга детства точно такой же есть, если сумма не больше. и он склоняет голову задумчиво, отпивая свой жасминовый чай — ты не думал, уён, что они с тобой просто потому что ты — богатенький? любовь иногда можно так хорошо подделать, знаешь ли. их двое, а ты — один. уён фырчит громко; недовольно мычит. деревянные палочки с шумом опускаются на тарелку — херь какую-то городишь, если честно.             у них разговор затихает также резко, как и начинается, потому что чон невольно просчитывает и этот вариант, но. возможно раньше. быть может, когда они с сан-хёном только-только узнали друг друга, а их свидания всегда проходили в дорогих и красивых местах; может, во времена первого курса, когда уён всегда проставлялся алкоголем да приставкой и часто кормил за свой счёт приезжего студента минки. наверное, в эти года уён бы и поверил, что его просто-напросто используют, но сейчас.       эмоции поцелуя очень сложно —             подделать.       и видимо поэтому уён до сих пор надеется, что в сердце минки есть для него сокровенное место; что сан искренен в своих мыслях — старший вроде как любит их обоих в равной степени. говорит об этом прямо, когда минки так по-детски топает босыми ногами и уже наконец-то просит выбрать между ними. делает так, как когда-то просил и уён — тот самый чёртов выбор; чья сторона наконец-то.       только вот они не вещи — чтобы вот так тыкать пальцем и решать. они люди, к сожалению, живые, у которых эмоций столько, что их можно разливать по бутылкам и продавать с яркими этикетками подобно пиву. уён знает себя и свои реальные чувства —             понимает, что сан идеальный и не зря когда-то был его бывшим;             осознает, что минки, если и уйдёт из его жизни, то только до конца разбив сердце.       сложно быть человеком.       уён лениво открывает холодильник и берёт ещё две бутылки алкоголя, который прикупил сегодня на обратном пути после встречи с сонхва. наверное, он слишком много пьёт последние недели. раньше такого не было. со стола свободной рукой подхватывает пачку сырных чипсов — в этом доме их никто не ест кроме него одного (но покупают — все). минки вечно воротит носом, предпочитая что-то острое и дурное, как он сам, тогда как сан-хён редко ест гадость; полноценно пьёт даже — раз в несколько месяцев и то лишь после их долгих уговоров. забавный старший. уён плетётся в комнату их; шаги тихие около ванной комнаты — шумит вода вместе с разговорами еле слышимыми. вроде как должны были занести полотенце, а на деле. эх. он глаза прикрывает на несколько секунд, стараясь не думать о чём там говорят —             что они делают.       нет ревности. лишь прелое состояние — может ли он, чон уён, быть лишним?       крышка от бутылки летит на столик, где таких уже — достаточное количество. хоть поделки строй. полумрак приятный; вечер уже давно скребётся в их квартиру. зима-зимушка. уён, рождённый в ноябре, — мёрзнет; кутается в мягкое одеяло, а пухлыми губами горлышко обхватывает медленно. слишком много алкоголя стало в его жизни — как-то много сомнений и боли; глоток, а за ней вязкая горечь. уён смеётся — нервно-взвинченный уён, который прячет свою ранимую душу за сарказмом и самомнением ярким. сегодня у него — пахучая сирень; ленивые утренние поцелуи с сан-хёном, который походит на мягкий пластилин. мять; давить; следы на коже — горячее дыхание у уха.       они когда-то и вправду были вместе — ещё до знакомства с минки на первом курсе; вовсе до окончания старшей школы. нелепый чон уён, у которого подростковые щеки никуда не пропали, а сан, кажется, уже тогда был вот таким — идеально-добрым. и любовь его — тоже. касания мягкие ладоней; встречи после школы — свидания, где уёну не жалко самого себя или денег, или времени. первая любовь — странная у него, тогда как откусить хотелось так много. всего сани-хёна; губами в кожу; синие засосы; слова, что вот — он только его и не чей более. забавная всё же судьба, думает уён, когда ещё один глоток пива обжигает холодом горло. раньше не получалось жить вот так — без собственничества. он не мог даже место в школьной столовке поделить с одноклассниками, что уж говорить про живых людей. а теперь.       — уён-а, хватит покупать клубничный гель для душа, прошу тебя.       они появляются в комнате друг за другом; щелчок переключателя света; лампы резко слепят глаза, а уён может лишь недовольно застонать, жмуря веки. у минки влажные волосы; чёрные пряди падают на ожившее после горячей воды лицо; пахнет свежестью и клубникой, тогда как у сана — искусаны губы. и мокрый край футболки. о, капитан америка, знал бы ты — что делают люди, находясь в одежде с твоим великим принтом. подавив усмешку, уён двигается на диване в дальний угол, освобождая место, но не отдавая своё мягкое одеяло — тишина в комнате; ноутбук сам уходит в спящий режим, а вместе с ним какой-то там американский сериал. выходит неплохо — минки ложится поперёк дивана и, кажется, большая часть тяжёлых мыслей покинула его голову после хорошего душа.       