Когда закончилась война

Лаборатория находилась практически в центре Лондона и уже была закрыта, но Макнейр несколькими привычными движениями палочки вскрыл замок, наложил Замораживающее заклятие на систему сигнализации и по-хозяйски вошел внутрь. Снейп последовал за ним, тщательно заперев дверь за собой. – И часто вы так делаете? – поинтересовался он у напарника. – Да почти все время. Анализы попроще я давно уже делаю сам, думаю, что и вы бы тоже уже смогли. Что посложнее – отдаю знакомым магглам, у меня же диплом хирурга, забыли? Я вполне сошел бы среди них за своего, если бы захотел уйти из колдовского мира. Но уходить мне не хочется. Заниматься только одной стороной скучно, сочетать магию и медицину куда как интереснее, не находите? – Согласен, – Снейп с интересом разглядывал окружавшую его аппаратуру. Магглы и впрямь удивительные существа – изобрести столько всего без применения волшебства, но при этом наделить каждую вещь своей, особой магией. Как жаль, что все это не работает в местах повышенной концентрации чар, особенно новенькая электроника, о которой ему столько рассказывал Макнейр. Пока он осматривался, целитель занимался тем, для чего они сюда пришли, и Северус не мог не заметить, что тот и впрямь чувствует себя здесь как рыба в воде. – Может, нам бы следовало обзавестись собственной маггловской лабораторией, – усмехнулся он, наблюдая за действиями напарника. – Я давно уже об этом мечтаю. Как накопим денег, обязательно купим себе такую. Министерству и госпиталю необязательно об этом сообщать. Вряд ли поймут правильно. Хотя, как по мне, ничего такого в этом нет. Объедини мы усилия с маггловскими целителями – уже сообща избавились бы от половины того, что не можем вылечить до сих пор. Снейп присел на краешек высокого табурета у одного из столов и оперся локтем о столешницу, задумчиво рассматривая обстановку. Сколько всего он мог бы здесь сделать! Научиться пользоваться всем этим, получить дополнительное образование, заняться той же генетикой… Сколько возможностей! Неудивительно, что и Гриндевальд, и Вольдеморт так боялись маггловского мира. Да, здесь нет магии, но их технологии вполне это компенсируют в очень многих аспектах жизни. Пока работала центрифуга, Макнейр рассказывал ему, для чего предназначен тот или иной аппарат, и полчаса пролетели незаметно. Полученная сыворотка перекочевала в герметичный контейнер, и напарники отправились обратно в Мунго. – И что вы теперь будете с ней делать? – полюбопытствовал Макнейр, глядя, как Снейп изучает желтую жидкость при помощи палочки. – Дрессировать монстра. Целитель поднял брови: – Это какая-то новая метафора? – Вроде того. Помните, мы говорили на днях о том, что такие мощные вирусы, возможно, обладают каким-то разумом или сознанием? – Помню, и даже читал какие-то исследования на эту тему. – Я сейчас сделаю кое-что. Закройте меня щитом на всякий случай. – Здесь же нет ничего взрывоопасного. – Я опасаюсь не взрыва. Макнейр пожал плечами и наставил палочку на своего напарника. Северус буквально кожей ощутил, как вокруг него замкнулся защитный кокон. Вмешательство хоть и будет минимальным, но защита здесь нужна не столько от субстанции в его руке, сколько от него самого. Вдох-выдох. Поехали. Агрессивная сущность в сыворотке ощущается намного ярче, чем в крови. Северус впервые в жизни использовал собственную энергию для создания снадобья, хоть, по сути, снадобьем это уже не назовешь. В зельеделии палочка требовалась разве что для контроля высоты пламени под котлом, все остальное – чистая химия и внимание к деталям. Но можно ли решить эту проблему как-то иначе – пока непонятно. Ведь они и впрямь перепробовали до этого все, что было им доступно. Подчинить эту тварь. Затолкать в пределы этого злобного сгустка энергии свежий отпечаток, снятый с вируса ликантропии, чтобы сфокусировать все внимание на этом новом раздражителе. В капле крови это было легче. Здесь же – концентрированная агрессия. Снейп едва ли не физически чувствовал, как эта зараза готова жрать все, что попадется на пути. Отлично. Просто отлично. А теперь добавить еще чуть-чуть энергии, для закрепления эффекта. Поток обрывается на выходе. Пробирка в его руке слабо мерцает. Макнейр снимает защиту. Смотрит круглыми глазами: – Северус, порой вы и впрямь меня пугаете. Видели бы вы сейчас свое лицо. – Порой я и сам себя