Welcome To The End

      Волны разбиваются об ушные раковины так громко, что можно запросто сойти с ума. Соленая вода заполняет их столь быстро, что глухота наступает почти мгновенно. Осознание приближающегося конца порождает настолько огромную безысходность, что даже нет сил бороться. Бесполезно. Стоит сдаться. Нужно это принять.       ... а затем весь этот водоворот безумия резко исчезает.       Как и в том году, пушистый мягкий снег медленно укрывал белоснежным одеялом улицы ночного Токио. Все казалось таким до боли привычным — спешащие люди, постепенно впадающие в легкое отчаяние от отсутствия нужного подарка, один и тот же праздничный плейлист, крутящийся на повторе в магазинчиках, рождественские пирожные в конбини, которые уже порядком разобрали и приятно волнующее ощущение наступающего праздника.       ... Последнее было лишним в списке. Волновало уже не скорейшее наступление заветной полуночи, а то, что рядом все еще не было самого важного человека.       Айне давно заметил, что в их отношениях с Рейджи что-то сломалось, сошло с верного пути, упершись в мрачный тупик. Но заявить об этом самому себе, четко и громко, казалось абсолютно невозможным. Лучше сбежать, спрятаться, забить голову другими заботами и настойчиво твердить, что все хорошо. Ведь все намного лучше, чем у многих в этом мире!       От мыслей спину обдает неприятным холодом. Айне морщится и переводит взгляд с окна на кофейный столик, на котором расположились две кружки и два блюдца с праздничными пирожными. Горячий шоколад, приготовленный к девяти часам ровно — как обещал прийти Рейджи — давно остыл и покрылся совершенно непривлекательно выглядящей пленкой. Клубника на одном из пирожных покосилась и опасно склонилась над краем бисквита, словно над пропастью.       «Так же, как и наши отношения».       Что-то внутри обрывается от этой мысли.       — Я должен верить в него, — собственные слова кажутся такими глупыми и бестолковыми, пропитанными горькой ложью. — Все образуется...       Рейджи возвращается уже далеко за полночь. Прокуренный и пропитанный насквозь запахом алкоголя, он хмурится и совсем не улыбается. Даже не пытается сделать вид, что чувствует вину.       Айне всегда прощает его. Две недели назад, вчера, сегодня, через год — он клянется себе, что продержится, не сорвется, и тогда, вот тогда все точно встанет на свои места.       Не похоже на то, что Рейджи это ценит.       Прошлое Рождество было окрашено в красно-золотые тона и приятно пахло корицей. Воспоминания о нем Айне хранил очень бережно, любовно сдувая каждую пылинку с крепкого сундучка в своей голове. Он прекрасно помнил, как много они с Рейджи смеялись, гуляли, неловко взявшись за руки, подпевали праздничным песням и валялись в снегу после небольшой перестрелки снежками. Каждая минута была так прекрасна и бесценна, Айне ни на что не променял бы свое маленькое счастье.       Что же касается этого Рождества — оно все сильнее выцветало, становясь почти бесцветным. За год словно прошло пять лет, что забрали с собой все теплое, светлое и радостное, бросили искренние чувства в темный угол, заросший плесенью.       А когда-то эта плесень была цветами.       Когда Рейджи кивает в сторону кровати и без лишних слов начинает раздеваться, Айне даже не удивляется. Его Рейджи уже давно не нужна романтика, нежные слова и теплые улыбки. Он оставил себя прежнего в том году, слишком быстро избавившись от яркого цвета, выцветая на глазах.       Но Айне продолжает изо всех сил цепляться за тонкие ниточки надежды.       Рейджи совсем не уделяет внимание прелюдии — болезненные, почти что агрессивные укусы в плечо и шею сложно назвать чем-то приятным и возбуждающим. Айне хочет ласки и нежности, хочет слов любви, но их нет, есть только какое-то бездушное, животное удовлетворение инстинктов. Он тянет руки к своему солнцу (которое неумолимо затухает), пытается нежно погладить его по щеке, но Рейджи лишь сильнее хмурится, уворачивается. Не достигнув заветной цели, рука на некоторое время застывает в неуверенной просьбе, а затем обессиленно опускается на матрас.       