Незабудки

Она снова смотрела на эти смеющиеся карие глаза, и цветы в легких рапускались, не давая нормально дышать, заставляя ее согнуться в приступе кашля. Несколько маленьких, бледно голубых лепестков упали на парту. Девушка с ненавистью посмотрела на них, готовая разорвать голыми руками грудь, чтобы вытащить всю эту дрянь из легких, чтобы нормально вздохнуть, чтобы забыть боль. — Все хорошо? — Мягкий голос застал ее врасплох. Девушка быстро смела рукавом кофты лепестки, и те, словно голубые снежинки, полетели с парты на пол. — Хуже? — Намного… — Буркнула она, прикладывая холодную ладонь ко лбу. — Еще чуть-чуть, и я умру, понимаешь? — Не умрешь, если признаешься. Может это все взаимно? — Подруга присела рядом с девушкой. — Он не кашляет, по крайней мере, я не видела, и не слышала, — ее предложение прервал очередной приступ кашля, а с ним на парту посыпались цветки. — Гребаные незабудки, как я их ненавижу! — У меня были маргаритки. Знаешь, мне так не нравился их запах. А у него были нарциссы. В понимании значения: верная любовь и ответная любовь. Мы совпали. — Пожала плечами подруга, беря в руку маленький цветок. — Красивые… — С этой болезнью, я перечитала столько справочников по флористике, что могу ткнуть на любой цветок, и сказать что он означает! — Возмущенно проговорила девушка. — Мне так это надоело, я хочу быстрее умереть. — Попробуй влюбиться в другого человека, может там будет взаимно? — Нет никакой гарантии, я все равно буду страдать от этого кашля, все равно умру, есть ли в этом смысл? — Девушка огляделась в поисках возлюбленного, но так и не увидев его, облегченно вздохнула. — Без него мне проще дышать. — Ты мне нравишься, — осмелившись, сказала она, глядя в его недоуменно распахнутые глаза, цвета коры сухого дерева. — И я умираю. Понимаю, это не взаимно, ты не сотрясаешь воздух кашлем… — Тихо пробормотала она, опуская взгляд в пол. Парень усмехнулся, и наклонившись прошептал: — А ты не знала, что есть таблетки? Сердце девушки билось как бешеное, словно птица в клетке, пыталось пробить хрупкую оболочку из ребер и вырваться наружу, вывалиться жарким комком, состоящим из крови и маленьких, голубых цветков. Девушка подняла недоуменные глаза, встретилась с его насмешливым взглядом, и сдержала порыв кашля. — Зачем… Почему ты их пьешь? — Дрожащим голосом бормочет она, сжимая края кофты так, что ногти впиваются сквозь ткань в кожу. Парень осматривает ее с ног до головы, и наклоняется слишком близко к ней, что она чувствовала его прерывистое дыхание, слышала, как колотилось его сердце. — Потому что я хочу, чтобы ты умерла, — ухмыляется он, и отпрянув от ее пылающего лица, быстро уходит куда-то в темень коридоров школы. Крик рвал голосовые связки на части. Она кричала, билась об стены, захлебывалась кровью, и плевалась месивом из кроваво-голубых цветков на пол. Ее рвало не собственными легкими, а ненавистью, которая прочно смешавшись с любовью, выходила из нее. Грудь разрывало от боли, и она могла только кричать его имя в пустоту квартиры, пачкая кровью обои. — Ненавижу! — Визжала она, и ее снова рвало кровь, рвало на части от боли. — Ненавижу! — Было ее последним словом, перед тем, как ее бледное, обезкровленное лицо, не исказилось в гримасе боли, и уже безжизненное тело не упало на пол, разбрызгивая алую жидкость. В тот день, ушли двое. Она — захлебнувшись своими легкими и незабудками. И он, вскрыв в ванной вены, на руках, о которых мечтала девушка, захлебнувшаяся любовью к нему.