***
Юта оглядывает помещение, в котором ему предстоит творить, с неподдельным восторгом — ещё бы, зал просто огромен, словно безразмерный чистый холст, готовый подстроиться под руку художника. Донён, которому всё равно нечего делать, предпочитает контролировать буквально каждый шаг подготовки лично, чем сидеть дома и названивать Юте каждые двадцать минут. Утром тот предложил перейти на «ты», и Донён со скрипом, но согласился. По крайней мере, японец показался ему гораздо более приятным в общении, чем многие коллеги, которые порой обращались к нему так, будто считали чуть ли не лучшим другом. — Белый, чёрный и золотой, ты не передумал? Донён отрывается от переписки с ведущим предстоящего торжества и кивает. Потом ещё раз — чтобы показать, что уверен и сочетание этих трёх цветов по-прежнему кажется ему лучшим. — Неплохой выбор. Конечно, практически любой выбор можно назвать неплохим, если правильно подобрать оттенки и грамотно расставить акценты, но это сочетание мне и самому нравится. Отлично подойдёт для такой крупной компании и для этого зала в частности. И да, тебе необязательно постоянно здесь находиться, если есть ещё какие-то дела. — Нет дел, — вздыхает Донён. — Видишь ли, в этом году я был слишком хорошим мальчиком, и Санта в лице нашего босса решил подарить мне такое вот подобие отпуска. Поэтому тебе придётся терпеть меня вплоть до самого Рождества. Юта усмехается, осматривая вид из окна. Деревья снаружи дружелюбно сверкают белыми гирляндами, а Накамото, снявший куртку, сверкает подкачанными руками, на которые Донён, конечно же, вовсе не засматривается непроизвольно. С чего бы ему вообще это делать? — Ну, тогда готовься к сумасшествию.***
Донён понимает, что Юта имел в виду под словом «сумасшествие», только когда оказывается в аду. Без преувеличений. Он и раньше знал, конечно, что магазины в преддверии Рождества превращаются в нечто страшное, манящее распродажами и кишащее муравьями-людьми, но оценил масштаб бедствия в полной мере, став одним из этих муравьёв. А ведь до праздника ещё довольно долго, и страшно представить, что будет дальше. Юта, уже успевший набросать примерный список того, что им нужно, идёт впереди и чувствует себя, судя по всему, просто прекрасно в толпе. Его красная куртка и светлый затылок становятся тем, что мешает Донёну потеряться, ведь он ориентируется только на это, петляя по магазину с огромной тележкой, которая с каждой секундой наполняется всё больше и больше. Подумать только, он действительно закупается мишурой с каким-то японцем вместо работы. Ладно, они сошлись на мнении, что мишуры нужно совсем чуточку, а Юта, как заключил Донён, — не просто какой-то японец, а вполне себе неплохой японец, да и думать о работе некогда. Донён уже чувствует себя самым настоящим рождественским эльфом и отмечает, что эта должность не намного легче, чем должность замдиректора. — Ещё чуть-чуть! — успокаивает его Юта. Донён хочет лечь на дно тележки и позволить гиперактивному Накамото, который даже не запыхался, засыпать его сверху всякой полезной ерундой, но идёт дальше, сверля взглядом яркое пятно впереди. Он сильный, он выдержит, он придёт домой и откроет наконец мирно стоящую на полке бутылку коньяка, чтобы забыть весь этот кошмар. Когда они наконец загружают пакеты с покупками на заднее сидение просторного автомобиля Юты, Донёну заплакать хочется от радости. Все психологические тренинги, которые огромной толпой проходили его коллеги и он сам, забываются разом, сейчас Донён — как впечатлительный ребёнок, напуганный толпой. — Я предупреждал, что будет не очень, — извиняющимся тоном говорит Юта. — О таком что предупреждай, что не предупреждай — одинаково. Поехали дальше, мне уже ничего в этой жизни не страшно.***
Донён осознаёт, что ошибался, на следующее утро, когда отчаянно пытается не зевать (коньяк он так и не открыл, зато спал как убитый), крепко придерживая стремянку, чтобы Юта, драпирующий тканью участок стены у сцены, не упал. Планов у него — вагон и маленькая тележка. Это и пугает. — Ты серьёзно думаешь, что мы это всё успеем? — Я планировал успеть это всё один, но нас двое, поэтому я уверен. Может, откажешься, а? Нет, твоё общество, конечно, довольно приятно, но деньги платят мне, а ты, получается, работаешь себе в убыток. — Будем считать это предпраздничным помутнением рассудка, — бормочет Донён, всё-таки зевая. — На самом деле эти сорок процентов для меня не такая уж большая сумма, а без активной работы я попросту… — …с ума сойдёшь, — подхватывает Юта. — Начнёт казаться, что тупеешь и теряешь хватку. — Именно так, — кивает Донён, довольный тем, что его поняли. — Отвратительное состояние, поэтому я лучше буду работать себе в убыток, чем тухнуть дома возле телевизора. Юта тянется, чтобы закрепить ткань в