Ворон

Учебный процесс шел своим чередом. Герман прилежно учился, поглощая знания и пытаясь осилить одновременно программу двух школ: Хогвартса и Колдовстворца. К слову, удавалось это далеко не всегда. Тренировки квиддичные пожирали уйму времени; так что тренировки и сборища литературного кружка стали проводиться значительно реже. Но менее жесткими и травматичными они от этого не сделались. К тому же, к празднику полагалось подготовить несколько номеров для очередного капустника. Так что участникам кружка Герман и Гермиона раздали подходящие стихи и куски текста. Учить, так сказать. Окрыленный успешным превращением дикого единорога в фамильяра, Невилл пустился во все тяжкие. К концу недели он успел привязать к себе кровью ежа, белку, трёх подвальных крыс, стайку воробьёв, огромного косматого бродячего пса и оглушенного ступефаем мелкого акромантула. Что делать со всем этим зверинцем, Невилл не знал. Поэтому в башню Гриффиндора притащил только пса, огромного косматого песчано-рыжего зверя, помесь водолаза и дворняги. И назвал его Персиком. Снейп избавился от рога, блёсток и радужных прядей. И отныне почти маниакально преследовал Германа, назначая отработки и гнобя на каждом занятии. *** — Ребята, да вы шутите! — возмутился Герман, растерянно обводя взглядом притихших Полуночников и поправляя маску Чумного Доктора, — Аластор, серьёзно, о каком устранении Аберфорта Дамблдора может быть речь, если его братец рядом и, заметьте, не дремлет? Квартира Алой Девы оказалась местом крайне аскетичным, если не сказать пустым. Белые стены, голубые шторы. Минимум мебели и превращенная в тренировочный зал гостиная. Никаких наград, дипломов, кубков, памятных фотографий. Ничего. Только светлая мебель, занимающая минимум места и чистота. И свет. Много света. Алая Дева замерла у стены, её кроваво-красный фехтовальный костюм надёжно скрывал и фигуру, и лицо. Печальный Человек-Таракан забрался в кресло и больше походил на недвижимое изваяние, чем на живое существо. Притихшие близняшки Домино, мрачный Агрессор, щеголяющий недельной щетиной. В три слоя напудренный и загримированный под вампира Бледный Лорд в этих своих викторианских кружевных одеждах, черной полумаске и белом парике. Бестолково суетящийся Чёрный Раджа. Все они выглядели весьма подавлено, если не сказать хуже. Пришедшие с Герой и Томом Гермиона и Невилл тоже нацепили костюмы. Если Гермионе хватило лётных очков, охристо-бурого комбинезона и частичной анимагической трансформации, Невилл уже почти задыхался в своём плюшевом лягушачьем костюме. Костюм, зелёный, полый, рыхлый мешок, пахнущий нафталином, больше походил на огромную мягкую игрушку. Лицо Невилла страдальчески заморгало где-то в лягушачьей ухмылке и он заёрзал на жестком, неудобном стуле. Медный Корсар же забрался с ногами на окно и выглядел ужасно несчастным. Грюм, задушенно засмеявшись, приложился к фляге. И, гремя протезом, ткнул посохом в рыжего мальчишку: — Корсар, благослови его Мерлин, видел некоторое дерьмо, парень. Вот этими глазами. — Дай угадаю, — холодно улыбнулся Реддл, — это касается философского… — Термоядерного Булыжника, — нашелся Герман. — Забудь, щегол, — Грюм приложился к фляге и зловеще ухмыльнулся, — камень — вздор и мишура. Starik ищет тело. Вместилище для мятежного духа. Магически мощный сосуд. Молодой, крепкий и достаточно наивный, чтобы принести себя в жертву ради общего блага. Да, Stаrik делает это. Снова. — Снова, — тупо повторил Гера и качнулся, — это вообще как, «снова»? — Он уже искал что-то такое в прошлом, среди учеников Хогвартса, перед падением Гриндевальда! Он тогда нашел какого-то приютского мальчика, но что-то пошло не так! Директор хотел призвать в его тело кого-то очень древнего и спросить про какие-то Дары Смерти! — широко распахнув глаза выпалил Медный Корсар, — я сам от него слышал. Я скрылся в тени и остановил магию… Директор сказал, что