пугаю, Коннелл. Возьмите. Только смотрите, чтоб на кожу не попало. Хоть вирус и не передается через кожу, но, думаю, рисковать все равно не стоит после того, как я над ним поработал. Макнейр берет у него пробирку. Снейп легким движением палочки извлекает из-под стазисных чар образец крови Браун, ловит пробирку в воздухе и капает несколько капель на свежее предметное стекло. Макнейр склоняется над столом: – И что, прямо вот так будем смешивать? – Начнем с одной капли. Прямо в центр. Целитель выполняет указание и с жадностью прилипает к окуляру микроскопа. Снейп ждет, кусая губы. Он не может понять свое состояние сейчас. Это не нервы, но и не спокойствие. Не азарт, не любопытство, не страх, что ничего не получится. И не полный вакуум. Скорей, ощущение какого-то рубежа. И пока непонятно, есть ли силы перешагнуть его. Через несколько минут Макнейр отрывается от микроскопа. Тупо пялится в стену перед собой, затем снова склоняется к окуляру. А потом поворачивается к Снейпу и делает несколько беспорядочных жестов в воздухе, молча открывая и закрывая рот. – Ну? – не выдерживает, наконец, Северус и делает шаг к столу, чтобы и самому заглянуть в окуляр. Долго всматривается в изображение, пытаясь понять, что же такое он сейчас видит. Затем на всякий случай проверяет пробирку, из которой был взят образец крови. Точно Браун. Убрать стекло с результатами, поместить новое, капнуть еще один образец. Всмотреться. Все верно, ее кровь. Вернуть только что обработанный образец. Посмотреть еще раз. Он поднимает голову и смотрит на своего напарника. Тот, наконец, обретает дар речи. Но почему-то исключительно нецензурной. У Снейпа уходит несколько секунд, чтобы понять: Макнейр ругается, потому что этот сложный клубок эмоций невозможно выразить никакими пристойными словами. Кровь Лаванды Браун, только что обработанная сывороткой, абсолютно чиста. Ни единого признака обоих вирусов. Самая обыкновенная кровь здорового человека. Коннелл хватает его за обе руки, не в силах совладать с собой. На его лице написано до того глупое восторженное выражение, что Снейпу в какой-то момент становится неловко. – Профессор, – от волнения напарник забывает, что они давно уже зовут друг друга по именам, – профессор, вы… я… ох… Есть! Есть! – Да, похоже, это работает, Коннелл, – усмехается Северус, ненавязчиво отодвигая его от себя. – Соберите-ка свои мозги, будьте добры, работы у нас еще много. Давайте я покажу вам, что и как я сделал. А потом попробуете с другим образцом. – Вы думаете, у меня получится? А заклинание? Это же что-то новое? – Здесь не нужно даже заклинание, Коннелл. Только немного собственной силы. И визуализация, чтобы облегчить себе задачу. Но надо потренироваться. Нам обоим. – Я… да… хорошо. А дальше? – А дальше – вы отнесете обработанные образцы на повторные анализы. Надо убедиться, что вирусы и впрямь взаимно уничтожились. Что вы видели в процессе? Видимая реакция была? – Была, – Макнейр взъерошил свои волосы обеими руками, все еще неверяще таращась на микроскоп. – Довольно бурная. Подозреваю, что если в таком крохотном объеме крови наблюдалась такая реакция, в живом человеке будет гораздо интенсивнее. Рискну предположить, что при этом у пациента может быть высокая температура, судороги… и одному Мерлину известно, что еще. Может и сердце отказать. На ком же нам это протестировать? Снейп не придумал, что ответить на этот вопрос. Пробовать это сразу на Лаванде и впрямь очень опасно. Надо хотя бы просчитать вероятности и провести еще несколько экспериментов. И тогда… тогда… Неужели он наконец-то сможет снять со своей души еще и этот камень? Гермиона, встретившая его в гостиной, с непроницаемым лицом протянула ему конверт со взломанной печатью министерства. Внутри лежал плотный лист пергамента, подписанный экзаменационной комиссией. Северус просмотрел его и поднял брови: – Ну, и для чего тебе все-таки «Сверх ожиданий» по алхимии? Что ты в итоге собралась делать с этим предметом, если он все равно шел как факультатив? – Ничего не собралась. Просто мне было интересно. А для работы в министерстве достаточно остальных семи предметов в любой комбинации. – Ну, это все равно проходной балл, так что – восемь П.А.У.