углу, и опасно пошатывается. Донён не знает, что им движет, но вместо того, чтобы схватиться за стремянку покрепче, хватается за чужие ноги, чудом возвращая Накамото потерянное равновесие. — Довольно интересный способ, но спасибо, — хмыкает Юта. Донён почему-то близок к тому, чтобы покраснеть так же феерично, как краснел в средней школе, увидев самую симпатичную девчонку в классе. А ещё к тому, чтобы убедиться в бесполезности тренинга на тему «Как сохранять непоколебимость в любой ситуации», потому что непоколебимости в нём сейчас ноль целых ноль десятых. Только рой непонятных мыслей, например, про то, что спасать Юту было даже приятно, а ещё у него просто крышесносный парфюм. Наверное, Донён и правда совсем заработался.***
Спустя пару дней им привозят партию кипельно-белых искусственных ёлочек, и для Донёна наконец находится полноценная работа, не заключаящаяся в том, чтобы по мелочи помогать Юте. Теперь он вооружается золотыми шарами и бантами и с гордым видом принимается наряжать белоснежных красавиц, параллельно вслух вспоминая забавные случаи с работы. Накамото смеётся — даже над не самыми удачными шутками, за что Донён ему отдельно благодарен — и ест, сидя на краю сцены. Они заказывают еду, чтобы не тратить время, выбирая блюда методом тыка. Сегодня что-то из тайской кухни, и Юта периодически кашляет, повторяя, что давно бы прекратил есть это адски острое блюдо, не будь оно таким вкусным. Донён старается не задумываться о том, что за такое короткое время он настолько привык к Юте, что даже не против проводить с ним целые дни, хотя обычно людское общество начинает раздражать его уже часа через полтора. С Накамото неожиданно легко, и Донён, наверное, даже хотел бы периодически встречаться с ним и дальше, наедаться до отвала и говорить о всякой ерунде. О том, что на самом деле хочется ему немного другого, Донён тоже старается не задумываться. — Тебе нравится Рождество? — внезапно спрашивает Юта. — Ночь Рождества перестала быть для меня особенной лет в десять, — безразличным голосом отвечает Донён, поправляя очередной бантик. — Последние пару лет я и вовсе спокойно ложусь спать, а с утра еду к родителям. Поэтому даже несмотря на то, что я стараюсь сделать предстоящую вечеринку лучшей за всю историю вечеринок, мне не совсем понятен её масштаб. — Людям нужен праздник хоть иногда, чтобы совсем не загнуться. Я и работать пошёл в эту сферу, потому что люблю смотреть, как другие отдыхают и радуются. А Рождество — один из лучших для этого поводов, вот и всё. — Думаешь, мне стоит и свою квартиру принарядить? — вдруг с сомнением интересуется Донён, вспоминая, что в этом году даже гирлянды не развесил по стенам. — Конечно! Хотя бы немного, — Юта замолкает, словно задумывается о чём-то, затем улыбается. — Можешь позвать меня на помощь, уж поверь, благодаря мне ты даже в рождественские чудеса поверишь. Донён хочет ответить, что-то, что с ним творится, и так, наверное, нельзя назвать по-другому, а потому поверить приходится, но только улыбается в ответ, надеясь, что не выглядит при этом слишком уж глупо.***
Друзья Юты, которые приходят им помочь, примерно такие же шумные и странные, как и сам Юта, только вот с ними общий язык Донён не находит. Наоборот — старается держаться от них подальше и с радостью вызывается съездить за свечами, когда Юта обнаруживает, что не хватает примерно пары десятков. Донён стоит в пробке, разглядывает опускающиеся на лобовое стекло редкие снежинки и барабанит пальцами по рулю. Интересно, это нормально, что ему перестало хватать определённой доли чужого внимания и хочется всё больше и больше? Наверное, нет. Наверное, он слишком взрослый и серьёзный для такого. Наверное, он не должен постоянно засматриваться на Юту и думать, что не прочь сходить с ним на свидание. Но ведь ему действительно интересно, как это будет. Последние серьёзные отношения закончились полтора года назад, а череда первых свиданий, последовавшая за ними, была какой-то невразумительной и более чем провальной. Даже поговорить элементарно было не о чем, в то время как с Ютой можно обсудить всё что угодно, и это далеко не единственный его плюс. Их вообще можно насчитать бесконечное количество. Когда Донён, отягощённый одиноким бумажным пакетом и тонной ненужных мыслей, возвращается, то не видит никого, кроме Юты, оперевшегося поясницей о подоконник. Основной свет выключен, только мерцающие в темноте гирлянды придают его лицу завораживающий золотистый оттенок. — Я вер… — начинает было Донён, пытаясь нашарить рукой выключатель, но Юта останавливает его тихим: — Подойди сюда. Не включай свет. Донён подходит, пытаясь не споткнуться через живописно разбросанные на полу вещи, и становится в двух шагах от японца. — Чувствуешь? — Что чувствую? — спрашивает