Ворон

О том, как в алом полумраке самого последнего этажа башни нестерпимо пылал черный сигильский камень вспоминать не хотелось. Как и о кровавых кожистых мембранах, растянутых повсюду. Как и о обезображенных трупах, прибитых к стенам буквально на каждом шагу. В мерзотных мясных коконах, судя по всему, служащих подобием сундуков, можно было наткнуться на ампулы зелий, книги, черепа, монеты, гнилое тряпьё и бутылки пойла. Гера старался не вспоминать, как утробно чавкало там, внутри, пока он копался во всём этом добре. Запустив руки по локоть в мясное, сопливое месиво. Когда Реддл вырвал из паутины ободов и цепей сигильский камень и путников вышвырнуло в Сиродиле, отряд первым делом добрался до Лейавина, распродал всё лишнее, (благо, лишнего удалось набрать много, рунные сумки авторства Его Темнейшества оказались просто-таки мечтой читера). Набрав книг, зелий, рецептов и редких ингредиентов, отряд явился в местное отделение гильдии магов, где все оставшиеся септимы спустил на обучение разным заклятьям школ восстановления и разрушения. Неделя занятий с местными магами, походы в лес, в близлежащий Бланкенмарш и даже в настоящие руины айлейдов, правда, кишащие призраками и живыми скелетами, после Мертвых Земель казались увеселительной прогулкой. Невилл где-то раздобыл пять крупных грязевых крабов и повсюду таскал их с собой. И если поодиночке эти твари были опасны, но не смертельны, стаей, да ещё и ведомые человеком, они могли превратиться в мощное оружие. На исходе недели по городу поползли слухи о том, что в городе видели Героя Кватча. Ближе к вечеру, в храме, Герман наткнулся на коленопреклонного путника, замершего перед витражом, изображающим Акатоша. Среднего роста имперец, усталый и запыленный, облаченный в помятые и изрубленные доспехи. Длинные черные кудри тяжелыми прядями спадали на внимательные синие глаза и высокий, загорелый лоб, на латные наплечники и синий плащ. Заметив Германа, он устало прикрыл глаза, выждал немного и поднялся, гремя доспехами. — Скажи, мальчик, — голос путника звучал как-то нехотя и отрешенно, — есть ли в этих местах святилище Единого? — К сожалению, нет, — Герман сухо кашлянул и поправил очки, — я знаю только два места, где есть Его служители. Имперский Город и Солстсхейм. Но есть ли сейчас у скаалов именно храм, я не знаю. — Ты бывал среди скаалов, — задумчиво пробормотал мужчина, внимательнее разглядывая Германа, причем глаза его тонко замерцали голубым, — твоя тень больше тебя, дитя. Дитя ли? Герман поморщился и принял истинное обличие. — Удобно, — загадочно улыбнулся путник, — я видел как ты пытался продать лавочнику сигильский камень. Даже не пытайся. Они ничего не стоят. И вместе с тем бесценны. Прекрасная основа для зачарования предметов. В столичном отделении Гильдии Магов есть прекрасные пюпитры, предназначенные как-раз для этого. — Кто бы меня ещё туда пустил, — проворчал Герман, отводя глаза. Воин обвел убранство храма долгим взглядом, достал из заплечного мешка лист бумаги, перо и чернильницу, буквально на колене нацарапал короткое послание. Затем вручил его опешившему Герману, громыхая, хлопнул по плечу и, печально улыбаясь, кивнул: — Спасибо. Врат Обливиона слишком много. А меня — слишком мало. Лейавин — тихий, мирный городок. Никому не желаю увидеть здесь второй Кватч. — Как вас хоть зовут? — запоздало окликнул Герман удаляющуюся фигуру. — А это уже не важно, — со смехом прокричал в ответ странник, призвал мглисто-серого тёмного соблазнителя* и неспешно удалился, беседуя с призванным даэдрой. *** Дрожащее розово-лиловое марево портала вышвырнуло маленький отряд в одном из казематов Подземелий Хогвартса. Том не солгал, время здесь словно остановилось и снова пошло — все также, неспешно перебирая лапами, подбирался жирный рыжий паук к отчаянно звенящей в его паутине мухе. Всё также орали наверху