Во всем этом процессе нет удовольствия, лишь тягучее горькое чувство собственной никчемности. Айне выгибается навстречу Рейджи, принимает его целиком, отдается полностью, без остатка, и надеется — ох, он так надеется — что его преданность будет однажды оценена. Что его простят за то, что он не стал для Рейджи ответным солнцем, что не смог отдать больше, чем всё.       В ответ его прожигают насквозь глаза цвета стали.       ...А ведь раньше их хотелось описывать совершенно иными словами.       Айне вздрагивает, когда на его шеи смыкаются пальцы Рейджи, сдавливают не сильно, но весьма ощутимо. Естественной реакцией становится страх, который он пытается в себе заглушить, отчаянно мысленно твердя, что всецело доверяет Рейджи. Дышать становится труднее, приходится ловить воздух ртом, напоминая себе при этом выброшенную на берег рыбку. Беспомощную, одну в огромном, безжалостном мире.       Толчки ускоряются и Айне позволяет прикрыть себе глаза, стараясь справиться с неоднозначными ощущениями. Он начинает видеть множество ярких кругов, что постепенно расширяются, распускаются. Как те цветы (что давно обратились в плесень).       В какой-то момент непроглядная тьма на фоне начинает окрашиваться в холодный синий. Появляется ощущение падения — или полета? — от которого идет голова кругом. Пары секунд достаточно, чтобы осознать — он под водой. Пытается сделать вдох, но глотает соленую воду, пытается услышать хотя бы свои мысли, но слышит только пугающую пустоту.       Айне тонет. Без возможности выбраться, без сил позвать на помощь, без желания быть спасенным.       Айне тонет.       Когда же получается вздохнуть, картинка перед глазами рассыпается на тысячу мелких осколков. Айне открывает глаза и понимает, что Рейджи больше его не душит.       В голове проносится мимолетная мысль о том, что, может, утонуть в собственных видениях было бы вполне неплохо.       По крайней мере, в этом больше романтики, чем в том, что творится на это Рождество.       От легкой асфиксии некоторое время ему кажется, что собственное тело стало легким, как перышко, а способность мысль полностью исчезла. Айне с трудом осознает происходящее и не замечает, как их акт оканчивается.       Позже в его памяти останется лишь то, как Рейджи помогает рукой ему кончить. С таким видом, будто делает великое одолжение.       Так быть не должно. Это неправильно.       — Буду утром, — равнодушно бросает Рейджи, тушит окурок и накидывает зимнее темно-зеленое пальто.       Айне не спрашивает, куда он, зачем, почему. Не спрашивает, почему ему недостаточно его тела — и души — и почему он не хочет остаться. Изо всех сил он натягивает на лицо улыбку, но Рейджи в тот же момент отворачивается, дергает дверную ручку и уходит, даже не обернувшись, не сказав банальное «спокойной ночи» или «пока», не сказав ничего, ничего, совсем ничего.       Шуршит плед, слышится тихий всхлип, секундная стрелка на часах четко отсчитывает уходящее в небытие время. Айне старательно кутается в шерстяной плед, ищет в нем такие необходимые тепло и уют. Он прикрывает глаза и пробует отдышаться, остановить поток бесполезных — как и он сам — слез из глаз. Пустоту внутри себя Айне мысленно пытается заполнить морской водой, холодной и нестерпимо соленой. Самовнушение работает поразительно хорошо — невольно начинаешь верить в то, что она вымывает и уносит с собой все плохое.       Он будет терпеть. Он будет ждать. Он будет стремиться стать лучше. И однажды Рейджи вернется, сияющий и искренне любящий.       Однажды это случится. Обязательно.       Однажды... однажды?..       Или проще не мучиться и навсегда остаться в видениях о бескрайнем море?       Когда Айне сжимает веки сильнее, он готов поклясться, что отчетливо слышит умиротворенное пение китов вдалеке.