ладони обычно спокойного сана — в чужие острые лопатки; давит шутливо лишь малой частью своего и без того лёгкого веса; лицо минки — в разложенном диване, а уён не может не сказать, что в такой позе другу очень идёт быть. зубами к стенке — безопаснее всего. и делает глоток, улыбаясь. теплее в груди. потому что отвлекается на пришедших; потому что с шумом ставит бутылку на стол; потому что сан-хён садится на ноги минки, а тот истошно ноет, что из него делают не только чудовище да динозавра — теперь какого-то коня в придачу. никакого уважения к — уён звонко щёлкает его по лбу. очередная потасовка, где они с хёном прижимают к их кровати большого и страшного сон минки, что скорее дурочка у них. не более. да, многие боятся его — ещё с первого курса из-за вечного шума или не самого красивого лица. а уён просто в один из разов —             он смотрит в глаза сану.       клубничный в воздухе — даже через алкоголь чувствуется запах геля для душа. минки рывком вырывается из лёгкого захвата и переворачивается на спину; сан оказывается верхом на его крепких бёдрах — завтра суббота и у всех них должен был быть выходной, но жизнь не особо справедливая шутка. кому-то она срёт под дверь и ставит смены в заслуженный отдых. а уён вдруг понимает с нервным смешком — когда-то будучи мелким он бесился, что на сана смотрят случайные прохожие и то, как минки кто-то на втором курсе подкидывал шоколадки с милыми записками-признаниями. от ревности ничего не остаётся. внимательно наблюдает, как большие лапы опускаются на тонкую талию хёна; комкается дурацкая футболка; смущение в уголках губ сана. в голову уёна ударяет то ли обильно выпитое за этот вечер пиво, то ли просто то, что у него перед самыми глазами.       — иногда я вас хочу придушить, а потом думаю, что кто тогда мне будет делать завтрак или, там, — уён играючи дёргает плечом и не сдерживает улыбку, переводя взгляд к минки. — бесить по утрам своим будильником?       его брошенная фраза будто бы не требует ответа вовсе, но оба — застывают растерянно. минки голову назад откидывает, вверх ногами всматриваясь в расслабленное лицо друга, где сейчас, кажется, есть лишь немного усталости (о нет, ты что, забрал мою заебанность после работы?!) с толикой теплоты. к кому последняя обращена, наверное, не знает и сам уён. да и не нужно ему это — не сейчас уж точно. его движения плавные и в тоже время замедленные — считает до трёх про себя; ведёт личный счёт. и если за три секунды передумает о своих планах, то лучше отступить, но. в груди уверенность; дебильная правильность; то самое упрямство, с которым он сегодня защищал друзей перед сонхва и его реалистичным скептицизмом. уён —             он думает, что невозможно любить сразу двух людей в равной степени.             и в то же время.       — ненавижу, когда мне ставят эти ебанные рамки, — вдруг шипит он за секунду до.       до того, как он склоняется, и его губы снова касаются минки — в нос ещё больше бьёт запах собственного геля; сон мычит ошарашенно во второй раз за вечер, только вот сейчас — отвечает достойно. ну, насколько это возможно человеку, которого целуют, лёжа верх ногами. сан-хён тихо смеётся — не слезает с бёдер минки, потому что предполагает явно, что может быть дальше. как уён сделает ещё один глоток пива; как предложит 'для храбрости' остальным; как затем его губы соприкоснутся с сановскими — не менее мягко и вкусно. в лёгких кислорода мало от такого чон уёна, что, бывает, да просто готов — отдавать. свою любовь; эмоции живые. это его мотто.       сан — он уже не узнаёт того мальчишку ён-и, что бывал годы назад; ещё во времена выпускной школы. всё же люди взрослеют — их души становятся мягче; приходит то самое человеческое понимание. сан — любил уёна. в жёлтой школьной форме сопа; с натуральной темнотой в непослушных волосах; их прилюдные поцелуи в какой-то там очередной кафешке. потом — они просто разошлись тихо; мирно; ссылаясь на учёбу и разные вдруг интересы. на то, что сан слишком занят в университете; теперь квартиру снимает, а не живёт с родной семьёй — время проводит с друзьями своими, а не только чон уёном. за равнодушным 'хэй, давай просто останемся друзьями' крылось слишком много ревности — боли. иногда разные углы и отдых необходим. это было нужно им обоим. вот так просто.       но сейчас             когда-то бывшие вроде как вновь вместе.       и сан не сожалеет.       уёну сейчас — море по колено; морская вода вовсе не обжигает кожу; завывание далёкое серых чаек и шум прибоя. он сам — подобен огню и соли; юркий язык, что продолжает шутливо мучить рот сон минки; вылизывать; красть глоток кислорода. тому же лишь нравится это — не признает открыто. но дыхание сбивается в один миг, а большие ладони сильнее сжимают худое тело сана, что — до сих пор верхом. наблюдает за младшими. у него нет сильного желания; потребностей ярых; чувства зависти или ревности так тем более. лишь сам пальцами — невесомо по подтянутому животу минки, который всё ещё такой тёплый и вкусно пахнущий из душа. полуулыбка. мнёт подобно коту — кошачий прищур на чужой поцелуй; контролирует себя полностью — лишь губы облизывает тихо.       