голоса трёх старшекурсниц. Маленький отряд выбрался наверх, и, игнорируя совершенно дикие взгляды проходящих мимо студентов, устало разбрелись по гостиным родных факультетов. В гостиной Герман наткнулся на развалившегося в кресле Клигана. Пёс щупал взглядом всех проходящих мимо старшекурсниц, неприятно ухмылялся и крайне развязно инструктировал в чем-то гнусно ощерившегося Флинта. Поймав на себе заинтересованный взгляд профессора ЗоТИ, Гермиона Грейнджер комканно простилась с Томом и Германом. И почти сбежала в сторону женской спальни. — Хоршие доспехи, — заметил Нотт, пожимая руки братьям Поттерам, — а как они идут Гермионе… — Привет, Том, привет Гарри, — пробасила Булстроуд, — там Грейнджер эссе ещё не писала? — Писала, — отозвался Том, снимая шлем, — но я не советую. На этот раз в нем много специфической информации. — И чё? — хмуро набычилась Милли. — Если Снейп вызовет отвечать её — она сможет объясниться, — терпеливо начал объяснять Герман, — если вызовет тебя — ты не сможешь. Он поймет, что ты списала. К тому же в её эссе упомянуты письменные источники, которых в Хогвартсе нет… — Ааааа, — озарило Милли. — Их и в Британии-то не было. До сегодняшнего момента, — пробормотал Герман, — уверен, что хочешь посетить Нурменгард, Том? — Уверен, — красивое лицо Реддла не выражало ничего, — живой Фламель полезнее мертвого. Благодарный за спасение — полезен вдвойне. — Гарри, дай списать трансфигурацию, — пробасила над самым ухом Милли, — а я тебе расскажу, чего Малфой удумал… Реддл холодно улыбнулся: — Это недоразумение способно думать? — Держи, — Герман покопался в сумке и вручил радостно сияющей Миллисенте свиток с готовым эссе. — Ты слишком добр, — пробормотал Реддл, провожая взглядом Милли. — С чего бы это? — Гера бросил сумку и развалился в кресле, стаскивая тяжелые багрово-черные наплечники, — я подлец, негодяй и жажду бесплатной информации. — Бредовые идеи личинки Люциуса не стоят готового эссе, — холодно возразил Том, опускаясь в соседнее кресло, — твоя нелепая благотворительность, столь топорно маскируемая мифической отдачей, когда-нибудь разорит тебя. — Может, я планирую жениться на Милли, — устало отмахнулся Гера, растирая глаза под очками. — Твои шутки нелепы, — поджал губы Том и отвернулся. — Господа, вы видели моего кота? — Даркприст заглянула за кресло Тома и лукаво позвала, — мистер Царапка, вы же не откажетесь от печени, которую одна юная леди изъяла с кухни? Мистер Ца-ра-пка-а… — Её котяра слишком разумен, — неприязненно сообщил Нотт, поглядывая, как девчонка рыщет по слизеринской гостиной в поисках своего кота, — я видел, как этот черный монстр читал подшивки алхимических альманахов за последние пять лет. — Анимаг? Здесь? — с сомнением приподнял брови Реддл, — разве после ареста Петтигрю аврорат не проверял всех птиц и животных Хогвартса? — Кот исчезал как раз на период проверок, — угрюмо отозвался Нотт, — эта тварь совершенно точно — анимаг. Я уже предупреждал Гермиону. Она не верит. — Обычный кот, — пожал плечами Герман, глядя, как Даркприст уносит куда-то гибкого, черного гладкошерстного кота. Кот напоследок окинул Клигана взглядом, полным отвращения и мрачно нырнул мордой под белый шейный платок Анны Даркприст, — кошачьи гении тоже иногда рождаются, это нормально. *** Понедельник и вторник прошли, как в тумане. Российские экзаменаторы уехали, разобравшись с познаниями Германа и, напоследок, предложив ему одуматься и перебраться в Колдовстворец. На очное. Слепой старец-маг назвал Геру дваждыявленным и единожды убитым. И попросил, уходя, остерегаться чужих рабов. Браун болтала, что видела, как Макгонагалл стояла на холме под порывами озверевшего стылого ветра, прижав к груди руки и со слезами глядя в свинцово-серое небо. Правда ли это, никто не знал. Да и не до того было. Учеба, квиддичные тренировки, адов кошмар, устраиваемый