этот древний вернёт Британии времена ее юности, что снова настанет золотой век для магии. Аберфорт жутко взбесился, и они стали ругаться… — Исподнее Морганы, — с ужасом выдохнул Таракан и закрыл лицо руками, — он — безумец. Есть правило: никогда не воскрешайте магов древности. Особенно — великих. Корсар часто закивал и выпалил: — Ещё он говорил кучу всего, это было ужасно. Он же… не плохой вроде бы. Но вещи делает ужасные и думает, что поступает хорошо! И… Он что-то говорил про мо… семью одного министерского работника! Что-то про то, что удобно держать под рукой потомков Певерелла и когда надо корректировать им память. Мне, если честно, страшно. Но я не хочу, чтобы директора убили. — Его не обязательно убивать, — тонко улыбнулся Реддл, сложив руки на груди, для похода в сердце лиги уличных борцов со злом Реддл принял истинное обличие, густо подвел глаза и облачился в карнавальный костюм египетского фараона, купленный в маггловском магазинчике за углом; к слову, золотистые ткани, ожерелья и змеиные браслеты оказались ему весьма к лицу, — я работаю над ритуалом, позволяющим перемещать живые объекты между мирами. Старика не обязательно убивать. Переместить в иную реальность, например. — Мы все ещё не знаем, куда он дел Николаса Фламеля, — рассеянно отозвался Гера, хрустя кожаными перчатками, — если и перемещать — то только Аберфорта. Он — связь директора с преступным миром Магической Британии. Без связи с преступным миром директор останется мощным противником, это верно. Мощным, но не неуязвимым. *** Они тайком пробрались в Хогсмид, едва взошла луна. Ветер взметнул тучу пестрой листвы, с озера повеяло ночной прохладой и запахом прелых водорослей, рыбы, холодного песка, тины и влаги. В небе плыл щербатый серп луны, желтоватый и мутный. Его мерцание пятнало тяжкие тучи россыпями лукаво сияющей лунной пыли. Хогсмид дремал, сонно щурясь рыжими пятнами оконного света. Герман, Том, Гермиона и Невилл свернули к дороге. Нырнули в тень «Кабаньей Головы» и затаились, прижимаясь спиной к древним камням. — Я взял у Гривача немного крови, — смущенно улыбнулся Невилл, — маггловским шприцом. Гарри… Гера кивнул и забрал бутылку из-под огневиски с густой серебряной жидкостью в ней: — Отлично. Отметим ею все окна и двери. Держи свою склянку, Том. Отолью… — Это место помнит восстание гоблинов, — прошептала Гермиона, порывисто озираясь, под звон склянок и приглушенное бормотание Реддла, — когда-то это место было штаб-квартирой восстания… Невилл ойкнул и осторожно коснулся пальцами щербатой стены. — Знакомство с достопримечательностями — потом. Всё — потом, — не терпящим возражения тоном оборвал Реддл, поспешно накладывая на Невилла и Гермиону дезиллюминационные чары, — кисти и склянки при вас? Отлично. Ваш — фундамент. Наши — крыши и окна. Не напутайте руны! Крови мало, постарайтесь не тратить её зря. Успешно укрыв всех чарами, Реддл исчез и сам. Заговорщики разбрелись по периметру, методично расписывая питейное заведение даэдрическими и исландскими руническими виршами. И кельтскими орнаментами. Кровь густела и загоралась алым, едва коснувшись древних камней здания. Больше всего Герман боялся, что их застанут на горячем, но этого не произошло. Пару раз из зловонного рыжего трактирного нутра вываливались выпивохи, бессовестно горланящие песни и бессвязно клянущие нещадно качающийся мир вокруг; паб посетила пара сомнительных ведьм в вуалях до земли, но юных заговорщиков дамы не заметили. Убив на цепи рун и хитрые контуры печатей три с лишним часа, юные маги скрылись в тени деревьев. Реддл, шепча заклятья, наскоро начертил веткой на земле какую-то кустарную печать, печать полыхнула сразу пятью цветами и завихрилась всполохами мятежной магии. — Что это? — шепнул Герман, заглядывая через плечо названного брата. — Узел Стихий, — Том выкинул ветку и отступил назад, — а теперь — внимание! Для переноса