Ворон

Они с грохотом втащили багаж в свободное купе, переоделись в школьную форму, и Герман открыл окно. Выпущенная из клетки Пангурбан совершила плавный круг по купе и обосновалась, как в гнезде, в растрепанных космах Поттера. Реддл закинул ноги на чемоданы и уткнулся в томик стихов Артюра Рембо. Ворон занял место у изголовья хозяина, не забывая кидать на Геру подозрительно-ядовитые взгляды. — Дагот, — позвал Реддл, переворачивая страницу. Ворон ответил хриплым карканьем. — Можешь размять крылья, — снизошел Том и зевнул, — Поттер, выпусти уже, наконец, свою сову. Герман окинул шумный перрон задумчивым взглядом и покачал головой: — Пангур, кажется, пригрелась и не хочет улетать. Ворон с хриплым карканьем взметнулся в небо. Белоснежная красавица Пангурбан мирно дремала, уютно устроившись в шевелюре бывшего семинариста. Герман подобрал свой баян, взобрался с ногами на нижнюю полку. С минуту просто играл, перебирая мотивы. Плохо, Гера. Все очень плохо. Сириус до сих пор в Азкабане. К крысе Рона пока что не пробиться. В повторном рассмотрении дела снова отказали. Грюм что-то накопал на Аберфорта, но это опасно. Очень опасно. И даже поддержка Лиги Полуночников едва ли поможет уцелеть. И эта так некстати всплывшая история с творцом Старшей Палочки. Эльфы помогли бы, но так не хочется их впутывать… — Спой что-нибудь, — рассеянно пробормотал Реддл, растирая покрасневшие глаза. Гера прикрыл глаза, пальцы забегали по ладам, и он запел: Зачем отдавала клинки на удачу, ответь мне, победа? Зачем собирались мы сталью ковать непослушное небо? И кто нам ответит теперь, когда выпита жажда? Кто знает, как было, а было уже не однажды. Плескался закат, до краев наше горло наполнив. Нет смысла искать битву там, где она не кончалась, А вольным ветрам все равно, где искать свои волны, Звезда — словно сердце в груди, что с покоем рассталось. И время пришло отвечать на прямые вопросы. Открой свои крылья весне, Черный Лотос. Реддл скрылся за книгой. В купе заглянул какой-то рыжий, веснушчатый мальчишка, окинул быстрым взглядом купе, шмыгнул носом и шустро слинял. Герман, ничего вокруг не замечая, пел, прислонившись к стене, под мирный рокот баяна: Мы рвали когтями судьбу, наслаждаясь добычей, Нам смерть или страх не известны, как пели преданья, И вольные птицы закружат в истерике птичьей, И боги кричали, нарушив обеты молчанья. Нести за плечами огонь ледяными шагами. Измерив монетой удачу, не помнить сомнений, Напиться из шлема и сталью делиться с врагами, И жить, словно каждый твой бой — все равно, что последний. Смеется луна, чьи глаза так безумно раскосы… Бери же сердца на весы, Черный Лотос. Ни правды, ни сна — только горное эхо осколков, Горящая чаша в руках пьет тебя без остатка, Мы видели смерть, но она целовала недолго, Победа за нами, а кто нам ответит, где правда?.. Сова с глухим уханьем сорвалась с макушки Германа и убралась на верхнюю полку. А Гера все продолжал петь, прикрыв глаза: И рваные тучи скрывали ответ за дождями, Но грохот войны подставляет ступени из молний. Найдется ли здесь кто-нибудь, чтобы спорить с вождями? Найдется — смотри и читай, если сможешь, запомни. И в этих глазах чей-то крик покрывало отбросил… Я знаю, кто ты. Ты — Черный Лотос. — Тележка со сладостями, — донеслось из коридора, даже интонации те самые, до боли родные. Так обычно полные, краснорожие торговки на рынках кричали, приплясывая вокруг своих канистр: «Беляшии, беляшии, чебуреки с капууустой, беляшии, беляшии. Покупаем беляшии». Гера очнулся, ожил и отправился искать источник таких родных звуков. Набрал всего и побольше, долго возился с раздвижными дверями. Приволок добытое в купе и свалил на складной стол. Реддл скептически хмыкнул, но спустился вниз и снизошел до синих упаковок с шоколадными лягушками. Собственно, за истреблением прыгуче-вертлявого шоколада, их и застали уже знакомый Герману малолетний Малфой и какие-то