Клиганом на занятиях по ЗоТИ, взыскания и отработки у Филча. И тайные сборища Тайного Факультета, маскируемые под репетиции литературного кружка. Всё это отнимало и время, и силы. Студенты от нагрузок временами забывали не то, что самих себя — дышать. Ударили морозы. Приближалось Рождество. В теплицах было по-прежнему душно и сыро. Пивз привычно вносил хаос и немотивированно-бредовый флёр нескончаемых пакостей в жизнь учеников и преподавателей. Кровавый Барон переключил своё пристальное внимание на какого-то тихого патлатого пирсингованного магглорожденного когтевранца, фаната Лавкрафта и маггловских крипиисторий. Сир Клиган совершенно внезапно оказался в центре скандала — его прилюдно обвинила в домогательствах профессор Синистра. Скандал удалось замять, но осадочек остался. Видя, что Гермиона старательно избегает этой темы, Гера написал Сириусу, предупредив, что, возможно, у него есть ещё одна кузина. Но это следует проверить. Да и не в восторге она от Блэков и от родства с людьми вроде Беллатриссы. Сириус попросил выяснить адрес Грейнджеров и надолго умолк, не отвечая на письма. Совершенно внезапно пришло письмо от Грейбека. Пестрая лохматая сипуха свалилась на Тома посреди завтрака, сожрала, шипя и прикрывая тарелку крыльями, всю овсянку Германа, нагадила на столе и с глумливым уханьем отбыла в неизвестном направлении. Грейбек в письме бодро докладывал, что захвачен форт вампиров Ведьминого Холма, стая преумножена за счет добровольцев из местной маггловской деревушки. Отовсюду стекаются вольные охотники-ликантропы, близ Йоркшира прикончен некромант, ставивший эксперименты над магглами, а его жертвы присоединились к воинству Сопротивления. Самого Грейбека произвели в магистры новоиспеченного воинского ордена, а ораву разбойных морд обозвали Волчьим Братством. Фенрир Грейбек, святая простота, всё ещё искренне полагал, что Неистовый Харальд и Сэр Висельник — крутые ребята, полосующие нечисть случайным чихом. И продолжал считать их собратьями по оружию. *** — Поганая грязнокровка! — взвизгнул Малфой, врываясь в гостиную, раскрашенный радужными полосами и с колонией бледных поганок на совершенно лысой голове, — мой отец узнает об этом. — Морганы ради, какие мы нежные, — закатила глаза Паркинсон, — это всего лишь шуточное заклятье. Поищи обратное заклинание в «Шкатулке шутих Шона Шервуда». — Эй. Что здесь делают эти предатели? — побелел Малфой, сверля оскорбленным взглядом Реддла, внимательно читающего «Заметки о расовом филогенезе». Герман играл на баяне и пел, развалившись в одном из кресел слизеринской гостиной: Деревья меняют листья, Змеи меняют кожу, Приходит циклон, и ветер Меняет своё направление. Как плавно перетекают Друг в друга зыбкие формы, Похоже, ты и не заметил, Как совершил отречение… И стоит лишь отвернуться, А небо уже другое. И всё, что казалось бесспорным, Поставлено под сомнение. А нимбы бледнеют и гаснут, И трепет по капле уходит, Осталось совсем немного, И ты совершишь отречение… А есть ли на свете Цветы, что не вянут, Глаза, что на солнце Глядят и не слепнут? И есть ли на свете Те дивные страны, Где нимбы не гаснут, Где краски не блекнут? — Они — слизеринцы. Уймись уже, Драко, — поморщилась Паркинсон. — Я сам знаю, что мне делать, — огрызнулся Драко и пихнул в спину какого-то студента, — с дороги. Не видишь, я иду?! Сидящие вокруг возмущенно зароптали. Гойл встал, с сомнением хрустя кулаками. Том отложил книгу и улыбнулся Малфою. Очень нехорошо улыбнулся. Хищно, лениво. Так, наверное, улыбались бы змеи, если могли бы. Вокруг Реддла стало ощутимо холоднее. С хрустом замерз на треть стакан тыквенного сока в руках Панси Паркинсон. Слизеринцы смятенно зашептались, поглядывая на Драко. Малфой стиснул зубы и достал палочку, ощущая предательскую дрожь в ногах. — Драко, — жалобно позвала Панси, уронив стакан. И дрожащими