К. Неплохо. – А у тебя сколько было? – ревниво прищурилась она, забирая у него из рук конверт и оценки. Северус улыбнулся одними уголками губ: – Столько же. Но вместо истории магии я сдавал гербологию. А по алхимии у меня было «Превосходно». Надеюсь, ты не будешь завидовать моим школьным оценкам? Или тебе до сих пор нужно кому-то что-то доказывать? – Ты хоть в чем-нибудь хоть раз ошибся? – пробурчала она, отправляя конверт на каминную полку. – Или и дальше будешь везде демонстрировать свое академическое совершенство? – На себя посмотри, – фыркнул он, обнимая ее за талию и притягивая к себе. – За что ни возьмешься, вся такая правильная, и все у тебя получается. В трансфигурации ты меня точно обошла. У меня было на балл ниже. Гермиона наградила его такой сияющей улыбкой, что ему показалось, будто в комнате сразу стало светлее. – Значит, у нас одинаковые оценки – семь «Превосходно» и одно «Сверх ожиданий». Н-ну, профессор, и когда мне ждать праздничный ужин? – Можем пойти в ресторан прямо сейчас, если хочешь. Или куда-нибудь еще. Куда скажешь. Сегодня… твой день, дорогая. Она внимательно всматривалась в его лицо. Северус безмятежно смотрел в ответ, слегка прикрыв эмоции, чтобы она не видела, какое невероятное облегчение он сегодня испытывает. Работать еще есть над чем, прежде чем они решатся применить сыворотку к Лаванде, но основная часть исследований завершена. Больше никаких диких головных болей в течение дня. И Гермиона теперь тоже наверняка успокоится. Изнурительная учеба окончена. Теперь они смогут заниматься чем угодно. Гермиона погладила его по спине и потянулась к его губам: – Ресторан будет кстати – я сегодня обленилась и ужин не готовила. А потом пойдем к морю. К черту Кэрроу. И охрану к черту. Мы не обязаны перед ними отчитываться, куда ходим. – Сегодня можно, – улыбнулся Северус, целуя ее в ответ. Хорошо. Как же хорошо, когда вокруг столько света. ***** Когда коридоры Св. Мунго опустели, и охрана закрыла все входы и выходы на ночь, Снейп, весь вечер изображавший бурную деятельность в лаборатории, высунул голову в коридор, напряженно прислушиваясь. Вроде бы все ушли. Макнейра он отправил домой еще час назад – вид у целителя был измотанный, он отдежурил две смены подряд и буквально валился с ног. Снейпу крайне важна была тишина и одиночество, чтобы собраться с мыслями и сделать то, что он задумал. Убедившись, что на пятом этаже больше нет ни посетителей, ни дежурных, зельевар вернулся к своему столу и в сотый раз перепроверил все свои записи. Еще вчера у него были сомнения. И вполне обоснованные. Испытать разработанную сыворотку было решительно не на ком, они могли довольствоваться исключительно лабораторными тестами, и Макнейр, еще год назад не сомневавшийся бы ни в чем, теперь бледнел от страха, что препарат не сработает или сработает не так, как они ожидали. Время шло, а он все не решался на последний эксперимент. И небезосновательно. Если в их расчеты закралась ошибка – Лаванда Браун почти наверняка умрет. Хорошо бы провести тест на какой-нибудь мрази вроде Фенрира, чтобы в случае чего не жалеть о смерти подопытного. Увы, Сивый мертв. Снейп сомневался, что они смогут найти добровольца на этот эксперимент. Вряд ли кто-то из оборотней согласился бы так рисковать жизнью. Нет, его не волновали возможные последствия для него самого. Больше не волновали. От девочки и так отказались все целители. Она умерла бы в любом случае. Может, через год. Может, через два. Умерла бы без малейших просветлений сознания, и ее семья об этом знала, когда выдавала ему письменное разрешение на эксперименты. Никто даже не рассчитывал, что им удастся продвинуться так далеко и остановить ее частичные трансформации. Когда Макнейр все-таки рассказал об этом мистеру и миссис Браун, они смотрели на Снейпа такими глазами, что он не знал, куда деваться и как реагировать. Несмотря на то, что девочка по-прежнему никого не узнавала, ее родители чуть ли не подняли мастера по зельям на пьедестал уже за одно то, что он сумел решить первую из целого ряда ранее нерешаемых проблем. Хоть и не самую главную. Снейп страшно смущался и прятался от них в лаборатории, раз за разом повторяя, что не сделал ничего особенного для каких-либо проявлений благодарности. Пока не сделал. Его беспокоило совсем другое. Эксперимент надо провести во что бы то ни стало, закрыв глаза на все моральные принципы и недопустимость подобных действий. Это единственный возможный вариант. Уже зная, как Макнейр привязался к девчонке, Снейп