Ворон

— Надеюсь, ты осознаешь, что именно сделал, Поттер? — в голосе Тома сквозила насмешка, — признаться, было забавно наблюдать из тебя твои странные поползновениями. Кто бы подумал, что этот старый безумец сделает единственным входом в своё убежище маленький филиал ада?! О, да. Мне по вкусу его безумие. И эта маленькая грязнокровка Грейнджер… Герман забрал из кустов свою сумку с расширенным пространством и ткнул пальцем в грудь Тома: — Я запрещаю тебе причинять вред моим друзьям и близким. Ты никому не навредишь больше. Ни лично, ни через кого-то или что-то. — Каково это, управлять тем, кто могущественнее тебя, мальчик? — Том гадливо скривился, оглядывая свою одежду, состоящую из кед, тёмных джинсов и алой футболки с Че Геварой, и перешёл на парселтанг, — нравится это пьянящее ощущение власти, а, Поттер? Герман растерянно моргнул и пробормотал: — Я не потерял способности змееуста. Что ж. Я хочу расставить все точки над «и». Ты не раб, Том. Я бы отпустил тебя прямо сейчас, взяв с тебя непреложные обеты. Но это тебя развоплотит. Длина ментального поводка — километр с лишним. Шаг чуть дальше — и ты мёртв. Исключение может составить только одно место. Дом. Что-то, что мы оба считаем домом. Там тебе не грозит развоплощение. Пойми меня правильно. Я не хочу делать из тебя послушную марионетку, Том. Мне хватит того, что ты прекратишь убивать. Англии не нужна новая гражданская война. Губы Реддла презрительно скривились, но очередную ядовитую реплику он все-таки проглотил. Герман кое-как зажал ноющий обрубок сумкой и присосался к фляге. Обезболивающее зелье жгло кишки и горчило травяной горечью. Но фантомные боли притупляло. — Рисковать Аластором я больше не намерен, — Геру мутило и шатало, — мы вернемся к Дурслям. Я объясню им, что ты — мой брат. Будут мерзить — припугну прокуратурой. Или что тут у нас, в Англии. И тотальной оглаской через СМИ. Городишко долго не забудет. Бывший Темный Лорд воззрился на Геру, как на умалишенного. Какое-то время они шли молча, поглощая дольки и мусоря. Том рассеянно терзал мандарин, а лицо его выражало упрямое, раздраженное противление. Губы Германа беззвучно шевелились, Реддл призвал магию и попытался считать, что там бормочет Поттер, но потерпел крах. Язык чем-то напоминал русский. Но какой-то странный. Попытка залезть в голову мальчишки не дала ничего вразумительного. Всё ментальное существо Поттера наполнял густой, непроглядный туман. По ощущениям напоминающий бесформенный патронус. — Ты отныне — мой брат по крови. И Поттер, — Герман, обморочно бледнея, зажал культю и приложился к фляге, — Поттер по крови. А значит ты тоже владеешь хранилищем Поттеров. Насчет денег на школьные принадлежности можешь не беспокоиться. В Хог напишем. Легенду тебе сочиним. Хог-экспресс, перрон, привет, Шотландия. Ну, ты знаешь. — Ты действительно идиот, — пробормотал Том, резко останавливаясь и взирая на Геру с почти профессиональным интересом, — ты хоть понимаешь, что творишь, щенок? — Я сотворил роду Поттеров ещё одного Поттера, — Гера доковылял до стены и кое-как сполз по ней, обморочно белея и закрывая глаза, — Ты убил Поттера, я — сотворил. Смотри на это как на взаимозаменяемость. Если так тебе легче. Это. Том. Возьми в моём левом кармане. Там кое-что твоё. — Я мог бы тебя убить, оборвать две жизни одним ударом, — вкрадчиво шепнул Том на парселтанге в самое ухо Германа и нахмурился, достав из чужого кармана собственную палочку, — в чём подвох, Поттер? — Она твоя, разве, нет? — Гера на ощупь нашел флягу, — я посижу так чуток. И мы пойдём. К моим уродственничкам. Точнее, к нашим. Чулан под лестницей, жирный кузен, светомузыка с подвываниями. Ну, ты видел. Реддл с минуту задумчиво обгрызал дольки с распотрошенной корки, хмурясь и разглядывая Геру. Как содержимое занятной колбы из кунсткамеры. Чему-то своему криво ухмыльнулся, крепко, болезненно вцепился тощими пальцами в плечо Геры. И трансгрессировал. *** Очнулся Герман в продавленном, плешивом кресле у камина. Гостиная, судя по всему. И дышала она застарелой плесенью, общим убожеством и запустением брошенного в спешке жилья. В кресле напротив бывшая гроза Британии, свесив ноги с подлокотника, увлеченно читал томик стихов Артюра Рембо*. Взял из