Кто сказал?

Эсмеральда поглощала еду и думала о том, что происходит. Этот человек… существо… судя по всему, он совершенно не помнил, кем он был. Он даже не понял, что она назвала его по имени. Чего ждать от Клода Фролло, Эсмеральда примерно представляла. Но этот… дьявол… Она абсолютно не представляла, как себя с ним вести и что делать. Она в принципе не представляла, что делать. Буквально за несколько часов ее жизнь оказалась совершенно разрушена. Хоть ее с мужем отношения и зашли в тупик, и не было уже больше той всепоглощающей любви, которую они поначалу испытывали друг к другу, но его смерть все равно причиняла Эсмеральде боль. А старый добрый друг мсье Бюжо? Он там вообще оказался по несчастливой случайности. Эсмеральда отложила плошку с едой в сторону. Комок, застрявший в горле, мешал ей есть. Эсмеральда всхлипнула, обхватила себя за плечи и содрогнулась. Несмотря на то, что в хижине горел очаг, ей показалось, что здесь стало холодно, и Эсмеральда слегка затряслась в ознобе. Этот рогатый с лицом судьи Фролло, сидящий у очага, кинул на нее сердитый взгляд и нахмурился. Затем встал на ноги и принялся развязывать веревку, опоясывающую его рясу. — Что вы делаете?! — Эсмеральда была готова опять забиться в угол хижины. Он молча развязал веревку, стащил свою рясу через голову, оставшись в одной набедренной повязке, и кинул рясу Эсмеральде. — Ты замерзла, — пророкотал он. — Надень ее на себя или укройся, мне все равно. Только перестань так стучать зубами. С этими словами он вернулся к очагу. И вот тут Эсмеральда окончательно уверилась, что это существо с лицом судьи Клода Фролло — не Клод Фролло. Фролло был чопорен, высокомерен и спесив. От него разило ханжеским благочестием, и он скорее удавился бы, чем разделся перед кем бы то ни было. Откровенно говоря, Эсмеральда даже думала, что если бы она согласилась тогда выбрать Фролло, а не огонь, то судья все равно не стал бы раздеваться, даже находясь с ней в одной постели. В этом случае он надел бы на себя длинную, до пят, ночную рубашку. — А как же вы? — дрожащим голосом спросила она. — На улице сейчас холодно… Погода и вправду испортилась. Снаружи шел сильный дождь и налетал порывистый ветер, поддувая под дверь хижины. — Мне не холодно, — он передернул широкими плечами. — Я привык к этому в аду. Эсмеральда закуталась в шерстяную рясу, все еще хранящую тепло его тела. От рясы пахло дымком и травами, и Эсмеральда с удовольствием вдохнула этот запах, напомнивший ей о ее цыганской жизни — так пахло в шатре у ее покойной бабушки. — Как мне к вам обращаться? — спросила она. — Мое имя — Судья, — хмуро ответил не Фролло. — Я сам его себе выбрал. Эсмеральда слегка вздернула брови. Он забыл все, но все равно выбрал себе имя, соответствовавшее его должности при жизни. Очаг освещал мрачное лицо Судьи, и было видно, что он нервничает и кидает взгляды на ящик, где у него лежали дрова для очага. Дров в ящике было уже совсем мало, и Эсмеральда поняла, что он разрывается в сомнениях — оставить ее и пойти взять еще поленьев, или плюнуть — и пускай догорает старое дерево, а там уж как пойдет. — Я пригляжу за очагом, — сказала она. — Здесь будет холодно, если поленья закончатся. В его желтых глазах промелькнуло удивление. — Да разве ты сможешь? У тебя ручки нежные, гладкие… — нахмурился Судья. Даже через всю пелену тоски, которую Эсмеральда сейчас испытывала от всей этой ситуации, девушку пробрал смех, хоть и отдавал он горечью. Судья был уверен, что она ничего не умеет делать, потому что кожа ее рук не была грубой. Она вспомнила, каким холеным выглядел он сам до того, как обезумел, и прикусила губу, чтобы подавить новый приступ смеха. — Не беспокойтесь, Судья, — сказала она, сползла с постели и подошла к Судье. — Мне это привычно. Он, все еще настороженно глядя на нее, встал на ноги и вышел за дверь. Эсмеральда подбросила в очаг последнее полено. Судья отсутствовал какое-то время. Когда он появился в дверях, ударила гроза, сверкнула молния, и Эсмеральда с трудом удержала крик. Рогатый и серокожий, с горящими зеленым светом зрачками, Судья выглядел, как исчадие ада. Он глянул на ее перекошенное лицо, хмыкнул и переложил поленья в ящик. — Что, я настолько страшен? — Судья саркастично ухмыльнулся в лучших традициях судьи Фролло. Эсмеральда смотрела на него широко распахнутыми глазами и молчала. Она всегда думала, что Фролло — это просто высокий, тощий, усохший от собственной