не мог оставить все как есть. Не мог не воспользоваться единственным на миллион шансом нивелировать все сотворенное им зло. Но если что-то пойдет не так, и Браун умрет… Он больше никогда не сможет спокойно спать. И никакая терапия не поможет. Всему есть свой предел. Оправдан ли этот риск снова провалиться во тьму и отчаяние, что он опять не сумел кого-то спасти? Снейп рассовал по карманам нужные склянки, прихватил припасенные Макнейром одноразовые шприцы и, не выпуская из рук палочку, отправился в палату их главной пациентки. Перегороженная решеткой комната показалась ему сегодня особенно мрачной. Лаванда Браун спала, свернувшись на койке клубком. Снейп закрыл и запер дверь в палату, наложил заклятие тишины, зажег свет, выгрузил все, что было у него в карманах, на столик со своей стороны решетки. Затем подошел к решетке и поднял палочку, готовясь обездвижить спящую девчонку. «Что я делаю?.. А если не получится?.. Коннелл убьет меня за одну только попытку». В госпитале на них и так косились как на сумасшедших. Применение маггловских методов исследований и лечения здесь не оправдывали, да они чаще всего и не работали, особенно когда дело касалось магических заболеваний и мощных проклятий. Тем более вряд ли оправдали бы вирусную терапию. Но Снейп, уже наблюдавший чудо в микроскоп, был уверен, что в данном случае все получится. Если только пациентка выдержит то, что будет происходить в ее крови следующие несколько часов. Кажется, он раньше считал, что Макнейр был беспринципен и циничен по отношению к своим пациентам? Снейп горько усмехнулся сам себе. По сравнению с тем, что он собирался сейчас сделать, Макнейр просто-таки образец порядочности. Но решение принято. И отступать сейчас – значит, окончательно сдаться и бросить это гиблое дело. Он не может отступить. Он должен спасти хотя бы одну жизнь. На кону стоит слишком многое. Если его постигнет неудача – ему уже никогда не искупить свою вину за все то, что он сделал. И тем более не рассчитаться за свою собственную жизнь, которую ему так щедро подарили непойми за какие заслуги. Или же, наоборот, вопреки всему. Кто бы знал, что слизеринцу придется так отчаянно желать хоть немножко той храбрости, присущей Дому Гриффиндора. Снейп взмахнул палочкой, фиксируя Лаванду на койке, чтобы она не начала дергаться или, что еще хуже, кусаться. Открыл дверь клетки, взял первые два из заготовленных пузырьков. Релаксант, чтобы снять спазмы, и жаропонижающее. Исходя из того, что он видел в микроскопе, это должно облегчить первые симптомы, едва сыворотка начнет работать. Если начнет. Дальше могут потребоваться зелья для поддержания работы сердца и легких, а также общеукрепляющие снадобья для повышения уровня иммунитета. Но едва он влил первое зелье, девчонка проснулась и тревожно заворочала мутными, широко распахнутыми глазами. Давать ей снотворное он не решился – сон может притупить реакции организма на лекарство. Снейп заставил ее выпить второе зелье, вернулся к столику и набрал в шприц тщательно рассчитанную дозу сыворотки, надеясь, что понадобится всего одна. Когда Макнейр научил его пользоваться шприцами, делать уколы и брать кровь из вены, чтобы сдать очередной образец в маггловскую клинику для анализа, Снейп подумал, что подобные методы забора крови куда гуманнее, чем то, что использовали волшебники. Он-то сам безо всяких промедлений просто резал руку ножом, если ему требовалась кровь. Маггловский способ был почти безболезненным и не требовал исцеляющего заклинания после. Макнейр, правда, всякий раз зубоскалил на эту тему и в весьма красочных эпитетах рисовал, что было бы, если бы руководство госпиталя узнало, чем они здесь занимаются на самом деле. Снейп обычно советовал ему заткнуться и не распространяться об этом на всех углах. Они и так уже нарушили целую кучу правил. Хорошо что в их взаимодействие с Браун никто не вмешивался. Одним словом – отказница. Никому не нужная, кроме родителей. Снейп снова подошел к койке. Нагнулся, перетянул руку девочки жгутом выше локтя, легонько помассировал, ища вену. Лаванда распахнула глаза еще шире, когда он ввел ей сыворотку и частично снял фиксирующее заклинание, чтобы она свободно двигала головой, руками и ногами, но встать с койки не могла. А затем он придвинул к койке стул и, держа палочку наготове, стал ждать. Первые несколько минут ничего