***
Мы с Лидой так решили: пока блог не начнёт приносить доход, сопоставимый с нашими текущими заработками на "нормальных" работах, увольняться мы не станем. Как бы трудно ни было: она пахала в турфирме, я — в консалтинговой конторе. А во внеурочное время мы пахали над нашим совместным детищем — блогом о клубной жизни и электронной музыке. Всё началось, как всегда, с Лиды. Она слишком много шлялась по заведениям, её лицо слишком часто стало мелькать на их инста-страничках, а её зарплаты переставало хватать уже хоть на что-то, и я, сложив один и один, выдала готовый бизнес-план: "Лида, ты будешь у нас клубным экспертом, а я займусь раскруткой тебя в соцсетях". Поначалу было просто весело, но вскоре дела попёрли в гору! После первой тысячи подписчиков на нас посыпались рекламные заказы от менеджеров заведений. Мы поднаторели в обзорах, Лидин фэйс стал едва ли не иконой, ликом святым для всех клабберов города. Что до меня, то я оставалась в привычном мне амплуа — за кадром. Фотошопила тонны фоток, сливающихся на мой вотсапп с номера подруги чуть ли не каждое утро, общалась с заказчиками, а заодно и с подписчиками. В общем, Лида была лицом, а я — голосом. Пока однажды мы не стали подмечать тенденцию: слишком многих подписчиков интересовали обзоры на клубную музыку, в то время как Лида горазда была обозревать только клубную атмосферу. Пришлось и мне подключиться. Я из тех, кто не танцует. Я из тех, кто слушает. Я много слушаю… И не какой-то там дешёвый EDM! По клубам мы повадились ходить уже с Лидой вместе — она сверкала, а я, оставаясь в тени её блондинистого обаяния, тихо себе обзорила заезжих диджеев… Дела попёрли в гору с удвоенной силой. Денег на ипотеку, нормальную еду и даже отпуск за границей уже хватало, а вот на шмотки не с Таобао — всё ещё нет. Вечер выдался совсем холодным. Вроде бы, и топили без перебоев, и носки тёплые, а подколачивало как-то… зябко. Я выгружала новую порцию промо-видео из очередного клубняка, куда Лида на выходные ездила в "командировку" (да, мы уже прославились и за пределами родного региона). Результаты её бессонных ночей свалились мне на голову, как ковш снега с экскаватора — разгребай, как хочешь. А я и обрадовалась. Люблю сам процесс ковыряния в видеоредакторах, люблю результат. Поэтому, когда звонок мобильного вырвал меня из того самого процесса, сбив с творческой мысли, я очень разозлилась. А увидев на экране незнакомый номер, даже проматерилась. — Ну, и как тебя зовут? — рявкнула я, едва успев нажать на приём вызова. — Хочу знать, кого я через минуту с лёгким сердцем отправлю в чёрный список. — Ты ждала моего звонка, да? Его голос — снова ровный, безучастный. Как же он бесил! Одно дело — вычислить личность интернет-персонажа, это не сложно. Один из моих "бывших" однажды объяснил, как это делается: через сообщения в других профилях, бла-бла… Но контактные данные? У меня три симки — рабочая для консалтинга, рабочая для блога и личная, о которой знают только избранные друзья, Лида и родители. Он звонил на третью. Снова стало не по себе. — Нет, — честно ответила я. — И не пойму, чего ждёшь ты? — Встречи, — он почти меня перебил. — Уже виделись. Тебе не хватило? Иди уроки поделай, подрочи на хентайчик, посмотри новый видосик Соболева, или что там ещё у вас, малолеток, принято… — Хорошо. До скорого. До какого ещё скорого? Парень уже конкретно напрягал. Либо он был слишком смышлёным и решил поиграться... Либо же — слишком тупым. А тупой и упрямый — опасный зверь в жизни девушки, особенно, если девушка живёт одна. Вызов завершён. На экране появилось дежурное предложение: сохранить контакт? заблокировать контакт? Хм… В поле "имя" ввести было нечего, поэтому… "Медово-пепельный". Сохранить/заблокировать? — не унималось меню. Я ляпнула на одну из двух кнопок и собралась уже отложить аппарат, как вдруг он затрещал снова. Нервы мои затрещали следом. Фух, отлегло. — Лид, привет. Ты чего не спишь? Да, почти готово, ближе к полуночи выложу. А, не, не сержусь, просто… Голос злой? Тебе показалось. Что? Ни хера себе! Ну и чёрт с тобой… Ладно, не переживай. Женька, так Женька… Женька — безответная Лидина любовь столетней давности, совладелец одного из самых пафосных ресторанов