навылет

      Равномерное чирканье зажигалки иголками впивалось в тишину, стоячей водой наполнившей маленькую квартиру в Питере. Филатова рыкнула с зажатой меж губ сигаретой и откинула бесполезную зажигалку куда-то в темноту. Прикрыв глаза, она выдохнула через нос и разочарованно достала никотиновую палочку изо рта. От постукиваний по подоконнику из бумажки высыпалась половина содержимого, и через минуту пустого сверления ночных огней Кира всё-таки выкинула сигарету в окно и прошла вглубь квартиры. Хлопнула дверь. Агент даже не вышла в прихожую, а в такт её догадке донеслось возмущённое: — Попросил же выкинуть это к херам, — никто иной, как Артём Дзюба наверняка увидел разбросанные на кухонном столе упаковки от Доширака. А Кире было откровенно плевать на то, что он там просил — она тоже просила. Умоляла пустить её на помощь к Игорю, и если бы только… — Ты что, ревёшь? — Иди на хер, — прохрипела Филатова из последних сил. Волна боли снова накатила, охватила худое тело и сжало в своих жёстких объятьях. Подступающие слёзы встали поперёк горла, ведь Кира обещала себе ещё в ночь того дня, что слабость проявлять больше никогда не будет. — Кир, — голос Артёма смягчился, кровать ощутимо прогнулась под его весом, — Кир, пожалуйста, посмотри на меня. Филатова не шевелилась, продолжив равнодушно пялиться в окно и сжимать серую простыню в кулак. Она думала, что станет легче — если она уйдёт из ЦСКА, покинет Москву и переедет в дождливый Питер, в которой ей оставалось бы только по старой-доброй традиции пить. Она бы так и сделала — бухала, не просыхая, чтобы заглушить когтями разрывающее душу осознание утраты самого дорогого человека. Она бы на Луну выла, шептала бы только одно имя в пьяном бреду, но… Артём Дзюба прицепился к ней, словно банный лист, и добился-таки того, чтобы Киру приняли в Зенит, раз в Москве она оставаться была не намерена. Артём Дзюба каждый день мельтешил перед глазами, встряхивал за плечи, заталкивал в душ и выкидывал все запасы вина из её холодильника. У Филатовой даже сил не было злиться — будто вся ярость осталась там, на берегу той злосчастной реки. Она была опустошена. Руки предательски дрожали, когда впервые за долгое время прикуривала сигарету за гаражами какими-то. — Так, — зенитовец как обычно жёстко прервал тягучий ход её мыслей, — вставай давай. Семак прислал одно дельце. Сказал, тебе работёнка. — Далеру отдай, мне некогда. — Да ну? А когда там перерыв между первой порцией саморазрушения и второй? — Дзюба, свали на хер и не появляйся больше, — просипела Кира, крепче обнимая подушку. Как же её выворачивало от воспоминаний — а прошло уже полтора года. Долгих полтора года, мучительно медленно прошедших перед потускневшими глазами агента. Собственная память играла с ней злую шутку. Филатова просыпалась и чувствовала фантомные ленивые поцелуи в плечо. Всё ещё сонная она поворачивалась на бок, и улыбка сползала с её лица — вторая половина постели была пуста. Пуста вот уже восемнадцать месяцев. — Сейчас я уйду, — отчеканил Артём, — но завтра снова вернусь. И, если опять застану тебя в этой позе эмбриона, насильно вытолкаю на улицу. — Я сменю замки. — Я выломаю твою чёртову дверь, Филатова, не нарывайся. Хлопнула дверь. Кира снова осталась в компании четырёх молчаливых стен. Совсем скоро в них затерялись сдавленные всхлипы и рваные болезненные стоны. Выйдя из подъезда, Артём приостановился на секунду и, задумчиво покрутив мобильник, всё же отправил одно-единственное сообщению на неизвестный номер.