минки молчит недолго — минки глухо стонет, когда уён кусает его дурацкие губы; сжимает ладонями острые скулы; когда их необычный поцелуй не желает прекращаться. лишь глубже — воздуха не хватает; мысли постепенно исчезают под напором чужим. уён — он знает, что делать, чтобы принести удовольствие и себе, и другим. это его дар будто бы — знания запретные. вот он разрывает касания розоватых губ — в уголке губ слюна остаётся, что он собирает кончиком языка наглого. ох, чон ён-и, знала бы твоя семья или сонхва-хён, как тебе нравится — быть свободным; без этих тупых убеждений и рамок. как ты готов отдать многое, чтобы просто делать, то —             что нравится тебе.       их взгляды с саном пересекаются; улыбки лёгкие — как когда-то раньше; понимание без лишних слов и намёков. а минки всё ещё на спине своей широкой — дышит часто; убирает одну ладонь с талии старшего, чтобы вовсе подлезть тому под одежду, но.       уён шепчет, подначивая нагло; змей — не искуситель вовсе, но хитрость есть в крови этого недоребёнка. и алкоголь слабый — тоже. руки уёна первее тянут минки за домашнюю футболку; без разрешения; каких-либо споров. он лишь произносит так уверенно; в тишине их квартирки маленькой, где для них троих отчего-то — целый мир.             просто.       — отключи мозг, как ты это часто делаешь, дурак ки, — его движения плавные; среди заливов тёплой морской волны; приглашает за собой — сразу своих. не стоит бояться океана, который манит и зовёт. он оголяет минки так легко — переводит взгляд вновь на лицо друга верх ногами. улыбка уголками губ. — ты дома, слышишь?       и сан кивает согласно; ему понятно чего хочет уён — наблюдает, как он вновь склоняется и дарит поцелуй куда-то в голое плечо минки; так нежно; аккуратно просто-напросто. мышцы расслабляются — сон не произносит лишних звуков. он не любит обычно, когда так происходит; на его живых щеках появляется милый румянец, ну что за ребёнок. минки нормально не умеет — чтобы вот так; ему стыдно часто, когда прилюдно все эмоции; когда кто-то смотрит на его оголённое тело; когда уён просит расслабиться, в то время как сан-хён сидит на его крепких бёдрах верхом. дурные мысли — желания; долгие поцелуи с уёном не помогают адекватности — появляется та самая жадность. хочется ещё — побольше, но.             совесть.       минки забавно алеет, начиная со своих нелепых острых ушей — кажется ведь на первый взгляд взрослым и сильным парнем, но вот уён уже губами касается его шеи; нагло; целует легко; еле сдерживается, чтобы не оставить засос. ужасная черта уёна — сан знает это по себе и своей нежной коже. в их первый виток отношений младший не мог и встречи прожить, чтобы не поставить метку яркую — собственность; запах; след громкий. сейчас — он языком игриво по сгибу; крепким мышцам; минки хмурится резко вместе с выдохом громким. согласным. день, быть может, и был привычно дерьмовым, но сейчас появляются совсем другие краски. розовых цветов, несмотря на холод за окном. а сан — старший согласен на эту затею как-то слишком легко.       он ведёт пальцами теперь уже по голому торсу лежащего; мягко — лишь понятные ему нежные узоры, что словно щекочат и завораживают минки. тому сейчас так странно совсем; в ушах звук морского прибоя, а уён своими пухлыми губами касается чувствительных мест. его усмешка и даже она — добрая. удивительно. сан-хён же улыбается, замечая немой разговор младших. как минки тянет руку вверх и прячет свою большую ладонь в чужую сирень; как вся его делёжка и детская обида исчезает на время; как эти двое целуются третий раз за вечер — вновь у них в голове то самое общажное время; светлое и лёгкое прошлое. только вот сейчас они не делают реплику тех отношений (точно так же, как сан и уён — не возвращаются к прошлому). новый виток их жизни, а люди — старые. уже проверенные. и вместе с ними, думает старший, можно совершить намного больше хороших глупостей, чем когда-то ранее.       он не лезет сам с поцелуем к минки, словно ему хватило тех быстрых и жадных — в ванной, вжимаясь лопатками в дверь. полотенце на бёдрах сона; его мокрая ладонь поперёк позвоночника; косточки — рёбра. старший опускает сейчас взгляд к чужому телу; широкие плечи; натренированный со всей этой беготнёй по городу курьером, и ходить даже в тренажёрку не нужно минки. он красивый — только вот не все это видят, называя уродцем. да даже шутливо. лишь уён позволяет себе такое вслух, чтобы затем услышать такую же необидную вовсе ответку — перепалка детей. это их бытовая жизнь изо дня в день. кто-то расслабляется долгими прогулками перед сном; кто-то отвлекается перед телевизор с юмористическим шоу. а сан знает, что минки искренне любит их игривые ссоры с уёном. и поцелуи —             тоже.       