высокоинтеллектуальные личности. Напоминающие жгучую помесь пещерных троллей и братков из девяностых. За спинами набычившихся юных вышибал, надменно оттянув нижнюю губу, стояла какая-то мелкая девчонка. Волосы чёрные, под каре подстрижены. Ну-ну… — Проваливайте, грязнокровки, это наше место, — манерно растягивая слова, заявил Малфой. Реддл лениво потянулся за палочкой. Нда. Нехорошо. Вот только круциатусов нам и не хватало. Герман издал баяном тягучий, низкий звук и грянул во всю глотку: По портовым часам в восемнадцать ноль шесть Мы покинули старый порт Корк. В трюме груз кирпичей, и числа им не счесть, Прямиком мы везли их в Нью Йорк. И пусть мачта скрипит, пусть боцман храпит. Любой по фигам нам штормяга. Вот водную рябь носом режет корабль Под названьем «Ирландский Бродяга». Четверо латентных агрессоров непроизвольно завиляли бедрами, пораскрывали рты, вытаращили глаза и начали бешено выписывать ногами и руками какие-то немыслимые кренделя. Реддл спрятал палочку и с любопытством уставился на пляшущих. — Помогите! — истошно заверещал Малфой, — нас заколдовали! В купе с любопытством и предвкушением заглянули две одинаковые рыжие физиономии. Герман зловеще улыбнулся и продолжил: С нами Бэрни МакГи, он без правой ноги. С нами Хоган из графства Тайрон. Тут МакГерк-Раздолбай, он ужасный лентяй, И его корешок Мик Малоун. Здесь О’Тул-Грубиян, он, как правило, пьян, Он в трюме фигачит спиртягу. Молодой Мик МакКан, шкипер и капитан, По волнам направляет «Бродягу». Близнецы переглянулись, ухмыляясь; сцапали в коридоре какого-то когтевранца-третьекурсника с фотоаппаратом. И что-то оживленно зашептали ему в оба уха. — Поганый грязнокровка! Я буду жаловаться попечительскому совету! — заверещала девчонка, дрыгаясь и мотая головой, — немедленно расколдуй нас. — Это забавно, — признал Реддл, — забавнее империуса, ибо оставляет жертве способность связно соображать. Если жертва обладает подобными навыками изначально, конечно же… Герман подмигнул ухмыляющимся близнецам и лихо загремел: Мы везем тонны три лошадиной икры, И сто тысяч гнилых одеял, Восемь тысяч голов бородатых козлов, Навсегда ими трюм провонял. Есть у нас сто пудов ослиных хвостов, И всякая прочая бяка. Я б добавить хотел, что по пушки осел Наш корабль «Ирландский Бродяга». Пока когтевранец деловито снимал пляшущих с разных ракурсов, два хитреца просочились в соседнее купе и, судя по возмущенным девчачьим воплям, попытались опросить его обитателей. Малфой завыл дурниной и заплясал к выходу под истеричные вопли своей подружки и загнанное пыхтение здоровяков. Когда все лишние убрались из купе, когтевранец потерял всякий интерес к происходящему и тоже ушел, подгоняемый пением Германа: Так мы плыли семь лет, и не знали мы бед, Но Нептун нас на рифы понес. А какой-то дебил наши шлюпки пропил, И спаслись только я и мой пес. Плыли мы на бревне, стало голодно мне. В слезах я простился с собакой. А когда хвост доел, тут я уразумел — Я стал последним «Ирландским Бродягой»! Хлопнула дверь купе, впуская Гермиону и Невилла с жабой в руках. — Угощайтесь, ребят, — кивнул Герман на кучку сладостей и заиграл нечто весьма печальное и семитское. — Спасибо, — улыбнулась Гермиона. — Спасибо, Гарри. А я жабу чуть не потерял, — обреченно вздохнул Невилл, — опять. У дяди очень смешные шутки, подарил дикую жабу… — Дай ей своей крови, — отозвался Том, забираясь с книгой на верхнюю полку, — нарисуй ей кровью между глаз руну Открытых Врат. — Руну? Кровью? — недоверчиво переспросил Невилл, — но магия крови запрещена… Гермиона деловито полезла в карман за блокнотом и химическим карандашом. — Ладно, сам сделаю, — отмахнулся Реддл, спустился вниз и трансфигурировал конфетные обертки в иглу и наперсток, — руку давай. — Ты уже умеешь… — задохнулся Невилл и уныло уронил руки, — А я, наверное, безнадежен… — Вздор, — Реддл ловко проткнул его палец, и кровь закапала в