«Она совсем плоха»

Дзюба переживал. Переживал за девушку, которая когда-то сводила мужчин с ума своей грацией, а теперь — делала это своим мрачным взглядом исподлобья. Переживал за девушку, которая когда-то с такой аккуратностью закручивала белокурые локоны в пучок, а теперь — лишь изредка проходилась расчёской по короткостриженым волосам. Кира Филатова стала другой. Не улыбалась, а скалилась. Не говорила, а огрызалась. Кира была полна ядовитой боли, разъедающих «бы», рушила себя по кирпичикам. Она потеряла вкус к жизни — на редкие задания выходила призраком, выполняла работу, вновь закрывалась в своей квартирке. Больше не бралась за операции по захвату, не могла работать в паре с кем-то, кроме Игоря — только миссии по ликвидации. Только, если дана чёткая установка — устранить. Рука у неё не дрожала, сердце билось ровно. На правой ладони у неё удобно устроилась голова дракона, чьё чернильное тело оплетало всю руку до локтя. Даже Артёму, привыкшему к чужим страданиям, было тяжело смотреть на такую Киру. Особенно, когда он знал то, о чём были осведомлены лишь несколько человек, включая Гончаренко, Семака и, по стечению обстоятельств, самого Тёмы. Весь этот отвратительный спектакль затянулся. Артём больше не мог молчать. Однако его собеседник на том конце провода не удостоил ответом. Впрочем, Дзюба знал — его сообщение прочли. Развязка была близка. Операция, рассчитанная на два года, грозилась подойти к логическому завершению раньше из-за поразительной продуктивности спецгруппы. — Собирайся, — Артём нагрянул не на следующий день, не через два, а через чёртовых две недели, за которые Кире практически удалось слиться с кроватью. Поэтому она только лениво скосила глаза в сторону зенитовца и вздохнула. — Чё ты там обычно берёшь на долгосрочные миссии? Мы в Париж едем, это тебе не хухры-мухры, — Дзюба по-хозяйски распахнул шкаф и тупо уставился на чёрную одежду. — А ты совсем не в курсе существования других цветов? Я, конечно, молчу про розовый, но серый? Тёмно-синий? Зелёный? Филатова молча приподнялась на постели и смотрела в спину агенту. Мозг отказывался воспринимать пустой трёп Тёмы. Голова гудела. Всё тело будто онемело. Сказывалось отсутствие физической активности, скуренные сигареты и опустевшие бутылки белого вина под кроватью. К счастью, Дзюба их ещё не видел за длинной свисающей простынёй. — Какой нахер Париж, Дзюба? — Кира устало потёрла лицо руками. — Ты мне романтическое путешествие решил устроить? Ебанулся совсем? — У нас задание, Филатова, — хмыкнул Артём, довольный хоть каким-то отблеском эмоций в словах девушки. — Срочное. Семак лично назначил состав. Так, сама чемодан соберёшь или мне это сделать? Кира прожигала его взглядом. Неугомонный Дзюба ведь не исчезнет, не испарится, что бы она ему ни сказала, ни прокричала. Злость, когда-то вспыхнувшая к нему за то, как он удержал её на том берегу, давно изжила себя. Куда бы Филатова ни посылала Тёму, он всё равно возвращался и возвращал дыхание улицы в тесную квартирку. Если бы не Артём… Кира не хотела об этом думать. Раньше она считала себя слишком сильной для самоубийства, но, поразительно, как появление одного человека смогло перевернуть весь мир с ног на голову. Кира даже немного ненавидела Игоря. За то, как он приручил её. За то, как подсадил на иглу своей любви, а теперь покинул и оставил беззащитной перед всеми жизненными ветрами. Но эта ненависть была лишь секундной слабостью. Филатова любила Игоря Акинфеева. Любила своего дракона. — Свали от моего шкафа, — выдавила наконец агент и нетвёрдо прошлёпала босыми ногами к дорожной сумке. — Сляпай мне бутеров, жрать хочу, не могу. — Я тебе там пакет из Мака принёс. Кира недоверчиво прошествовала на кухню и заглянула в бумажный пакет с эмблемой Макдональдса. Втянув в себя давно забытые запахи еды, пусть и не самой здоровой, Филатова чуть приподняла уголки губ в подобии улыбки, которое Тёма успел заметить. — Есть всё-таки польза от тебя, двухметровое недоразумение, — фыркнула агент и вгрызлась в бигмак с таким аппетитом, что Дзюба не смог удержать смешка. — А фто фа фафание? — с набитым ртом