злости и желчности старикашка. Когда она видела его на улицах, то всегда удивлялась, как его еще ветром не унесло. Правда, в соборе, когда он к ней прижался, да и когда гнался за ней и Квазимодо, размахивая мечом, разрубая им горгульи и химеры из твердого камня, Эсмеральда поняла, что судья был весьма крепким и чертовски сильным мужчиной. А сейчас она убедилась в этом воочию. Судья насквозь промок из-за дождя, льющего как из ведра, и его серебристо-серое тело блестело при свете огня, как у борца, намазавшегося маслом. И из-за этого вид его мышц, перекатывающихся под гладкой кожей, был еще более отчетливым. Эсмеральда вспомнила Феба и невольно сравнила Судью с ним. Судья не мог похвастаться таким же мощным телосложением, как у ее покойного мужа (от воспоминаний о нем у Эсмеральды зашлось сердце от боли), он был более тонок в кости, немного пониже ростом, и обладал определенным аристократическим изяществом, тогда как в теле Феба была мощь военного человека. Мышцы у Судьи были не такими крупными, как у атлетически сложенного покойного капитана, но зато они рельефно вздувались стальными буграми, когда Судья что-нибудь делал, и Эсмеральде казалось, что на теле Судьи проступает каждый мускул, каждая жилка. Она, зачарованная этим зрелищем, пристально смотрела на него, пока он не зарычал: — Что ты на меня так уставилась, глупая девчонка?! На его щеках вспыхнули фиолетовые пятна, и Эсмеральда с изумлением поняла, что он смущен! Смущен, словно мальчишка, которого застали в кладовой за поеданием варенья! Ее взгляд всполошено метнулся по хижине. Она увидела тряпку, висящую на крючке в бревенчатой стене, схватила ее и поспешно протянула Судье: — Вы промокли под дождем! Вам надо обтереться, — сказала Эсмеральда. Судья молча забрал у нее тряпку, невзначай коснувшись ее руки. Его ладонь была теплой, даже горячей, и у Эсмеральды мурашки пошли по телу. — Спасибо… — буркнул Судья. Он немного помолчал, вытираясь, и добавил: — У тебя руки совсем холодные. Ты замерзла? — Немного… — Садись возле огня. Она послушно опустилась перед очагом и протянула к нему свои ледяные руки. Судья некоторое время постоял в задумчивости, затем решительно сел позади Эсмеральды и принялся растирать своими горячими ладонями ее плечи. Давно о ней так не заботились… Квазимодо мог бы, но она в последнее время не так часто с ним общалась. А Феб… больно об этом думать. Эсмеральда коснулась пальцами левой щеки, там, где ее полоснули. Судья так хорошо позаботился о ране, что она совсем забыла про нее. Теперь вот вспомнила. — Скажите, Судья, на что я теперь похожа? — спросила Эсмеральда. — Только не пытайтесь смягчить эту весть. Пожалуйста. — На молодую женщину, очень печальную и одинокую, — вздохнул Судья. Эсмеральда дернулась. Он словно насыпал соли на открытую рану, да еще и хорошенько втер, чтобы сильнее болело. — Зачем вы так со мной?! — выдохнула она. — Я спрашивала про свое лицо, а не душевное состояние! Ну вас к чертовой матери! Она попыталась вырваться, но Судья крепко прижал ее к своей груди, и она обмякла в его руках, заливаясь слезами. — Настоящая рана у тебя в душе, а не на лице, — прошептал он ей на ухо. — Лично мне кажется, что шрам тебя нисколько не портит. Даже наоборот. Это боевая отметина, ты должна ей гордиться. Я успел увидеть, как ты дралась с этими недоносками. Ты — очень храбрая девочка, моя дорогая. Она вцепилась в его предплечья и плакала. Рыдала отчаянно, выплескивая всю свою боль от того, что ее жизнь давно пошла прахом, от того, что ее изуродовали, от того, что она даже не представляла, что с ней будет дальше. Судья укачивал ее в своих объятьях и ждал, когда она, наконец, иссякнет. Через некоторое время рыдания перешли во всхлипы, и Эсмеральда успокоилась. — Вы отведете меня к ним на могилы? — голос у нее был хриплый от плача. — Как пожелаешь. Думаю, что завтра этот дождь закончится, и я тебя туда провожу, — он зарылся своим длинным носом в ее волосы и с удовольствием вдохнул ее запах. Эсмеральда затихла. В прошлый раз, когда он это сделал, то заявил ей, что хочет видеть веревку на ее шее, но сейчас Судья издал тихое урчание и не произнес больше ни слова. — Я хочу спать, — сказала Эсмеральда. Судья разомкнул руки и отпустил ее. Как Судья и говорил, на следующее утро дождь закончился. Солнце припекало, а в воздухе витал аромат свежести. Эсмеральда шла за Судьей, который был опять одет в свою рясу. Он привел ее на весьма