не происходило. Снейп, нахмурившись, пристально разглядывал пациентку, то и дело поглядывая на часы, чтобы убедиться, что прошло достаточно времени для распространения сыворотки в крови. На четвертой минуте девчонка вдруг выгнулась на кровати, царапнула скрюченными пальцами воздух, словно ища, в кого бы вцепиться. И начала выть. Это была самая длинная и, пожалуй, самая страшная ночь в его жизни. Сыворотка подействовала, в этом не было никаких сомнений. Затаившийся в ней смертоносный вирус вылавливал в крови «вражеские» клетки, после чего две заразы вступали в ожесточенный бой за право существования в этом теле, взаимно уничтожая друг друга в этой схватке. Браун металась по койке, выла, стонала, пыталась разодрать себя ногтями, бешено мотала головой. Через каждые 10-15 минут наступали короткие паузы, и минуту или две она в изнеможении обмякала на постели, загнанно дыша открытым ртом. Густые пшеничные кудри сбились и свалялись в нечесаное мочало, губы посерели и пересохли. Температура поднялась до сорока и рвалась выше. Снейп вливал девчонке жаропонижающее, сбивая вредные градусы, смачивал ей губы водой, разминал скрюченные судорогами пальцы, тщательно отслеживая все проявления действия сыворотки – и все повторялось сначала. Он быстро, почти не глядя, отмечал время и интервалы каждого приступа, записывал реакции, температуру и применяемые снадобья, снова возвращался к койке, напряженно следя за девочкой и молясь всем известным богам, чтобы они даровали ей жизнь и рассудок, а ему – сил продержаться до утра. Будь он Макнейром, он, наверное, пытался бы говорить с ней, успокаивать, утешать, может, даже гладил бы. Но он знал, что она все равно его не слышит. И говорить ей что-либо – напрасно сотрясать воздух. Еще полчаса. И еще. И еще. Пустеющие один за другим флакончики с зельями. Перекошенное от боли, агонизирующее лицо. Судорожные хриплые вздохи в попытке надышаться, казалось, разрывавшие грудную клетку изнутри. Вой, лай, крики, стоны. Раз за разом выстреливающая в пространство рука, готовая разодрать, выцарапать глаза, что угодно, только бы прекратился этот жар, сжигавший вены. Бессмысленный, остановившийся взгляд мутных голубых глаз из-под чуть подрагивавших ресниц. «О, боги, что же я наделал?..» Только не умирай, слышишь? Не смей умирать! Не смей, не смей, не смей!.. Пришедший рано утром на работу Макнейр, увидев на столе в лаборатории целую батарею флакончиков и так и не убранные свитки с результатами последних тестов, мгновенно все понял и в ужасе ринулся в палату. Заперто. Трясущимися руками направив палочку в замок, едва вспомнил нужное заклинание, рванул дверь – и остолбенел. Дверь клетки была распахнута настежь. На полу валялись пустые склянки. Много склянок. На столике у самой решетки – использованный шприц, перо и длинный, чем-то закапанный свиток записей вкривь и вкось. Снейп сидел на полу в изголовье кровати, упираясь спиной в стену, без своего традиционного сюртука, в одной рубашке с закатанными рукавами, и спал мертвым сном, слегка запрокинув голову и приоткрыв рот. На его висках проступила испарина, волосы слипшимися черными сосульками обрамляли посеревшее, измученное лицо. Весь его вид говорил о предельной усталости. Макнейр, забыв дышать, переступил порог и приблизился к решетке. Лаванда Браун, вся мокрая, со спутанной пшеничной гривой, расслабленно лежала на койке, удерживаемая широким мягким фиксатором поперек талии. Ее веки были опущены, лицо слегка порозовело. Когда под ногой целителя звякнул пустой флакон, девочка повернула голову – и на Макнейра глянули знакомые помутневшие голубые глаза. С той лишь разницей, что взгляд был осмысленным. Увидев его, она сощурилась, как от яркого света, пытаясь рассмотреть, кто пришел. Беспокойно завертела головой, заерзала, беспорядочно двигая руками и ногами. Затем повернула голову еще дальше в сторону и уставилась на спящего возле кровати мужчину. С подушки она могла видеть лишь его запрокинутое кверху лицо… если вообще могла видеть. Какое-то время она смотрела, морщась, будто силясь что-то вспомнить. Потрескавшиеся, искусанные губы разомкнулись. Макнейр ощутил, как его сердце пропустило удар – и бешено заколотилось о грудную клетку, когда в плохо освещенной тусклым утренним светом палате раздался панический, испуганный вздох и хриплое, надтреснутое: – Профессор… Снейп?..