объекта такого размера нужно несколько магов. Маги символизируют собой стихии. Эта печать должна показать стихии, к которым каждый из вас предрасположен более всего. Обычно их две. Альфа и бета магия по классификации Эдмонда Кипера. Каждый из нас… — Понял, — кивнул Гера и шагнул в печать, отчего все пять её сегментов просияли ослепительно и яро. Реддл заметно побледнел и стиснул зубы. — Это не я, это — рука, — жизнерадостно тряхнул протезом Герман и отступил в тень. На Невилла отреагировали сегменты воды и земли. На Гермиону — огня и ветра. На Реддла — все стихии кроме земляного элемента. Начертав единорожьей кровью на лицах друг друга символы стихий, юные дарования разбрелись вокруг «Кабаньей Головы». Реддл активировал печати — и трактир окутал ревущий кокон живого алого пламени. Земля содрогнулась — и в колдовском огне исчезли и скрипучая вывеска, и очертания трактира. На месте печально известного воровского притона из ничего соткался кусок леса. — Там кто-то есть, — тревожно позвала Гермиона, — ребята, там, впереди, кажется, человек. Ребята переглянулись и зашагали в тени деревьев, светя себе люмосами. Осколок чужого леса шумел ветвями и дышал прохладной. Странные белые деревья с алыми листьями тревожно шептали вслед детям. Рассеянный колдовской свет палочки выхватил из мрака груду лат, гниющие повязки и обезображенное застарелым ожогом изможденное мужское лицо. В нос ударили гнилостная вонь и смрад давно не мытого тела. Рыцарь метался в бреду, весь горел и явно был совсем плох. Не зная, что делать, Герман намочил носовой платок и попытался обтереть им лицо раненого. — Мерлин и Моргана, — выдохнул Невилл и порывисто зашарил в траве, — ему надо корень огневика под язык. — В Больничное Крыло ему надо, — возмутилась Гермиона и попыталась заклинанием очистить раны неизвестного, — он же умирает! — Как ты это себе представляешь? — скривился Том, — сейчас ночь. — Но он умрёт, — чуть не плача возразил Невилл, с отчаянием вглядываясь в лицо Германа, — Гарри, пожалуйста, хоть ты… Раненый застонал и хрипло зашептал нечто совершенно невразумительное. Реддл закатил глаза и раздраженно наложил на мечущегося в бреду рыцаря чары стазиса. — Так, — Гера с сомнением заозирался и кивнул, — да, бросать здесь его нельзя. Так что я предлагаю следующее — дотащим его до Больничного Крыла, разбудим мадам Помфри и смоемся. У нас всё ещё есть почти час. — Спасибо, Гарри, — голос Невилла дрогнул, — спасибо. — Ну чего ты, мы ж не звери, — смеясь взъерошил его Герман и подмигнул Реддлу, — хватайся за ноги, сэр Висельник. Сегодня мы с тобой — немного санитары. — Мы все — немного санитары в нашем большом английском лесу, — туманно отозвался Реддл, — но далеко не всякий готов это признать. *** Наутро Хогвартс облетела новость — прошедшей ночью, в одном из коридоров, Снейп нашел умирающего мужика в рыцарских доспехах. Как неведомый гость попал в замок, никто не знал. Но магией он явно владел — пусть и весьма слабо. Гостя разместили в Больничном Крыле, очистили его раны, нарастили безнадежно сгнившие фрагменты мышечных покровов и влили в него столько зелий, что магия гостя вышла из-под контроля и разнесла всю палату. Пропажу «Кабаньей Головы» обнаружили ближе к полудню. И под сень рощи из иной реальности потянулись молчаливые делегации. Сначала — толпа досужих зевак, ближе к обеду — Дамблдор с деканами всех четырех факультетов. После пожаловали суровые парни из аврората и, о, чудо, невыразимцы. И по школе поползли слухи, один нелепее другого. Говорили о пробуждении древней магии леса, о вышедшем из-под контроля сомнительном артефакте, о пьяной магической дуэли. Были даже такие, кто поговаривал о новом пришествии Мерлина. Герман много времени проводил в беседах с портретом одноглазого лепрекона. И, как выяснилось, не зря. Мэтр Лонан оказался юристом. Причем, весьма почтенным; он-то и свел Германа со своими