проговорила Кира, жадно запивая всё кока-колой. — Отвратительно, — наигранно скривился Тёма и цапнул картошку-фри, за что сразу же получил по рукам. — Ебать, на тебе штаны еле держаться. Помнишь хоть, когда в последний раз ела? — М, дай подумать. Вчера вечером — пачку M&M’s. — Кира… — Не начинай, — глухо припечатала Филатова и закинула в рот охапку картошки. — Я не просила тебя быть моей нянькой. — Ты — нет. — А кто тогда? Я хрен кому сдалась здесь, не заливай. — Денис, — только и сказал Дзюба, а от родного имени в дрожь бросило. Ей вспомнилось, как после утраты Игоря Черышев написал ей, но, не получив ответа, примчался в Москву. Безмятежный взгляд его заметался при виде подруги. Он протянул руку, пытаясь дотронуться, но Кира отшатнулась, словно дикая — тогда ей было тошно от одних прикосновений, не его пальцев на своей коже. Денис говорил, что всё будет хорошо. В его объятьях Филатова впервые после той миссии разрыдалась. И не тихо, а навзрыд, как раненый зверь, хватаясь за плечи Черышева, что быстро-быстро шептал какие-то слова поддержки. А легче не становилось. — Ты… рассказал ему? — Нет, примчался бы ещё, а в Испании без него волосы бы рвать начали, — пожал плечами зенитовец и посмотрел на часы. — Ты поела? Дуй шмотки собирать, самолёт через два часа. — Что? Два часа? А раньше ты предупредить не мог? — возмущённо всплеснула руками Кира, вытирая заляпанные в соусе пальцы салфеткой. — А у тебя дела какие-то запланированы что ли? — Да пошёл ты. — Только с тобой, Филатова! Агент показала средний палец и скрылась в комнате, где тут же пододвинула к себе дорожную сумку и парой чётких движений скинула на её дно всё самое важное. Поразмыслив немного, закинула новенькую пачку сигарет и зажигалку — вряд ли ей выдастся время искать на улочках Парижа ближайший киоск. Даже в голове столица Франции звучала бредово — ну, как миссия у Зенита может быть там? Неужели Эйфелеву башню решили подорвать? — Почти, — коротко ответил Дзюба, когда они поднимались по эскалатору в аэропорту. — Долгая история. В самолёте скину тебе материалы. — У меня телефона нет. — Чего, бля? — Артём установился на неё, как на восьмое чудо света. — На прошлой неделе был. — Сломался. Не рассказывать же Тёме, что в порыве неконтролируемой истерики она кинула бесполезный гаджет в стену. Дзюба, к счастью, допытываться не стал, только буркнул что-то вроде: «На моём прочитаешь» и взял Филатову за руку, чтобы она не затерялась в бесконечном потоке людей. Кира благодарна сжала мужскую ладонь и постаралась догнать длинноногого зенитовца, но получалось только смешно семенить за ним. В самолёте Артём по-хозяйски занял место у окна, но зато позволил агенту закинуть свои ноги себе на колени. Кире постоянно некуда было деть эти чёртовы ноги, хотя Дзюбе ли об этом не знать, но он стоически терпел весь полёт — только ныл девушке над ухом о том, как он ненавидит все эти перелёты и переезды. А Филатова его не затыкала, просто потому что в тишине — медленно погибала, а трёп зенитовца как спасительная соломинка. Она цеплялась за его слова, что-то хмыкала, дремала, но весь полёт сжимала его ладонь в своей — как доказательство того, что Артём рядом. Что хоть кто-то рядом, готовый предоставить свою дурацкую помощь. Штаб-квартира Зенита в Париже находилась практически в центре, у всех под носом в виде довольно уютного музыкального магазинчика, которым заведовал милый француз с обворожительной улыбкой. У Киры чуть зубы не заскрипели от этого сахарного парня, но, к счастью, Артём быстренько увёл её в сторону подсобки, которая оказалась размером со всю чёртову кофейню. За широким столом уже заседали Заболотный, Далер и… Набабкин. Филатова не виделась с армейцами вот уже полтора года и, если честно, ещё бы столько не виделась. ЦСКА олицетворял лишь один человек, и его не стало. Кира неосознанно отступила назад, наткнувшись на широкую грудь Артёма. Кирилл продолжал держать зрительный контакт, сцепив руки на столе в крепких замок. Он не узнал её вначале. Разве эта их принцесса? О, нет. Потеряв свою опору и защиту, Кира сама стала ею. Она сама стала драконом. — Садись, — кинул