чужой стон застывает в воздухе, когда сан склоняется и сам губами касается подтянутого живота большого ребёнка; когда уён не позволяет дёрнуться и тем более посмотреть и держит лицо минки ладонями — поцелуем настойчивым. это маленькая пытка для сона, когда сразу двое — тех, кто знает его все слабые места и не только. у него не получается даже возмутиться и прервать то, что, кажется, хотят эти. сан своими аккуратными пальцами ведёт по бокам и давит на рёбра; мягкие губы — поцелуи всё ниже и ниже, очерчивая мышцы, пока он не касается резинки домашних шорт. лишь миг размышлений и быстрая переглядка с уёном — готовы ли они и сегодня доказать, что минки важен им. им — обоим.       — уён прав. ты дома. и никто из нас не собирается тебя обижать, мин-а, — это оказывается до одури трогательным. минки словно выворачивает где-то внутри; его сердце отбивает свой ритм подобно прибою морскому, а после он, тихо смеясь, соглашается; пряча смущение в сгибе своей руки. его голова всё ещё между колен уёна, что сверху смотрит с такой удивительной теплотой. — и, ну.       — ты спал и со мной, и с хёном, тупица, — вдруг перебивает самый младший. его ладонь шутливо хлопает по плечу минки, а затем заставляет посмотреть в глаза свои блестящие. дьявол часто прячется в его словах — и губах тоже. тот ещё искуситель. сан качает головой, прекрасно чувствуя это смущение в их квартире. — а сейчас всего лишь втроём.       всего лишь.       минки сдаётся окончательно, когда уён кивком, мол, сан-хён сделай уже хоть что-нибудь. и повторять дважды не нужно. у него самого сводит всё внизу живота — эти поцелуи в ванной под громкий шум воды; взгляды вечно пристальные и прикосновения младших к его талии. сан знает, что он красив — желанен в том числе. а его пальцы уже лезут ловко ниже; он стягивает с минки штаны, как делал это ни раз и вовсе не два. а мальчишка — вдруг таким кажется сон — только теряется успешно. у него на лице растерянность вновь, а уён смеётся, мол, тебе, что, три года? видимо, да. но его губы уже в очередной раз за вечер утянуты в поцелуй долгий; он подгибает неловко колени, на которых сан всё ещё верхом. нет уже одежды — минки красивый, хоть и угловатый в своём теле. смуглая кожа — мягкая. старший смотрит снисходительно и выше садится — сам в одежде домашней; неторопливый; медлительный. у него уже выходной долгожданный, ведь завтра никуда совсем не надо. блаженство.       он давит пальцами на бёдра минки — тот, дёрнувшись, поцелуй разрывает и смотрит на старшего с паникой. ему — хочется. это на лице написано сона; это очевидно и так — минки возбудить не стоит и труда. он вроде бы уже давно в университете и работает параллельно будто бы взрослый, а в таких делах школьник совсем. сан — глаза в глаза тому, а после.             пиздец.       даже привыкший ко многому уён шумно выдыхает, наблюдая как тонкие губы старшего касаются члена; как тот аккуратно обводит языком несколько набухших венок; как тот удобнее ложится в ногах минки — глаза прикрывает словно знает, что делать. дыхания — не хватает. что уж говорить про минки, который жмурится от этого издевательства, запрокидывая голову. перед глазами — не лучше совсем. уён хихикает и его улыбка реплика кошачьих проделок. он ведёт кончиками пальцев, совсем немного ногтями, по широким плечам минки; давит; не позволяет дёрнутся даже лишний раз. особенно, когда возбуждённый член оказывается во рту старшего почти что полностью. пиздец, сан-хён. даже ревновать не хочется — это красиво слишком; завораживающие. а минки ко всему прочему это и с ума потихоньку да сводит. он невольно бёдрами двигает — член лишь глубже в горле старшего. узко — жарко — невыносимо тошно.       а уёну не надо рассказывать, насколько прекрасно сан может делать это — если, конечно же, захочет. о, их прошлые похождения, заканчивающиеся часто далеко не поцелуями. наверное, даже хорошо, что минки не знает всех подробностей. этот ребёнок бы точно краской покрылся розовой — примерно, как сейчас, верно. сон — стонет своим низким голосом. несколько долгих секунд он, правда, сдерживает себя, но. сан знает, что делает. его дыхание удивительно спокойное для всей ситуации; глаза прикрытые; он горло расслабляет так легко — чёрт. движения головой аккуратные; сан берёт так, насколько может сам; у него во рту — жарко; розовые губы. минки выстанывает чужое имя и тянет руку к чужим мягким волосам, чтобы зарыться и чисто инстинктивно направить. уён — не позволяет.       он ловит за широкие запястья, задирая чужие руки и скрещивая нагло — контролируя; заставляя чувствовать всё до последней капли. и то, как старший сан утробно стонет, пуская дрожь — минки тихо выворачивает от всего этого бреда. в голове уже и мысли не остаётся о прошедшем дерьмовом дне; о ненавистной работе и проблемах; о пропущенном звонке матери. у него хватает сил лишь сматериться на всю комнату — эмоции искренние, направленные на тех людей, кто.       