коллегами, (и близкими родственниками, но не суть), которые согласились заниматься делом Сириуса Блэка. Не бесплатно, конечно же. Не успев поразиться деловой хватке почтенных лепреконов, Гера оказался на грани провала. От Рона едва не сбежала крыса. Та самая крыса по имени Питер. *** Рон дождался пока авроры пройдут мимо и возбужденно зашептал, прижимая к груди Коросту: — Парни, я серьёзно. Там одни деревья! Не превратились же пьянчуги в ясени, а хозяин трактира — в дуб. Фред и Джордж сказали, там настоящий кусок леса. Папа написал, что все Министерство уже на ушах стоит. Следы магии крови, очень мощные… Где-то сзади неправильный слизеринец Поттер пел и играл на баяне в компании своих друзей, таких же неправильных: Я пел о богах и пел о героях, о звоне клинков и кровавых битвах; Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы. Но вот уже год как он улетел — его унесла колдовская метель, Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель. И сам не свой я с этих пор, и плачут, плачут в небе чайки; В тумане различит мой взор лишь очи цвета горечавки; Ах, видеть бы мне глазами сокола, и в воздух бы мне на крыльях сокола, В той чужой соколиной стране, да не во сне, а где-то около… К слушателям присоединились несколько авроров. Молодые оперативники ненавязчиво пристроились в тени дерева, готовые оперативно слинять, едва завидев начальство. Филч, преувеличенно громко копаясь в карманах и бормоча проклятья, подобрался ближе и затаился, слушая. На лице его застыла горькая понимающая гримаса. Он замер, сверля землю неподвижным взглядом и тоскливо поджав губы. Том читал, Нотт и Забини играли в шахматы, Миллисента слушала песню и марала пергамент крайне кривыми и некрасивыми, но ужасно забавными рисунками. А Поттер всё пел и пел; и казалось даже, что он ничего не видит вокруг, настолько погружен в себя: Стань моей душою, птица, дай на время ветер в крылья, Каждую ночь полет мне снится — холодные фьорды, миля за милей; Шелком — твои рукава, королевна, белым вереском — вышиты горы, Знаю, что там никогда я не был, а если и был, то себе на горе; Мне бы вспомнить, что случилось не с тобой и не со мною, Я мечусь, как палый лист, и нет моей душе покоя; Ты платишь за песню полной луною, как иные платят звонкой монетой; В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны… Ты краше весны… ты краше весны… и пьянее лета. — Ты никогда не думал перекрасить крысу, Рон? — поинтересовался над самым ухом звонкий девичий голос. — Эм… привет, Гермиона, — заозирался Рон, — было бы неплохо. А ты что не со всеми? — Решила пройтись, — пожала плечами девчонка, достав какой-то мутный белый шар и рассеянно проведя им по голове крысы, отчего в глубине сферы зазвенело и взметнулись клубы тумана, — у меня хорошая новость, твоя крыса точно не одержима. — Это с чего это Коросте быть одержимой? — не понял Рон. — Ну, мало ли, — пожала плечами Гермиона, — если хочешь, можно отрастить твоей Коросте длинную шерсть… Рон с сомнением покосился на Поттера. Тот только слепяще блеснул очками: Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье, Полетим с тобой в ненастье — тонок лед твоих запястий; Шелком — твои рукава, королевна, ясным золотом — вышиты перья; Я смеюсь и взмываю в небо, я и сам в себя не верю… Подойди ко мне поближе, дай коснуться оперенья, Каждую ночь я горы вижу, каждое утро теряю зренье; Шелком — твои рукава, королевна, ясным месяцем — вышито небо, Унеси и меня, ветер северный, в те края, где боль и небыль; — Ну, я даже не знаю, — помялся Рон, оглядываясь на потирающего руки и ухмыляющегося Симуса. И махнул рукой, — ой, да ладно. Я не против. — Сейчас я помещу крысу в печать, чтобы она не убежала, — важно заявила Гермиона, забирая крысу и запирая ее во внушительных размеров белой рунической печати. — Молодец девочка, — одобрительно кивнул подошедший аврор, помятый и порядком обросший