живописную поляну, где были три свежих холмика с крестами. Ее муж. Ее друг. И ее челядь. Судья выбрал поистине красивое место, чтобы отдать последнюю дань. По дороге Эсмеральда нарвала цветов и теперь раскладывала их на эти холмики. Она встала перед могилой мужа. — О, мой Феб, — с горечью прошептала она, — не думала я, что у нас все закончится… так… — по ее щеке скатилась слезинка, и она смахнула ее рукой. После этого они вернулись в хижину Судьи. Сначала Эсмеральда думала о том, чтобы вернуться в Париж, но прошла неделя, а она все еще жила в этом доме. Ей никого не хотелось видеть. Да, и Квазимодо, и Клопен окружили бы ее заботой, но мысль об этом была ей сейчас невыносима. Они, как пить дать, обязательно попытаются ее развеселить, будут старательно развлекать ее, чтобы отвлечь от тяжких дум, вокруг нее будет царить суета и беготня… И Эсмеральда содрогалась от мысли, что ей придется выдавливать из себя улыбку, чтобы их не огорчать. Она просто хотела побыть в тишине и покое, а там у нее не было бы ни того, ни другого. Судья же и не пытался развеселить ее. Он был ненавязчив, занимался своими делами, надолго уходил из дома, оставляя ее одну. Не пытался с ней разговаривать, когда она не хотела. И здесь, в лесной тиши и одиночестве, Эсмеральда почувствовала, как ей становится легче. Тоска потихоньку отпускала ее, и к Эсмеральде начала возвращаться ее природная жизнерадостность. К виду Судьи она уже привыкла настолько, что он перестал ее пугать даже темной ночью, когда она внезапно просыпалась и видела, как он посматривает на нее своими горящими глазами. Она даже прониклась к нему симпатией. Судья был совершенно непохож на прежнего себя: умный, спокойный, рассудительный. Да, в нем проскальзывало его прошлое высокомерие и неприязнь к человеческому роду, но не в такой степени, как это было до его смерти. К тому же сейчас он не пытался охотиться за ней или убить ее, как тогда, в соборе. Наоборот — был предельно заботлив и внимателен. «А не могло ли быть так, что это все было в нем и раньше? — подумалось Эсмеральде. — Почему это все открылось только после того, как он выбрался из ада? Потому ли он такой, что ничего не помнит из своего прошлого? И что с ним будет, если вспомнит?» Она не знала. Эсмеральда старательно помогала Судье по хозяйству, стирала его рясу, ходила с ним за травами и прибиралась в доме. Наконец, ее отпустило так, что она даже начала танцевать на поляне перед хижиной, когда Судья ушел проверять силки. Эсмеральда давно уже не танцевала — почти с тех пор, как вышла замуж за Феба. Он все говорил, что она теперь — знатная дама, и не должна этого делать. Она и не подозревала, как соскучилась по танцам. Только она вошла во вкус, как на поляну вышел Судья, неся в руках заячьи тушки. Он застыл на месте, а лицо у него было такое, словно он увидел Пречистую Богоматерь во плоти. Эсмеральда остановилась. — Прошу тебя, не останавливайся! Потанцуй еще! — хрипло попросил он. Эсмеральда улыбнулась ему, и на лице Судьи вспыхнули фиолетовые пятна. Его рот чуть приоткрылся, и теперь он был страшно похож на того судью Фролло, который впервые увидел ее два года назад на Пиру Дураков. Эсмеральда снова завертелась в танце и сделала так, что оказалась возле него, притянула к себе за рясу и поцеловала в кончик носа. Судья судорожно выдохнул, но даже не сделал попытки обнять ее или, наоборот, оттолкнуть. Все, что он сделал, это просипел: — Мне кажется, ты сейчас немного переборщила, моя дорогая! Она хихикнула и отбежала от него. И все-таки Эсмеральда заметила, как его лицо стало еще более фиолетовым, а ряса в области паха весьма отчетливо оттопырилась. Весь вечер после этого Судья был слегка нервозен и вздрагивал, когда она как-нибудь прикасалась к нему или заговаривала с ним. Он смущался, словно подросток, от одной только ее улыбки, адресованной ему, и ей это было до ужаса приятно. Когда Эсмеральда укладывалась спать, то в голове у нее вдруг мелькнула мысль, что Судья довольно привлекателен, несмотря на его цвет кожи, слегка выпирающие клыки и рожки на лбу. Даже наоборот, все это придавало ему какой-то потусторонний шарм. Она постаралась прогнать эти мысли подальше. Хоть они с Фебом и были не очень счастливы в последний год, но все-таки он был ее мужем, и Эсмеральде показалось кощунственным свое поведение. Она тихонько вздохнула и завернулась в одеяло. И все же, Судья очень привлекателен, подумала она, смыкая веки.