Грязь

Так больно и холодно смотреть на то, как твои руки машинально лезут в карманы прохожих, а на лице застывает скромная улыбка. Сую бумажники в карман, выхожу из метро и закуриваю сломанную сигарету. Люди так бестактны друг к другу, толкаются локтями, бурчат, закатывают глаза, унижают, и не замечают своей грязи на носу. Металлический голос в метро, оповещение о чём то не нужном, выводит меня из созерцания прохожих, как вбитый кол я стоял в бурном течение мимо идущих людей, невольно врезающихся в меня своими острыми плечами, сумками, тростями. Мне не нужно оглядываться, чтобы понять куда идти, ноги сами, несут меня по заученной дороге, прямиком к эскалатору, а оттуда по захолустьям домой. Прижимаю растянувшийся шарф к горлу, ветер как ножом режет щёки, уши краснеют от ноябрьской стужи. Руки словно наждачка, шелушится, и все в цепках. Мокрый снег хлюпает под осенней обувью, так не люблю всю эту погодную несобранность. Меня бы забило в ярости от непогоды, но живя столько лет в этом обществе, я будто наглотавшись таблеток, безразлично принимаю всё, погоду, людей, пищу, всё. Я бы так и зарос всем этим эмоциональным безразличием к жизни, как мхом, или плесенью, если бы не Ива. Такой до тошноты простой, обычный, но в тоже время, единственный, всё ещё живой, настоящий, до сих пор не увядший цветок. Мой глоток воздуха, что так тщательно заучивает тексты, готовится к пробам и к экзаменам, мечтающий выстрелить из нашей мусорки, и начать учиться. Возможно, я не увижу его больше после поступления, он найдёт новые интересы, но меня не тревожит всё это, пусть плывёт, этот стойкий бумажный кораблик, никто не потопит его, иначе мне придётся вновь сторожить ночами обидчика, с раскладушкой в кармане. Моя квартира, наша квартира на пятом этаже бетонной коробки. С застывшими деревянными рамами окон, с обшарпанными обоями, всё такая же по домашнему тёплая. Близкая нам двоим. Ива больше, чем друг. Он мой спасательный круг, который вытащил меня в детстве. Его дедушка стал мне отцом. Взял меня к себе, когда подростком родителей не стало. Ива был малышом, не имеющий матери, и никогда не слышавший её колыбелей. Мы стали семьёй, я, Ива, и отец. Он дал мне очень много, я никогда не забуду его. Дедушка скончался, Иву забрали, меня отдали в интернат. Мы прожили порознь десять лет, и когда я пришёл навестить Иву, будучи взрослым, он не узнал меня, забыл, он был подростком. Суетливый, заботливый, со своими тараканами, мечущийся из стороны в сторону, и так легко находящий контакт с людьми. Он не был задиристым как я, он выслушал меня, и сжимал мои руки от счастья, что я его забираю. Он внимал мне, и счастье в его глазах лилось рекой. С каждым днём я прикипал к нему сильнее, настигая пика. Сейчас он вырос, молод, но всё такой же яркий, как вспышка света. Он первый потянулся ко мне, без капли стеснения, на голову выше меня, с почти белыми, бездонными глазами. Не боясь моей реакции прижал к стене, крепкими руками удерживая на месте, хотя бежать я не собирался.