наперсток, — будешь тренироваться — сумеешь вырасти над собой. Пока Реддл вытягивал кровь из пальца сосредоточенно сопящего Невилла, Гермиона развернула обертку и заметила как бы между делом: — Мы по пути сюда видели трех мальчиков и девочку. Кто-то песней наложил на них проклятие. Вроде Пляски Святого Вита, ну, знаете… такое. Человек танцует всем телом и не может остановиться. Старосты пытались снять заклятье, кажется у одного получилось. У какого-то Перси Уизли. — Недоумки пытались прогнать нас из этого купе, — хмыкнул Гера и вытянул ноги, — ну что? Кто куда пойдет учиться, если выбор будет? — На Гриффиндор, — тихо отозвался Невилл, — как мама и папа… — Мне место только на одном факультете, — пожал плечами Реддл, — на змеином. — А я пойду по пути наибольшего сопротивления, — упрямо тряхнула каштановой гривой Гермиона, — я докажу, что магглорожденная волшебница тоже может поступить на Слизерин. Все предрассудки — вздор. — Что? — Тома перекосило. — Да! — звонко и воинственно отозвалась Гермиона и гордо подбоченилась, с вызовом задрав подбородок и глядя на Тома из-под пушистых ресниц, — и я больше скажу! Декан Слизерина — гениальный зельевар. Я прочла все его статьи, опубликованные в «Альманахе Зельевара», даже самые ранние. Он безумно умен, правда ужасно ядовит. Но это совершенно ничего не меняет. Я бы хотела такого декана. — А как же профессор Макгонагал? — загадочно улыбнулся Гера. — Она же в любом случае будет нас учить, верно? — пожала плечами Гермиона и, вооружившись блокнотом, заглянула под руку Реддла, сосредоточенно рисующего кровью на жабьей шкуре цепочки символов. — От тебя потребуется только желание, — Реддл хмуро вглядывался в бледное лицо Невилла, — закрой глаза. Мальчик послушно зажмурился. — Представь свою жабу, — Реддл аккуратно взял обеими руками зеленошкурого питомца и подул на цепи символов, заставляя их уйти под кожу жабы, — представь, что ты в голове своей жабы. Что ты смотришь из неё… — Странно, я как раздваиваюсь, — пробормотал Невилл, не открывая глаз. — Запомни это ощущение. Удерживай его… А теперь открой глаза, — скомандовал Реддл, отпуская жабу. Невилл резко распахнул глаза. Рыжие жабьи глаза с горизонтальными зрачками. Невилл непонимающе повернул голову — и жаба синхронно повторила его движение. Невилл моргнул. И жаба моргнула тоже. Гермиона ахнула и подалась вперед, пристально вглядываясь в нечеловеческие глаза Лонгботтома. — Красиво, неправда ли? — тонко улыбнулся Реддл, прожигая Гермиону неподвижным взглядом, — но я предпочитаю змей. Прекрасные и гибкие создания, ощущающие не только запах идущей мимо добычи. Но и ее вкус. Смотреть их глазами — восхитительный опыт. Гермиона завороженно кивнула. Невилл проморгался, избавился от жабьих глаз и взял на руки своего питомца. — Как так вышло, что вы нашли друг друга? — Невилл смутился, — не пойми меня неправильно, Гарри. Просто, бабушка говорит, что найти потерянные боковые ветви Рода — то ещё чудо… — Мне и помогло чудо, — серьезно кивнул Герман, — когда-нибудь мы обязательно все расскажем. Реддл холодно улыбнулся и потянулся всем телом, хрустя позвонками. «Мы подъезжаем к Хогвартсу через пять минут, — разнесся по вагонам громкий голос машиниста. — Пожалуйста, оставьте ваш багаж в поезде, его доставят в школу отдельно». Ребята переглянулись, рассовали по карманам остатки конфет и потянулись гуськом в коридор. Герман повесил на плечи баян и, насвистывая песню американских лётчиков*, бодро зашагал следом. Поезд все сбавлял и сбавлял скорость и, наконец остановился. Дикая толчея в коридоре сдавила Гере ребра. Нашаривший его в толпе Реддл, потянул Германа наружу, цепко ухватив за руку, ловко маневрируя и пиная соседей по толчее. Толпа выплюнула Геру и Тома на перрон. Снаружи оказалось холодно и промозгло, но свежо. Герман присвистнул: над головами стоявших на платформе закачалась большая лампа, и добродушный голос басовито