do you love me?

То, что идея напиться с Сургановой была провальной, Диана осознала уже потом. После «Олимпийского» прошел месяц, и все это время Арбенина, как могла, старалась поддерживать установившееся между ними хрупкое равновесие — посылала смс и цветы на праздники, желала доброго утра и спокойной ночи, даже передавала привет жене (слава богу, что Света в этот момент не видела ее кислого лица). Иногда, в моменты особо беспросветного одиночества, в Дианиной голове мелькала мысль, что от Светы ей хочется гораздо большего, но она ее старательно гнала — впереди маячил «Ледовый», и главное сейчас было — не проебать Сурганову совсем. А значит, и лезть с чем-то, кроме нежной дружбы, сейчас точно не стоило. В тот день все пошло наперекосяк — сбежал кофе, весы после очередного «премиального» банкета показали плюс два килограмма, на носу выскочил смачный прыщ («это все потому, что у тебя секса давно не было», — ехидно прокомментировал внутренний голос), Лариса отменила запланированные съемки, и даже Мартемки, ее личные Чип и Дейл, за завтраком радостно сообщили, что вечером просто обязаны быть на дне рождения одноклассника, причем с ночевкой, потому что празднование проходило у черта на куличиках. Точнее, они говорили об этом не раз, но Арбенина, как чуткая и внимательная мать, пропустила все мимо ушей — и сейчас лихорадочно соображала, чем занять очередной одинокий вечер и ночь. Настроение было откровенно поганым, и ничем полезным заниматься не хотелось — только напиться, забыться и, может, поговорить с кем-то по душам. Отправила несколько смсок — все адресаты, включая безотказную обычно Нателлу, ничтоже сумняшеся сообщили, что заняты. На каком-то безумном кураже, из разряда «сгорел сарай — гори и хата», Диана написала Сургановой, и та, к ее безмерному удивлению, согласилась («Мне все равно завтра надо быть в Москве, но, если тебе очень нужно, я приеду сегодня»). Дальше началось светопредставление. Отвезти Мартемок, закупить провизию и алкоголь, заштукатурить чертов прыщ, изобразить что-то вроде уборки — всем этим Арбенина, непривычно взбудораженная, занималась вплоть до Светиного прихода. И практически все успела — когда в дверь наконец позвонили, на столе стояли бутерброды из безглютеновых хлебцев с маасдамом и апельсиновым джемом, а также любимые Светины кешью, в духовке грелась такая же «религиозная» пицца, черные джинсы удачно приподнимали почти отсутствующую задницу, волосы были старательно уложены в художественный беспорядок, а тело — начищено до блеска и сбрызнуто самыми вкусными духами из Дианиного арсенала. Приветственную часть сократили до минимума — коротко обнялись, перебросились парой ничего не значащих фраз. Света, казалось, чувствовала себя немного неловко — все же впервые в Дианином доме — но это до третьей рюмки, тут же подумала про себя Арбенина. Пьяные, они всегда с лету находили общий язык — если, конечно, не умудрялись разругаться вовсе. — … и представляешь, Элка мне высказала, а у нас ничего не было, ну ничегошеньки! Хотя баба красивая, — Света проглотила очередной бутерброд и старательно облизала пальцы, испачканные джемом. — Ты ей изменяла вообще? — Диана, давно перетекшая с дивана на ковер, аккуратно выковыривала из пиццы кусочки колбасы и изо всех сил изображала незаинтересованность. — Бывало, — честно ответила Света, — не потому, что я такая блядь, а потому, что у нас разные темпераменты. Ей секс почти не нужен, а мне нужно много, хоть я и пенсионерка практически. Ну что я могу поделать, ну Динь, если есть еще порох в пороховницах! — Горячий финский парень, ага. И что, спасают левые женщины? — Когда как, — ухмыльнулась Света, — иногда бывает прям хорошо. — Везет, — хмыкнула Арбенина и в очередной раз наполнила рюмки. — Мне в последние годы никто не заходит. — В смысле? — Ну я не шарю, если честно. Разрядки полноценной нет. Ну то есть дамы, конечно, в восторгах и