Донён, не понимая, что он должен чувствовать кроме странно участившегося сердцебиения. — Атмосферу. Смотри, какой сильный снег пошёл, а я ведь даже не надеялся, что увижу его до Рождества. Все куда-то торопятся, но в то же время… так спокойно. Чувствуешь? Донён честно пытается, но Юта, такой тёплый и пахнущий всё тем же парфюмом, что и всегда, отвлекает безумно. Хотя, может, он тоже часть этой непривычной и даже действительно чуточку волшебной атмосферы? — Кажется, чувствую. И он чувствует. Чувствует, когда расстояние между их лицами становится ничтожным, а Юта уже привычно улыбается, отпечатывая свою улыбку на донёновских губах. Оказывается, рождественские чудеса гораздо реальнее и приятнее, чем он думал. И не только рождественские.***
Когда в день вечеринки Донён прибывает на место проведения рано утром, то не сдерживает восхищённого протяжного «вау». Юта настоял на том, чтобы оставить последние штрихи в тайне, и весь день перед этим работал один. Донён вернулся в офис, расхаживал с таинственным и довольным видом и периодически отправлял короткие бесполезные сообщения, пытаясь привыкнуть к тому, что их теперь есть, кому отправлять. Наверное, странное поведение заместителя директора стало новостью номер один среди местных сплетников. Донёну нереальное удовольствие доставляют вытянувшиеся лица коллег, не ожидавших, что результат будет таким. Он и сам, по правде говоря, не ожидал, хоть и верил, что Юта справится на все сто. Более того — на сто сорок. Сам Юта обещал подъехать к началу вечеринки, пофотографироваться для портфолио и похлопать великолепному — лучшему, как он уточнил позже, — организатору. Соцсети пестрят свежими фото в чёрно-бело-золотых тонах, Донёна поздравляют с безоговорочным успехом, за окном снова начинается снегопад, и всё действительно превосходит даже самые смелые ожидания. Кроме одной небольшой детали — Юта снова опаздывает. Тянуть дальше нет смысла, Донёна подталкивают к сцене, а он всё вытягивает шею, пытаясь рассмотреть светлую макушку в толпе. — Всем добрый вечер, — откашлявшись, говорит он в микрофон. — Начну, как полагается, с благодарностей. Спасибо вам за то, что пришли, спасибо нашему уважаемому директору за возможность организовать это мероприятие, спасибо всем тем, кто с этим помогал, и отдельное спасибо… — на этих словах Донён наконец видит Юту, раскрасневшегося и пытающегося перевести дыхание, у самого входа, и это придаёт ему уверенности. — Отдельное спасибо человеку, который выложился на максимум и создал настоящее чудо не только в этом зале, но и в моём сердце. — Ему что, шампанское вне очереди предоставили? — слышится громкий шёпот из зала почти в абсолютной тишине, и Донён не может сдержать улыбки. Ещё пару недель назад он даже представить не мог, что скажет подобное перед огромной толпой, а теперь чувствует себя опьянённым без алкоголя. — Нет, у меня всё распланировано, шампанское будет чуть позже. Так вот, о чём это я… Пожалуйста, не забывайте, что чудеса рядом всегда, не только в рождественскую ночь. Вам нужно просто открыть для них своё сердце и продолжать верить. Донён смотрит на Юту, глаза в глаза, и понимает, что говорить дальше нет смысла. Он понял. — На этом я, пожалуй, откланяюсь и предоставлю слово ведущему, который наверняка будет менее занудным. Спасибо за внимание. Под шквал аплодисментов Донён лавирует в толпе так уверенно, будто это не он вовсе совсем недавно пытался сжаться до размеров песчинки в переполненном людьми магазине. — Честно признаюсь, не ожидал такой высокой оценки, — говорит Юта, когда Донён наконец подходит к нему почти вплотную. Он весь будто сияет в строгом костюме и белоснежной рубашке, и Донёну больше ни до кого в этом зале нет дела. Они выходят в пустующий, но не менее великолепно украшенный коридор, оказываясь в стороне от постепенно набирающего обороты веселья. — Кажется, я не перевёл тебе деньги от себя лично, — внезапно вспоминает Донён. — Напомни мне об этом завтра. Громкий хохот Юты становится для него неожиданностью. — Я серьёзно. — Прости, — выдыхает Юта, отсмеявшись. Его щёки всё ещё слегка красные, а взгляд — наверняка такой же как у самого Донёна, искрящийся чем-то, что не поддаётся описанию. Чем-то вроде… счастья? — На самом деле я хотел заключить с тобой новую сделку. Выдержав паузу для большего эффекта, он продолжает: — Помнишь, ты говорил, что будешь отдыхать целую неделю? — кивок в ответ. — Как насчёт на эти семь дней подарить мне сто сорок процентов своего внимания? — И что же я получу взамен? — Донён, кажется, готов согласиться вне зависимости от условий, потому что и без того собирался сделать что-то подобное. — Моё сердце, — отвечает Юта так просто, что даже не верится. — На все сто сорок процентов. И разве это не лучший из возможных вариантов?