сумки, по всей видимости. Ах, да, сумка как-раз таки на полу. Полураспотрошенная. Вся в мандариновых корках. Все сожрал, аспид. Ай, да ладно тебе, Гера, мужик, может, мечту детства осуществляет. А ты — жлобишься. — Где мы? — какой же всё-таки вялый и слабый голос. — Поместье моего поганого папаши-маггла, — не глядя, рассеянно пробормотал Реддл, — избавь меня от своей благодарности. И потрудись не мешать. — Два саморазрушителя повстречались на книжных страницах, — хрипло рассмеялся Гера, сползая с кресла и покачиваясь, — и я, судя по всему, — третий. У нас хоть есть что пожрать? Тут был какой-то населенный пункт, там есть какие-нибудь магазины… Внезапная догадка заставила Германа резко обернуться. Перед глазами услужливо поплыло и виски заныли от тупой боли. — Малый Висельтон, обычные люди, не способные постоять за себя. Ты...— Герман не заметил, как перешёл на парселтанг. Рука-обрубок радостно отозвалась разрядом голодной, крутящей ломоты и Гера зашипел, зажимая культю. Ноги предательски подкосились, и бывший семинарист вцепился в кресло. — Почистил память и убедил уехать. Всех. Каждого поганого маггла, — мрачно процедил Реддл, переворачивая страницу, — я не могу убивать. Твои умственные способности оставляют желать лучшего, Поттер. Желудок Германа заворчал, возмущенно и глухо. — Ужин на кухне. Иди отсюда, — скривившись, как от зубной боли, не глядя отмахнулся Том, — мешаешь. Ненавижу детей. Гера удивленно присвистнул и поплелся, куда послали. Ужином оказались полкастрюли подгоревшей овсянки, какие-то топорно нарубленные овощи и чайник холодного чая. Все не так уж и плохо, в общем-то. Содержимое кухни ненавязчиво намекало, что свежевоскрешённый Тёмный Лорд ограбил местную продуктовую лавку. В углу обнаружились ящики с мандаринами. Много ящиков. — Чебурашка, чтоб тебя, — страдальчески закатил глаза Герман и загремел посудой. — Я всё слышу, — донесся из комнат усиленный сонорусом голос. — Угу, ещё бы понимал, — хмыкнул Гера, поглощая холодную кашу, мешая ее с псевдосалатом и размазывая по тарелке мандарины, — спасибо, Том. Только, больше не готовь, пожалуйста. Я сам. Реддл не снизошел до ответа. Прикончив остатки ужина, Гера пустился путешествовать по дому. За окнами слабо брезжило предрассветным розовым золотом. Как поталью**, честное слово. Скреблись под полом сонно мыши. Повсюду царили запустение, пыль, пауки и уныние. *** Идея притащить в поместье компьютер оказалась провальной. Чуть более, чем полностью. Реддл быстро обнаружил, что куда втыкать. Блестяще разобрался с проблемой отсутствия электричества. Химическим карандашом и какими-то средневековыми пыточными печатями. Грозовыми. После чего, несмотря на вялые протесты Германа, присосался к какому-то военному американскому спутнику. Как клещ к собаке. И окончательно переехал жить к компу. Образумить страх и ужас магической Британии Гера уже не мог. Ибо уже второй час разбойно скачивал «Морровинд»***, воруя интернет-трафик иностранной спецслужбы. Уровень технического прогресса местной реальности явно превосходил все, что Герман помнил о конце восьмидесятых, начале девяностых. Многие изобретения уже существовали, Битлз не распались, Дженис Джоплин жива. Интернет изобрели в Советском Союзе и сразу же пустили в каждый дом. Как лампочку Ильича. Мощная пропаганда, как без нее? Правда, гибнущий Союз это не спасло. И холодную войну — не закончило. В комнате царил натуральный хаос. Герман, обложившись книгами, рассеянно ковырял недоклеенный алый переплёт. Из наушников Тома звучало нечто, подозрительно напоминающее песню Шапокляк. На лице Темного Лорда застыли смесь задумчивости и какого-то щемящего сожаления. Гера заглянул магу через плечо — и поперхнулся. Да. Том смотрел приключения Чебурашки и крокодила Гены. И, судя по количеству вкладок, уже весь вечер как. — Я пытаюсь понять, где связь между мной и этим существом, — раздраженно откинулся на спинку кресла Том и размял затекшую шею, — твоя реплика бессмысленна, между моей личностью и этим порождением … О да, это очень смешной русский юмор. Привыкайте, ваше темнейшество. Гера насмешливо поджал губы и, хлопнув мага по плечу, взял газету: — Мандарины, Том. Всех чебурашек полагается искать в цитрусовых. Реддл дернулся от хлопка, как от удара. Болезненно скривился — и отправился к компу Германа, разорять его упаковку печенья. Попутно с любопытством роясь в истории его браузера. Гера покачал головой и вернулся к газете. «Ежедневный пророк» пестрил колдографиями «Ведуний», министра, Локхарта и каких-то диковинных гуманоидов, похожих на помесь гриба и пня. Рита Скитер развлекала общественность подробностями сокрушительного падения Гильдероя Локхарта. И его истинными похождениями, раскопанными бдительным отставником А.