оргазмах, а мне ни холодно ни жарко. По-хорошему, надо к специалисту, но я тяну, конечно же, стыдно с таким куда-то идти. Плюс придется перед ним аутнуться, а это блин палево. — Дин, да Господи, это же врач, он никому не расскажет. Да и вообще, может, проблема не в тебе? — прищурилась. — Может, они просто не умеют тебя готовить? — А кто умеет, ты, что ли? Не-не-не, Сурганова, впереди Ледовый, мы наконец-то не убиваем друг друга, давай не будем вплетать сюда секс. — А мне интересно, — пьяно надула губы Света, — так ли страшен черт, как его малютки. Иди сюда. — Элла все видит, — мрачно покачала головой Арбенина и опрокинула очередную рюмку. — А мне не пять лет, как считаешь? Ладно, если Магомет не идет к горе, то придется самой, — практически на заднице проехала полметра по ковру и, взяв Арбенину за подбородок, притянула к себе для поцелуя. — Что ты творишь, я же просто... — последняя попытка остановить Свету заглохла где-то в районе ее губ — горячих, сладких, пахнущих виски и апельсиновым джемом. Первые пять минут они просто целовались. Света явно никуда не спешила — обстоятельно изучала ее рот тугим жарким языком и слегка поглаживала грудь через майку. — Свет, пожалуйста... — Хочешь оргазм — заткнись, — крепче сжала грудь и переместилась на шею, — девочками своими командовать будешь. Пришлось подчиниться — даже несмотря на то, что между ног уже безбожно пульсировало, белье промокло насквозь, а сосками, кажется, можно было резать сгустившийся вокруг них воздух. Наконец Света сменила гнев на милость — мягко толкнула Диану на ковер и неторопливо ее раздела. А затем, резко выпрямившись, стянула через голову собственную майку. — Хочешь меня? — прищурилась скрипачка и, ожидая ответа, завела руки за спину — расстегнуть тугие застежки на бюстгальтере. — Пиздец как. Изверг ты, Сурганова. — Хорошо, — белье отлетело в сторону. — А сейчас больше? — Да, — выдохнула Арбенина, не отрывая взгляда от аккуратной груди с нахально стоящими сосками. — А вот так? — резко провела ладонью между ног Дианы и с удовольствием облизала влажные пальцы. — Я тебя убью сейчас, — взвыла Арбенина, чувствуя, как из нее буквально течет — по дрожащим от возбуждения бедрам и прямо на ковер. — Потерпите, больная, сейчас я вас вылечу. Секунда — и Света наваливается сверху, буквально вдавливая в пол, и резко входит двумя пальцами, и не дает даже застонать — собственнически затыкает рот поцелуем, и ее язык проникает так глубоко, что Диане кажется, что ее трахают и с этой стороны тоже. Она мотает головой, пытаясь освободиться и выпустить рвущийся наружу крик, но Света не позволяет, и все, что остается Арбениной — это глухо стонать прямо в жадные Сургановские губы. Ноги давно уже дрожат так, что их трудно держать согнутыми, руки хаотично перемещаются со Светиной спины на ковер и назад, впиваясь то в нежную кожу, то в мягкий длинный ворс, на лбу, груди, животе, лобке — капельки пота, смешанные со слюной, своей и чужой влагой, и Диане всерьез кажется, что она сейчас умрет от наслаждения. За секунду до оргазма Света отпускает ее истерзанный рот и припадает губами к груди, и это прикосновение забивает последний гвоздь в крышку Дианиного гроба. Она кричит так громко, что на глазах выступают слезы, и в этот момент Светины пальцы входят еще глубже (хотя казалось бы — куда еще?), и волна, уже начавшая было откатываться, превращается в настоящий девятый вал. Диана приходит в себя только в тот момент, когда Света мягко, но настойчиво отрывает ее закостеневшие пальцы от собственных бедер. Но глаза не открывает — нет сил даже на это. — Ну вот видишь, — слышит она словно сквозь толщу воды, — и сексолог не нужен. С тебя пять тысяч. — Хоть миллион, — произносит Диана одними губами и с облегчением чувствует, как в изгибе ее плеча устраивается стриженая голова. А потом, словно оправдываясь, добавляет: — Я не специально жаловалась, правда. — …А я специально.