минки думает о том, что —             ему нужен ещё один поцелуй уёна;             ему так хочется всего сана.       до сих пор не может выбрать, кто из них.       да и есть ли в этом смысл. минки пытается вырваться из захвата уёна, но тот лишь головой мотает и так удивительно нежно целует большие ладони; костяшки, где еле-еле заметные старые шрамы, когда единственная возможность справляться с эмоциями — лупить бетонную стенку. больно. минки бы хотел с гордостью сказать, что повзрослел, но. этот шторм опять — в очередной раз — дыра в груди, а уён и хён. они вроде как берег. или море. они топят и в то же время — рядом. сон задыхается в эмоциях, когда сан сжимает свои худые пальцы на его члене и наконец-то выпрямляется; по-кошачьи так облизывает губы покрасневшие. конечно, хён, ты чаще в рот бери — нет-нет, это не просьба, стой.       в комнате смех. уён отпускает запястья друга, стараясь не вспоминать все их совместные моменты ранее. есть лишь только сейчас. и его взгляд устремлён так внимательно на старшего — момент заветный самый и для минки, и для уёна. ведь футболка с принтом капитана америки теперь лежит на краю дивана, и. господи — талия. сан-хён хрупкий будто бы; на фоне квадратного переростка минки так тем более. его фигура женская почти и касаться старшего ладонями горячими одно удовольствие для них обоих. это не так уж и сложно, но настолько желанно. минки — не раздумывает и секунды, когда тянется.       — слабо без рук, придурок?       вызовы уёна — это одна из стабильностей их жизни бытовой. неделю не притрагивается к сладостям или любимым сырным чипсам; сану — слабо ли тому прийти на работу с мягкой игрушкой (оказывается, в лёгкую); для минки же что ни день, то споры; брать на слабо настолько привычно. уён ползёт лениво в ноги; глаза всё ещё блестящие; в крови алкоголь привычный вместе с желанием чего-то большего или как минимум приключений. сон дует губы обидно — но руки всё же убирает от старшего, замечая на губах того снисходительную улыбку и, кажется, на миг даже слышит смешок. мираж, быть может. а вот уён, прикасающийся к шее сана — вполне реальный.       — эй, это же нечестно! — выкрик резкий. минки не узнаёт свой возмущённый голос, который ниже обычного тона на три. хрип; возбуждение даёт о себе знать, потому что рот сана — это пиздец какой-то; потому что закончить ему не дали; потому что сам лёгкий старший сейчас сидит на его бёдрах уже без футболки. блять. только игр уёна не хватало. — я может тоже хочу —.       он не успевает договорить, потому что от увиденного спирает дыхание. сан сам глаза распахивает; его розовые губы приоткрыты, а поверх уже давно наглые пальцы уёна; вторая рука самого младшего поперёк живота. он прижимает со спины слишком близко; его губы слишком жадно целует шею сана, оставляя на опасном месте ближе к плечу красную метку. уён дразнит — даже в его крепких лапах сан кажется безумно хрупким. а ещё желанным. полувыдох в тишине. то, как их хён прогибается в пояснице, а минки может лишь наблюдать эту ужасную картину. напряжённые мышцы живота; сан плавится от простейших касаний уёна и — тут вправду лишь хочется. и плевать на лишнюю пару глаз; на то, что уён сам, быть может, хочет взять сана. или нет. сейчас не особо это важно.       уён как всегда играет лишь по своим странным правилам. с ним даже поцелуи не всегда выходят спокойными. иногда — быть может. но это единственный человек на памяти минки, кто позволяет себе так много. и зажимать самого сона — даже их первый поцелуй, чёрт возьми, был по чужой инициативе. кажется, стыдно. минки старается улыбнуться или подать хоть какой-то да признак жизни. не выходит. его ломает вместе с сан-хёном от поцелуев на худой шее; от лёгких покусываний, что через пару часов зацветут тюльпанами. скорее бы уже весна. и — продолжение их безумия. сан жмурится и привстаёт, когда уён, давя своими ладонями, спускается губами ниже.       ёбанный змей, не иначе. только он может так легко раздеть правильного солнышко сана; лишь уён способен лишь одним довольным подмигиванием скрутить низ живота минки. и вот как — без него? сон совсем не знает; не представляет свою жизнь без вечных переписок с уёном; споров в общем чате; без сырных чипсов друга; без почти что ревности. он упирается подбородком в голое плечо сана и это лучше всяких слов, хотя.       — хён, ты не мог бы?       румянец на щеках старшего; минки еле сдерживается, чтобы не вмешаться и не сделать всё, как хочет того. как ему привычнее — вдвоём и без этой сирени, которая усмехается, но смотрит не менее тёплым взглядом. иногда уён та ещё сука, но — он не плохой человек. и его чувства искренни. минки не может этого отрицать, как бы того не хотел — наверное, поэтому до сих пор не сделал выбор в сторону сана. хёна, что прикрывает глаза, а после медленно и, кажется, вовсе специально ползёт выше колен. в голове — вопросы и паника; растерянность минки. неужели он собирается вот так просто —             блять.       