Дзюба на место рядом с Антоном. — Где кэп? Кирилл странно дёрнулся. — Скоро будут, — ровным тоном ответил он и уткнулся в какие-то бумажки на столе. В помещение плотно сгустилось напряжение — Кира нервно застукала пальцами по столешнице, чем вызвала недовольный взгляд Заболотного, но ей было плевать. То, что дал прочесть ей Тёма, волновало её сильнее — отгремело три теракта в разных точках Европы, готовилось ещё два крупных, и, чтобы выяснить, кто занимается их подготовкой, Зениту и, как видно, ЦСКА пришлось знатно поработать. Делать всё приходилось осторожно и тонко, чтобы никто из преступников не смог ничего понять, чтобы расслабились и растеряли бдительность, а главное — не поменяли планы. Только вот зачем им она, Кира, оставалось загадкой — Семак или сам Дзюба темнили, и Филатовой это чертовски не нравилось. Двери распахнулись. Кира сделала вдох и, кажется, забыла выдохнуть. Лёгкие зажглись огнём, а в глазах подозрительно защипало, пальцы судорожно вцепились в гладкий край столешницы. Перед ней стоял Игорь. Всё такой же… живой. Живой-живой-живой, стучало в мозгу у Филатовой, когда она вскакивала с места и останавливалась в шаге от мечты, которая уже давно казалась ей более недостижимой. — Ты его брат-близнец? — хриплым шёпотом, протянув пальцы к лицу и тут же их одёрнув. — Кира, — ох, этот голос, сводивший её с ума в минуты единения и на заданиях, в реальности и во снах. Агент пошатнулась, но тут же упёрлась бедром в спинку стула, продолжая сканировать мужчину перед собой. В помещении воцарилось гнетущее молчание, а Кира не спешила его разрывать — она уже ничего не понимала. И, если это была чья-то шутка, Тёма подсыпал ей что-то в колу из Мака, то, очнувшись, она убьёт его собственными руками. Потому что нельзя так. — Это я, принцесса. Прости меня, я должен был, ты… — Акинфеев не мог собраться с мыслями, хотя всю дорогу до штаб-квартиры придумывал, как лучше начать этот нелёгкий разговор. Кира изменилась. Короткая стрижка, татуировка, сплошные чёрные оттенки в одежде, но при виде её внутри Игоря взорвалась тепловая бомба — страшно было осознать, как сильно он скучал. Каждый день с его мнимой смерти армеец порывался раскрыть Филатовой все карты, но вначале сам держал себя в руках, а затем — за него взялся Набабкин и Гончаренко. Тёма не одобрял, сопел в трубку недовольно и сухо отмечал всю ту херовую ситуацию, что творилась с Кирой. — С-сука, — сквозь зубы, словно змея, прошипела Филатова, разорвав купол тишины, и вцепилась в плечи Игоря, заглянув ему прямо в глаза. — Сука, — рыкнула зверем и вылетела из штаба неровной походкой. Завидев её, Семак благоразумно посторонился и не стал спрашивать, с какого хрена агент решила прогулять первое собрание. Ответ был, в принципе, очевиден. Никто и не ожидал от Киры спокойствия и принятия, скорее — Дзюба настаивал на мордобое и громких нецензурных ругательствах в сторону всех вся. Филатова, конечно, матюгнулась, но так — литературное же слово. Только за внешним безразличием таилась буря, которую Сергей Богданович укротить, увы, не мог, а потому молча прошествовал в кабинет и показательно захлопнул за собой дверь, отрезав путь пришедшему в себя Акинфееву. — Сядь. — Сергей Богданович… — Пойдёшь за ней и она тебе шею свернёт, — директор Зенита красноречиво крутанул ладонями в воздухе. — Чтоб уж наверняка. — Богданыч, ну вот что ты, — попытался вклиниться Дзюба, но был прерван хмурым взглядом. — Молчу. Игорёк, ты присядь. Обсудим детали. А потом уж… Игорь стиснул зубы так сильно, что сидящий ближе всех Далер мелко вздрогнул от едва слышного скрежета. Капитана ЦСКА в таком угрожающем состоянии не видели давно — последние полтора года он ходил, как в воду опущенный, как оживший призрак, позабывший, в чём смысл жизни. Миссия, к которой армейцы с зенитовцами готовились чёрт знает сколько, встала Акинфееву поперёк горла с тех самых пор, как впервые проснулся в одной постели с Кирой. Он ведь с самого начала знал, что придётся уйти. Инсценировать смерть. Улететь в Париж и внедриться в преступный синдикат, чтобы разрушить его изнутри. Задание такого уровня