руками попыталась собрать осколки и убрать рыхлое мокрое пятно с ковра и рыжий кусок льда. Герман пошевелил босыми пальцами ног, печальная мелодия рождалась где-то под его пальцами. Он пел отрешенно, совершенно не замечая наступающего Малфоя: Как медленно и незаметно Смещаются стороны света, Моря, острова, континенты Меняют свои очертания. И каждый импульс подвержен Невидимым превращениям, И каждому атому счастья Отмерен свой срок заранее… А есть ли на свете Цветы, что не вянут, Глаза, что на солнце Глядят и не слепнут? И есть ли на свете Те дивные страны, Где звёзды не гаснут, Где краски не блекнут? Драко медленно поднял палочку. Артефакт ходуном ходил в его руке. Забини отпил сливочного пива и ненавязчиво перетёк за спину Герману, с интересом наблюдая, что будет дальше. Герман задумчиво уставился на кончик чужой палочки и озадаченно заулыбался: — Только не говори мне, что ты опять… — Не опять, а снова, — фыркнул Забини, опираясь на спинку кресла, — пора бы, наконец, осознать, что ты не в её вкусе. Герман издал баяном долгий воющий звук, встал и сочувственно, почти отечески похлопал взбешенного Малфоя по спине: — Крепись, мой бледнолицый брат. Ты всё ещё можешь попытать счастье в этом нелёгком деле. Желать тебе удачи не буду — я болею за другую команду… — Я не люблю Грейнджер! — взвыл Малфой, отчаянно вырываясь из рук исторгающего гомерический хохот патлатого чудовища, — она грязно… — А ещё ей идут чулки, — невпопад брякнул Нотт, с ужасом зажал рот рукой и выплеснул содержимое своего стакана в кадку с фикусом. Под мстительное хихиканье малышки Даркприст. Малфой захрипел, сорвав голос криком, вырвал из руки Гойла стакан сока, осушил его залпом и рявкнул на всю гостиную: — Мне не может нравиться какая-то мерзкая грязнокровка. Какая ересь! Это бред. У неё кудри, как у тёти Беллы и цветом, как кофе с молоком. Так и хочется зарыться в них лицом. Невыносимая всезнайка, вечно все её хвалят, и этот тупица Лонгботтом. Вот, он всегда с ней… Драко, взвыв от ужаса и ярости, почти швырнул Крэббу его стакан и ринулся прочь. — Драко, а как зовут медвежонка, с которым ты спишь? — запоздало закричала вслед Даркприст, но Драко только проревел из коридора что-то нецензурное и сбежал. — Там был веритасерум? — Гера с сомнением заглянул в свой грязный стакан, — ну, вы даёте… — Почему ты попал на Слизерин? — потребовала Паркинсон не терпящим возражений тоном. — Я попросил Шляпу. Чтобы защитить факультет от уготованной ему участи изгоя и образа врага, — Герман ещё раз с сомнением заглянул в стакан, — против слизеринцев объединилась бы вся школа. Я никому не хочу такой участи. Травля — мерзкая штука. Особенно, если её благословил директор. Так-то меня собирались отправить в львятник. — Здесь практически все — наследники древнейших родов, — качнул головой какой-то старшекурсник, — Поттер-гриффиндорец курсу к пятому стал бы опасен. Особенно, если окружить правильными людьми. — А я люблю мистера Клигана, — хмуро бухнула Милли Буллстроуд, побагровела и неприлично выругалась. — Яксли, — позвал какой-то старшекурсник, похабно ухмыляясь, — а прочитай свои стихи. — Иди в… — задохнулся возмущением рослый рыжий парень и начал исторгать нескончаемый поток рифмованной нецензурщины про непростые и, иногда очень специфичные, отношения Клигана, Вектор, Синистры, Флитвика, Филча, его кошки, Макгонагалл, Снейпа, Пивза, школьных привидений, студентов, портретов, Хагрида, его пса и кентавров в лесу. В этом стихийном шедевре шипперской мысли досталось всем, даже бедняге Квиреллу, Основателям и тому, кто спит в Тайной Комнате. Даже Темному Лорду. Даже яблоку, которое не доел утром Малфой и любимой вазе Дамблдора. Надо ли говорить, что, ворвавшись в гостиную своего факультета, Снейп имел удовольствие наблюдать не отпрысков чистокровных фамилий, а неистово гогочущий, буйный сброд.