Грюмом. Порадовавшись за удачную охоту мракоборца, Гера вернулся к своему недошитому переплету. Дело в том, что в одной из книг Проклятого Хранилища Гера обнаружил кое-что крайне пугающее. Ведьма пятого века, Авеста Вульгата, занимавшаяся изучением боггартов, в своем труде «Ловцы страхов» предположила, что всякий боггарт — суть не до конца сформировавшийся дементор. Бред это или нет, Гера проверять не хотел. Просто задался идеей состряпать книгу, в которую можно было бы ловить боггартов. В этом деле ему уже здорово помог Грюм тем, что научил накладывать на бумагу специальные чары. Дело оставалось за самым нудным и долгим — за крафтом самой книги. *** Клацанье клавиатуры и мыши заметно усилилось. И ускорилось. Разбойного вида данмер по ту сторону экрана взвыл: — Слава тебе, Неревар. И издох от электрического разряда с двух рук. Реддл не глядя запихал в себя мандарин и поволок своего виртуального высокого эльфа обшаривать пещеру контрабандистов. За каким-то чертом прирезал всех рабов. Виртуально призвал мерзотного графонистого зомби и поскакал шарить по карманам трупов. Герман, закинув ноги на соседнее кресло и аккомпанируя себе на баяне, трагически исторгал из себя: Плещется ром. И кокаин — Желтыми пальцами в тонкие ноздри. Вы предлагаете вместе уйти. Поздно, милая дамочка, поздно. Дышите в ухо, что там, за углом Черный, блестящий, нас ждет Роллс-Ройс. Он повезет нас на аэродром, Томной дорогой рассыпанных роз. А там, за дорогой, ваш аэроплан — Страшная, дикая, дивная птица. Дремлет пилот, ему снится канкан. Он призывает нас торопиться. — Скуума и лунный сахар! — донеслось из динамиков Тома похотливое мурчание рандомной каджитки. Временно зачарованный деревянный протез слушался хозяина слабо и был дико неуклюж. Герман пробежался протезными пальцами по кнопкам баяна и печально вздохнул. Все не то. Все не так. — На меня с неба упал какой-то кретин, — пробормотал Том, клацая мышкой. И издал странный звук. Не то истеричное хихиканье, не то всхлип. Закругляться бы вам, батенька. Вон, и глаза уже красные. — Труп обыщи, — зевнул Гера. — Уже, — буркнул Том, — чертовы магглы. Не могли сделать хоть в половину не такой дебильный фасон мантии. Халат халатом. И шапка — дрянь. — Надевай, — не согласился Гера, лениво наигрывая мотив, — на них чары крутые. — Сомнительное утверждение, — вяло скривился Реддл, шумно глотая чай, — ну и дыра. Одни сараи. И болота. Гера пробежался пальцами по кнопкам, закрыл глаза и запел: Утро лучами согрело восток. «Ну же! — вскричали вы, — Ну, полетели!» Но струи багровые мое лицо Вдруг озарили. И вы побледнели. «Как? — закричали вы, — Вы что еврей?! Ах, лучше бы сердце пронзили мне пулей. Вы погубили меня, вы — злодей. Вы обманули, вы обманули! Вы отравили мой девичий мозг, Вы растоптали мои эдельвейсы. Так убирайтесь, пархатый вы монстр, Брейте свои кацыапские пейсы.» Реддл весело кромсал мирных поселян, поглощая мандарины и увлеченно мародерствуя. Виртуально. И то хлеб. А Герман все пел и пел, с надрывом и чуток картавя: Я вам ответил: «Мадам, вы кокотка. Падшая женщина, жалкая гойша. Так улетайте же вы одиноко — Нам разговаривать не о чем больше. Вернусь я туда, где кушают смерть И черпают жизнь из хрустальных бокалов. Где ничего невозможного нет. Да, это немного, но это немало. Там декаданс, случайные встречи. Солнышко тушит ненужные свечи. На патефон поставлю пластинку — И застрелюсь под музыку Стинга. — Обожаю Балмору, — изрёк Том, клацая клавиатурой, — убогое место. Но что-то в нем есть. Сама атмосфера. Питаю страсть к подобным сточным ямам. Герман не ответил. Он отложил баян, устало снял очки и помассировал глаза. Да, год до Хогвартса обещает быть долгим. Долгим и до одури странным.