Гончаренко мог доверить только капитану своей команды, да и когда всё это начиналось, Игорь не был против. Кира спутала ему все карты, а он продолжал играть, уже не глядя на масть. Вся подготовка проходила мимо него, в мыслях только — что будет с его принцессой? — А ты чего ожидал? Что кинется с объятьями, в щёку поцелует и вы укатите на радужных пони в закат? — хмыкнул Артём, щёлкнув зажигалкой, тут же обдав силуэт Игоря сизым дымом. Они стояли в подворотне между музыкальным магазином и каким-то супермаркетом и курили. — Я волнуюсь за неё, — нервно бросил Акинфеев и затянулся. — Куда вот её понесло? Где она сейчас? — Вернётся к вечеру. — С чего ты так уверен? — Она захочет узнать ответы. Игорь задумчивым взглядом сверлил сигарету, зажатую меж пальцев, и пепел, падавшими на пыльный асфальт. Не знал он, что хотел. В глубине души — да, мечтал, чтобы всё разрешилось само собой, но… полтора года Кира думала, что он погиб. Скорбела. На могилу его ходила первые месяцы. Чуть жизнь свою не заперла в четырёх стенах, какое тут чёртово само собой? — Исчезни. Филатова даже в кромешной темноте разглядела родной силуэт, вид которого парадоксально не приносил облегчения. Киру ломало — от недопонимания, злости, матов, счастья. Но ни один её мускул не дрогнул, когда Игорь поднялся с постели и остановился напротив в двух шагах. Лунный свет освещал половину его осунувшегося лица — агент с грустью подумала, что любимые ею щёчки Акинфеева безнадёжно пропали. — Пожалуйста, выслушай меня… — Нет. — Почему? — Я умоляла тебя не оставлять меня, — просипела Кира, натянув рукава кожаной куртки на костяшки пальцев. — Я умоляла перестать являться ко мне во снах. Но ты не слышал меня! Ты торчал в хреновом городе влюблённых, пока я ревела, как идиотка, перед всем штабом ЦСКА и Зенита! — Прости меня. — Нахер мне твои извинения! Они не вернут прежнюю меня! Они не вернут прежних нас! — Кира с силой толкнула Игоря в грудь. — Все знали! Знали, что ты, сука, жив, пока я чуть в депрессию не впала в этом чёртовом Питере, в котором только пить! — Акинфеев перехватил её запястья, продолжив смотреть всё так же невозмутимо, чем ещё больше раздражал агента. — Что смотришь?! Не узнаешь?! Я теперь больше не твоя принцесса. Я, блять, никто! И это ты виноват! Я влюбилась в тебя, ты влюбил меня в себя, слышишь?! Чтобы потом бросить, — Кира захохотала в хватке армейца, откинув голову назад. — Какой гениальный план! Спорю, ещё никто так креативно не бросал свою девушку! Акинфеев с силой притянул её к себе, заставив уткнуться носом в пропитанную его парфюмом толстовку. В отместку Кира больно укусила его в плечо, чтобы отвлечься от подступающих рыданий, но Игорь даже не шикнул. Он продолжал мягко поглаживать её по волосам, шепча какую-то успокаивающую ерунду на ушко, пока Филатову потряхивало в его объятьях. От давно забытого чувства тепла и защиты ноги у девушки безвольно подкосились, и капитан, с готовностью перенёс её на кровать. — Я хочу спать. — Спи, — Акинфеев с лёгкой полуулыбкой провёл пальцами по лбу Киры, отбрасывая чёлку с глаз. — Я сейчас уйду. Филатова недовольно прикрыла глаза, отвернувшись от мужчины, и по привычке обняла соседнюю подушку. Её слух отчётливо улавливал, как скрипели половицы, как мягко прикрывал за собой дверь Игорь, а ещё — собственное тяжёлое дыхание. Кира понятия не имела, как должна была реагировать, что должна была говорить, но теперь, когда чёртов Акинфеев был на расстоянии вытянутой руки… — Стой! — тихо, но твёрдо позвала она и рвано выдохнула. — Поспи со мной. Пожалуйста. Капитан замер в дверях на мгновение, а затем оказался прямо перед лицом засыпающей Киры, а она улыбалась лениво в ответ на мягкие поглаживания ладони. — Это ничего не значит, — совсем уж неубедительно. — Я всё ещё зла на тебя. — Я тоже. — За что же? — За то, что оставил тебя, принцесса моя. Кира что-то промычала невнятно и погрузилась в объятья Морфея, которые больше не были холодными и отчуждёнными — сон вновь приобрёл тёплые оттенки, оттенки Игоря Акинфеева, что так осторожно приобнимал её за талию и оставлял невесомые поцелуи на голых плечах.