блять-блять-блять.       лучше бы минки закрыл глаза, чем всматривался в каждую эмоцию на лице сана; чем видел, как он направляет в себя его член; чем замечал довольный выдох уёна и его ладони, что поддерживают за талию сана. словно новая форма мазохизма. потому что внутри сана — слишком хорошо; потому что он опускается так медленно и уверено. потому что хитрая уёновская улыбка за плечом говорит так о многом — и что у этих двоих что-то уже было, пока сам минки ебался с заказами по всему сеулу. поэтому никаких долгих прелюдий — влажных пальцев. но даже этот факт не отменяет, насколько же их сан прекрасный. когда он полностью садится на член — мир на миг затихает; ладони старшего упираются в бёдра; хочется потянуться и сжать его в ответ, но эти правила игры, которой он невольно да следует. приливы и отливы морские слушаются команды луны и притяжения.       хён сам — начинает движение. его худая талия всё ещё в крепких объятиях уёна, что губами что-то бесшумно шепчет, невесомо касаясь шеи; сладко; поверх своих же засосов. кажется, сану и самому это всё страшным мучением. его приоткрытые губы — стон тихий, когда он поднимается и медленно опускается вновь. всё равно привыкает; прислушивается к своим чувствам; к этим синим заливам, где хочется утонуть — утопиться, чёрт возьми. и лишь руки уёна не позволяют до конца уйти под воду. у них получается всё как всегда до безумия странно, но не менее вкусно. да — именно. минки не может описать старшего на своём члене кроме как — вкусный. или желанный. чёлка тёмная падает на раскосые глаза и как же, блять, он любит сана.       уён переводит взгляд на минки — словно прямо в душу, когда старший привыкает; когда его движения на чужом члене становятся стабильными; когда в воздухе всё меньше кислорода и куда больше безумия. точно. именно в этот момент уён напоминает о себе — беззвучным взглядом, где читается такое преданное мы оба делаем это для тебя, слышишь, динозавр и лишь самую малость замечается привычная игривость. на один миг минки мерещится боль — та самая, когда чувствуешь себя третьим лишним. но это исчезает так же быстро, как и появляется. потому что сан опускает голову резко, а его мышцы — сокращаются в приступе наслаждения. этот стон в тишине, прерываемом лишь тяжелым дыханием. то, что было так необходимо минки будто бы всю жизнь.       — хэй, хён, — голос красивый. уён целует старшего куда-то за ухом нежно и проводит ладонью по животу сана; царапает несильно и — играется. его взгляд уже направлен куда-то мимо минки, что, наверное, вправду правильно. — подними своё прекрасное личико на нашего монстра. ему же интересно, — и пальцами по подбородку; он на самом деле приподнимает голову старшего, чтобы были заметны — каждые чёртовы эмоции; чтобы даже самый слабый толчок отдавался тихим стоном и этим подрагиванием губ. — умница.       послушный сан-хён — сердце минки не выдерживает. он весь сам — его ладони всё же ложатся на голые бёдра старшего, сжимая сильно; оставляя синяки, за которые затем шутливо будет упрекать уён. сон делает уже сам толчок — достаточно резкий, чтобы выбить из лёгких воздух; чтобы сан откинулся на грудь уёна и звонко застонал. такой чувствительный хён, которому совсем некуда сбежать. он плавит в руках — сразу обоих. и минки так это до безумия нравится; сводит с ума; ему хочется всё сильнее и сильнее в это хрупкое тело; ему хочется, чтобы уён вновь оставил на шее метку — фиолетовым ирисом. чем больше касаний старшему, тем сильнее его ломает; выворачивает; господи, насколько же это красиво.       нравится — им двоим. сан, наверное, не слышит ничего кроме своих громких чувств; ощущения наполненности; то, как минки лишь одним движением бёдер переламывает его изнутри. чёртов комок нервов — старший сжимается на члене невольно и сбежать совсем некуда. вокруг синие волны — над головой палящее солнце и вовсе не декабрь; не зима. вместе у них — жаркое лето.       уён будто двигается вместе с ним — прижимается к взмокшей спине, контрастом мягким целуя кожу; рисуя ногтями на животе узоры; их слишком много. и минки, и уёна. когда сан соглашался на всё это, то не подозревал — вот такой исход, где двое детишек вьют из него верёвки. в прямом смысле. как же больнохорошочёрт. он в пояснице прогибается и глаза открывать боится — и так разводы цветные. сил на эмоции всё меньше, как и дыхания в лёгких. а минки — этот большой мальчишка лишь во вкус входит; уже не думает о смущении или ревности; в его груди желание красными цветами как те, что сейчас проявляются на старшем. дышишь ещё? я это исправлю обязательно.       уён шепчет тихо —             вы очень красивые у меня, правда.       