темноволосый мужчина лет тридцати, — средняя магическая ловушка. Смотрите, парни. Такого сейчас и не увидишь. Этим добром в средние века ловили суккубов. Ты на каком курсе-то? — На первом, — улыбнулась Гермиона. — Понимаю, — ухмыльнулся мракоборец, — ты, наверное, из Даркпристов. Древний род охотников на нечисть. Точно Даркприст. Все Даркпристы — слизеринцы. — Нет, я — Гермиона Грейнджер, — вежливо улыбнулась девчонка, — мои родители — магглы. Дантисты. — Вот это да! — весело изумился аврор, — любишь читать, верно? Ну да не буду мешать. Продолжайте. Неправильный Поттер пел где-то сзади: Как больно знать, что все случилось не с тобой и не со мною, Время не остановилось, чтоб взглянуть в окно резное; О тебе, моя радость, я мечтал ночами, но ты печали плащом одета, Я, конечно, еще спою на прощанье, но покину твой дом… Но покину твой дом… но покину твой дом я с лучом рассвета. Где-то бродят твои сны, королевна; Далеко ли до весны травам древним… Только повторять осталось — пара слов, какая малость — Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье… Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною, Больно ранит твоя милость, как стрела над тетивою; Ты платишь — за песню полной луною, как иные платят монетой, Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя… Но, может, тебя… но, может, тебя и на свете нету… Мимо, в обществе какого-то невыразимца, шел Снейп. Но, услышав пение, он замер и стремительно направился к сидящим вокруг Поттера студентам. Завидев его издали, Гарри тряхнул головой, широко ухмыльнулся, заиграл нечто весьма бравое и грянул во всю глотку: Подлый Лейнстер вновь восстал, Иноземцев он позвал, Но ни разу не бывал Наш король разбитым… Он корону и доспех Носит лучше прочих всех, И сопутствует успех Ему в бою открытом! Поднимайся, Ворон, ввысь! Эй, на флангах, подтянись! Трус Мэлмора, берегись, Горят твои окраины… На войне и на пиру Наш король — Бриан Бору! Вейся, Ворон, на ветру, В бой идут О’Брайены… Гермиона отрастила возмущенно пищащей Коросте густой, длинный мех. Какая-то когтевранка перекрасила его в салатовый, девчонки, хихикая, снабдили Коросту черными локонами и малиновыми тенями. Ввинтившийся в толпу старшекурсник превратил локоны в ало-золотой ирокез, побрил крысу налысо и влепил на задницу зверьку крохотную татуировку с крылатым черепом. Снейп с разбегу споткнулся о невесть откуда взявшуюся псину Невилла и крайне не изящно растянулся посреди школьного двора. Голос Гарри гремел и звал на подвиги: Всюду слышен Эйры зов! Тысячи ее сынов, Не щадя своих голов, Выйдут биться в поле… Грозный Мурхад точит меч, Чтоб противников иссечь, И с Победой в землю лечь — Нету лучше доли!!! Поднимайся, Ворон, ввысь! Эй, на флангах, подтянись! Трус Мэлмора, берегись, Горят твои окраины… На войне и на пиру Наш король — Бриан Бору! Вейся, Ворон, на ветру, В бой идут О’Брайены… Посмотри на ряд знамен — Сколько гэльских здесь имён! Лейнстер будет побежден В этой славной битве! Чёрный ворон в небо взмыл, Солнце крыльями закрыл, И колени преклонил Сам король в молитве… Поднимайся, Ворон, ввысь! Эй, на флангах, подтянись! Трус Мэлмора, берегись, Горят твои окраины… На войне и на пиру Наш король — Бриан Бору! Вейся, Ворон, на ветру, В бой идут О’Брайены… — Это — вода из Гринготтса, она снимает заклятья, — Гермиона показала всем, обступившим печать, крохотный флакон, — на крысе слишком много чар. Поэтому, я просто капну немного ей на голову. — Умно, — похвалил аврор и приложил крысу ступефаем, — так меньше будет дергаться. Давай же! Лей уже. Гермиона осторожно окропила застывшую крысу. И люди отпрянули. Животное стремительно превращалось в жирного, плешивого кривозубого мужичонку. Мужик с мерзким воем заметался в печати и замер, приседая и закрываясь руками. — Какая приятная встреча, мистер Петтигрю, — процедил Снейп, появляясь из-за спин студентов и поднимая палочку.