прогудел из мрака: — Первокурсники! Первокурсники, все сюда! — над морем детских макушек, помахивая огромным фонарем, возвышалась могучая, косматая фигура, — так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите! Первокурсники, все за мной! — А Хагрид постарел, — озадаченно заметил Том. Было скользко и темно. Дети шли вслед за косматым здоровяком по узкой дорожке, резко уходящей вниз. Их окружала такая плотная темнота, что Герману даже на миг показалось, будто толпа детей пробирается сквозь лесную чащу. Все притихли. Шли почти в полной тишине, только где-то впереди чихал и громко шмыгал носом Невилл, а Гермиона на ходу пыталась разогнать какими-то нехитрыми чарами его простуду. — Еще несколько секунд, и вы увидите Хогвартс! — крикнул Хагрид, не оборачиваясь. — Так, осторожно! Все сюда! — О-о-о-! — вырвался дружный, восхищенный возглас. И было отчего, о, да. Черная озерная гладь дробно мерцала, отражая звезды. Лунное серебро дрожало на воде. А на другой стороне озера, на вершине высокой скалы, гордо возвышался гигантский замок. Желтоокий и прекрасный. Как и в фильме, с башенками и бойницами, высоко и остро мерцающими на фоне темной синевы неба и клочьев седых облаков. — По четыре человека в одну лодку, не больше, — скомандовал Хагрид, указывая на целую флотилию маленьких лодочек, качающихся у берега. Герман помахал Гермионе и Невиллу. И они присоединились к братьям Поттерам, занявшим одну из лодок. — Расселись? — прокричал Хагрид, у которого, похоже, была своя, личная лодка. — Тогда вперед! Флотилия двинулась, лодки сами собой заскользили по гладкому как стекло озеру. Герман смотрел, затаив дыхание, как мимо бесшумно скользят другие лодки, озаренные медовым светом масляных ламп. Как горят вдохновением юные лица. И не выдержал. Он поднялся во весь рост, расправил плечи, перехватил поудобнее баян и заиграл ту самую мелодию, звучавшую когда-то в фильме про мальчика-волшебника. Музыка плыла над водой, окутывая фигуры сидящих в лодках невесомым золотистым сиянием. Из-под воды переливчато, звонко засмеялись. Фонарный свет разгорелся ярче. Реддл сидел, обняв колени и полубезумно улыбаясь приближающемуся замку. В синих глазах его читались торжество и вдохновение безумца. Хагрид обернулся, силясь разглядеть юного музыканта. Дети зашептались, оборачиваясь и показывая на Геру пальцем. Но Герман ничего уже не слышал и не видел. Пришедший с гор ветер развевал черным пламенем его длинные распущенные космы. А громада замка всё росла, приближаясь и все яснее проступая из мрака. И баян послушно пел под пальцами знакомый и такой волшебный мотив. Хогвартс тем временем стооко взирал на юных гостей сверху вниз. И чем ближе они подплывали к утесу, на котором Хогвартс стоял, тем больше он возвышался над ними. — Пригнитесь! — зычно крикнул Хагрид, когда они подплыли к утесу. Герман опустился на колени и согнулся пополам. Не переставая играть ту самую, пробирающую до самых корней волос мелодию. Дети наклонили головы, и лодки нырнули в заросли плюща, скрывающие огромную расщелину. Миновав заросли, путешественники попали в темный туннель. Конца его Гера не видел, но догадывался, что ему полагается заканчиваться где-то прямо под замком. Вскоре лодки причалили к подземной пристани и высадились на берег. Герман собрал волосы в хвост и, ухмыляясь, подмигнул насмерть перепуганному Невиллу. Реддл только холодно улыбнулся и потащил Геру вперед. Хагрид повел детей наверх, гулкими ступенями, по каменной лестнице, освещая дорогу огромной лампой. Вскоре все оказались на влажной от росы лужайке у подножия замка. Еще один лестничный пролет — и теперь они стояли перед огромной дубовой дверью. — Все здесь? — поинтересовался Хагрид и едва не споткнулся, наткнувшись взглядом на плотоядно ухмыляющегося Реддла. Но справился с собой и хрипло бросил, — Все за мной. После чего поднял свой огромный кулак и трижды постучал в дверь замка.