и сам игнорирует своё желание; так упорно. его ладонь очерчивает талию сана — опускается ниже, вызывая поскуливание старшего. музыка им с минки, не правда ли. пальцы уёна касаются возбуждённого члена сана, что замирает с распахнутым ртом, когда начинаются ритмичные движения рукой. сил реагировать правильно — нет; нет даже мысли хоть как-то сдерживать себя и свои стоны. его трясет — уён чувствует это всем своим телом, когда минки вбивается сильней; когда он сам большим пальцем зажимает головку члена и хихикает куда-то чуть выше лопаток. вкусный хён; их самый лучший старший. уён знает, что за него минки отдаст всё на свете и свою жизнь — тоже. уён сам уже не уверен — бывший ли ему теперь сан или настолько важная часть всей жизни. и —             нормальны ли эти их отношения на троих?       — вы... — сан впервые за долгое время говорит полухрипом, когда его затылок касается плеча уёна. он старается на последних эмоциях двигаться на члене минки, но выходит сбивчиво, как и само рваное дыхание. пальцы минки поддерживают его в том числе, только вот и этого уже недостаточно. — вы сумасшедшие у меня.       и, кажется, это его последние слова за этот вечер, потому что уён зажимает резко член у основания, не позволяя самому старшему притронутся к себе. они с минки — тоже в переглядки. ведь самому сону остаётся не так уж и долго; любому удовольствию приходит рано или поздно конец. со своей, не менее приятной, кульминацией. смешок, тогда как минки рычит своим низким голосом; его мысли заняты всем этим — зрелищем перед глазами и тем, как всегда добрый и милый старший просит дать ему кончить. получить то самое и не мучить напряжением — уён, конечно же, не позволяет раньше времени. он слишком любит красоту; эстетику прекрасную; обязательно удовольствие. да. уён любит — желание. и когда в воздухе чувствуется запах секса.       когда минки жмурит глаза и замирает — это самый лучший знак на свете. уён слишком хорошо знает сона; слишком много лет и дерьма пережили вместе. и в этот момент его ладонь ловко надрачивает старшему несколько раз — не может обойтись без своей излюбленной игры, где оба получают долгожданное наслаждение в одно время. сан — сан забывает, как дышать на невыносимо долгие секунды. его тело с дрожью прижимается ко всему уёну; стон звонкий; распахнуты глаза, где в самых уголках кроются самые настоящие слёзы. о, эти дикие эмоции. он кончает, сжимаясь на члене минки — последняя капля для того. а уён ощущает в груди невыносимо приятное тепло, когда оба человека — блять — оба любимых им получают живой оргазм. эта лучшая награда.       волны-волны —             дикие волны с головой накрывают их всех.       минки приходит в себя — пытается первее как-либо среагировать, но на его подтянутом животе уже белые следы старшего, а сам сан будто не дышит. его хрупкое и всё ещё прекрасное голое тело грузом на замолчавшем уёне. самый младший выдыхает сбивчиво и, обхватывая за талию, тянет сана на себя — минки выходит и, помотав головой, просто осознаёт. до него доходит, что только что произошло — насколько же это невероятно и как всё же по-другому. чувство пустоты и спокойствие в груди — он улыбается смущённо и смотрит, как уён заглядывает в лицо сану, дуя губы взволнованно.       — мы... не перестарались? — минки говорит это тихо, а затем кашляет — его пугает собственный низкий голос; ещё ниже обычного. он трёт глаза, а после садится ближе к двоим. да. сан-хён — тот в порядке, но с щеками красными. кажется, этот хён впервые за свою жизнь смущён настолько, что не хочет поднимать головы.       это было бы вправду неловко, если бы не уён — его смешок, как лекарство для всех троих. он целует старшего в губы, но — просто чмок аккуратный. как награда самая последняя; касание губ, какими можно разбрасываться хоть в младшей школе. минки не претендует на что-то такое и лишь расслабляется — хорошее завершение дерьмового дня. в такие моменты ему совсем не хочется думать о плохом; о завтрашних проблемах; о том, что вообще-то он — бывает — ревнует уёна к старшему. сейчас — всё совсем иначе; близость ненормальная. и мысль такая жуткая —             наверное, уён любит их обоих в равной степени.       точно также как и сам минки этих двоих. и сан — блять. они идиоты. сон глаза прикрывает неверующе и заваливается на спину. ему бы в душ или сделать хоть что-то существенное. а выходят одни камни да море. заливы глубокие всех их эмоций — любви, в которую так мало верят. минки уверен, расскажи он матери, что любит парня да не одного, а сразу двоих — можно забывать, что у него есть родная семья. смешно всё же. но от этой мысли почему-то всё равно тепло. он слышит шебуршание тихое и заставляет себя уставше глянуть на.       сан-хён красивый. а сейчас — особенно. ему слишком идут растрёпанные волосы; метки и глубокие засосы словно созданы для его кожи, и настолько плевать, что там ни одного следа, что поставил сам минки. в какой-то момент он понимает — то, что сделал уён, можно считать и его действием. и также — наоборот. они взаимны в своих чувствах, и друг к другу, наверное, тоже. минки улыбается слабо, подпирая рукой голову.       — уён-а, а тебе самому нормально-то?       зима-зимушка. уён, рождённый в ноябре, — дёргает раздражённо плечом и губы поджимает. сан приходит в себя постепенно; на его плечах уже привычная футболка с капитаном америкой. минки еле сдерживает разочарованный стон, что вновь любимая талия спрятана где-то под плотной тканью. ладно. а хён уже улыбается и смеётся тихо, склоняя голову и пряча добрый взгляд за чёлкой. он — понимает, какой неловкий вопрос застывает в воздухе. уён же игнорирует его полностью — ему не хочется отвечать на него; показывать хоть как-то свой дискомфорт, но. минки находит силы последние — его голос всё такой же низкий; настойчивый вдруг. он кивает на штаны друга.       кажется, впервые за всё знакомство они видят уёна — со смущением на лице; как тот садится иначе и фырчит громко. ему — нормально; не нужна совсем помощь. ему не нужны все эти поблажки сейчас, и самое главное тот факт, что — произошло то самое. вместо ухмылки губы поджимает и мотает головой. нет-нет. сан быстро — губами в чужую скулу, мол, это, конечно же, твой выбор, но. они всегда и даже сейчас — рядом. на расстоянии вытянутой руки и, быть может, даже ближе. не только в таких вопросах странных типа помочь тебя удовлетворить или, возможно, поцелуях. и сан-хён, и минки —             уён вдруг затихает.       камни и море —             течение приносит боль.       в голове отчего-то (эти улыбки старших) таракашки-мысли, которых чёрт распугаешь. а ведь нужно очень — не поддаваться своему страху. даже у таких, как уён, бывают сомнения — он вновь вспоминает все разговоры с сонхва-хёном; он в очередной раз думает, а правда ли — им нормально вот так вместе. вдруг, минки любит лишь сана, а с ним по привычке обычной; вдруг, сан-хён вовсе терпит его из жалости — ведь когда-то их пути уже расходились и вовсе не по случайности. сложно так. и всё равно давит улыбку уголками губ, мол, в порядке — правда. справится. и с проблемой в штанах после красивого секса их двоих; и с волнением в разуме своём. сомнения неизбежны даже в нормальных отношениях — а у них так тем более.       вновь хочется поднять эту тему, но уён сам себя — привычно отдёргивает. не сейчас и вовсе не сегодня. он просто хочет быть счастливым, и чтобы с улыбкой — эти двое. уён рывком поднимается на ноги; улыбка вновь на губах пухлых — взгляд к бутылке недопитой. он собирается сказать, мол, вы оба в ванную брысь, а я пока диван нормально заправлю. минки ведь завтра на работу, да и вы — притомились, неправда ли? уён на первый взгляд не похож на того, кто способен заботиться. на деле же — сердце доброе. он взмахивает рукой, кивая куда-то в коридор — большее сделать не успевает, потому что.       минки —             он чувствует злость.       ломота в широкоплечем теле не проблема вовсе. он — рывком быстрым на ноги; плевать сейчас так, что без одежды. взгляд глаз раскосых к уёну — ближе к лицу; склоняется неловко; его дыхание шумное всё ещё. раздражённое. он несколько секунд смотрит в глаза удивлённые напротив, а после — большими тёплыми ладонями за скулы; щёки. его злит так, что чон уён — что уён, блять, с ними. что у них иногда выходит эта глупая игра про третьего лишнего. но куда чаще минки — благодарен. просто за друга; просто за близкого человека; просто за ту самую любовь; просто за то, что эта наглая сирень его парень. и всё это говорит — без слов.       даже сон минки может целовать нежно. даже его неказистые пальцы способны мягко касаться кожи. время — застывает очередной раз. а за окном всё так же декабрь; холод да снег и никакого моря. сан, сидящий всё ещё на диване улыбается мягко и головой мотает — эти дети, что искренни в своих эмоциях и действиях. да он сам — такой. все они трое — идиоты будто бы. минки прижимается ко лбу уёна своим — тишина в квартире, но теперь такая приятная. лёгкая слишком. наверное, все они пережили слишком много раздельно и вместе тоже; быть может, каждый из них готов вправду на многое ради — друг друга. сан облизывает губы, где всё ещё поцелуй сладкий-сладкий.       быть может, когда-то они все втроём и были нормальные, но сейчас почему-то не выходит — да и надо ли. его руки опускаются уверенно на плечи обоих, приобнимая; он с ними. взгляд уёна — влажный; сердце хрупкое самого ребёнка. минки же сжимает его ладонь крепко, что громче всех слов — рядом. и сан — тоже. никуда он не денется. и мальчишки эти тоже. слишком долго они пытались выбрать между друг другом; какая-то ревность; соревнования будто бы. и в конце концов —             чёрт, даже они имеют право на хэппи энды.       или хотя бы один тёплый зимний вечер.       — это всё, конечно, круто, ребятки, — уён проводит тыльной стороной ладони под глазами; будто бы нет всей этой сопливой влаги и чувствительных эмоций; словно он сильный как всегда. улыбка — без сомнения вновь. их наглое солнце. — но пиздуйте второй раз в душ, прошу. вас заждался мой клубничный гель.       звонкий смех —             минки пихает в плечо возмущённо;             сан-хён чмокает куда-то в цветной висок.              их обычная жизнь на —             троих.