в регионе. С незапамятных времён он игнорировал её подкаты, и надо же было такому случиться, что именно в тот день он ей вдруг написал и пригласил вместе провести длинные выходные за городом! В условиях строжайшей секретности! Якобы, он приготовил что-то особенное… Лида в трубку разве что не визжала. Я рада была за неё. Хотя, в четверг мы собирались в клуб. И лично я планов своих менять не намеревалась. Уж что-что, а выступление бога из мира прогрессив хауса я бы не пропустила. Хм… Я поднялась с насиженного кресла и направилась в прихожую. Проверила все замки, приложилась к двери ухом. Было тихо. Для надёжности подпёрла ручку спинкой стула. Выключила свет. Стало темно.***
В Zero Gravity было многолюдно, но не настолько многолюдно, как вечер того заслуживал. Я с чистой совестью заняла один из вип-столиков — ложе прямо над сценой. Прекрасный обзор на диджея и танцпол, и никакой толкучки вокруг. Нам с Лидой, понятное дело, вип-местечко досталось на халяву. Но я-то заявилась одна. Хозяин заведения расстроился, не увидев со мной подругу, но пары восторженных фраз, выражавших моё трепетное отношение к заявленному гостю, хватило, чтобы уверить большого босса: проплаченный обзор выйдет что надо. Синго Накамура не первый раз выступал в нашем городе — близость границы обеспечивает нам свободный доступ к качественной электронике. Во всех смыслах. Я говорила уже, что не танцую? Так вот, стоило сету начаться, я откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и отдалась вибрациям. Глубокие колебания пронизывали мои лёгкие, наполняя их ритмом, мелодические переливы текли по венам, разгоняя кровоток, подогревая меня изнутри хлеще любого алкоголя, а аккуратные, задевающие самоё нутро басы, которыми Синго так славится, дребезжали в суставах. Сначала мне казалось, что я слушала музыку, потом — что музыка слушала меня. Вскоре и вовсе — что я и есть музыка. Два часа пролетели единым мгновеньем: с хорошей музыкой всегда так — в ней теряешься, как в далёком космосе, где время искажается. Возможно, я даже уснула, хотя, скорее всего, это был транс. Я вернулась в себя, только когда Синго попрощался с публикой, и его сет сменился каким-то попсовым миксом. Я открыла глаза. Он сидел на диване напротив, нас разделял лишь низкий стеклянный столик. Передо мной стоял нетронутый бокал "Маргариты", которую я не заказывала. Его глаза всё так же буравили меня из-под невероятной чёлки, на мягких губах не было и тени улыбки. Но мне показалось, что его левая скула слегка дёрнулась. Удивиться, перебеситься, испугаться я успела бы после, а в ту секунду поняла: если первое слово не будет за мной, то не будет за мной и последнего. — Ты как сюда попал? Одолжил водительские права у старшего брата? Если обнаружится, что в клуб пускают несовершеннолетних, у владельца будут большие проблемы. А я не желаю ему проблем — мы друзья. К тому же… Я предпочитаю пиво. — Знаю, — монотонно отрезал он. — Светлое нефильтрованное. И нет у меня никакого брата. Дальше мы просто сидели и смотрели друг на друга. Чтоб совсем не затупить, я вновь принялась разглядывать его шмотки. В клубе царила духота, а на нём был лёгкий свитшот — снова серый, скроенный из каких-то треугольников. Любят же люди геометрию! И чёрные узкие брюки, там и сям поблёскивавшие агрессивными стальными заклёпками. Ноги его не давали мне покоя. Мы молчали. Потом я встала и направилась к выходу. Меня переполняли негодование и растерянность. Смех рвался носом. — Мне девятнадцать, — "крикнул он мне вдогонку", сказала бы я, но надоело быть королевой штампов. Не кричал он. Скорее, прошептал, а я вмёрзла в пол на полушаге. — Ага, а мне восемнадцать, — всё же, обернулась. — Тебе тридцать пять. Ты родилась шестнадцатого июня в Уссурийске. Когда тебе было двенадцать, твоя семья переехала в… — Оооо! Инфа из вконтактика! Гений внутренней разведки на коне! Иди лучше домой, пока мамка не начала морги с больницами обзванивать. Я уже почти дошла до лифта, что спускал гостей из лаунджа на танцпол — видимо, это придумали для тех, кто не в состоянии преодолеть двадцать верчёных ступеней своим ходом. Он остался сидеть на диванчике, насколько я могла судить, не услышав шагов за своей спиной. Оборачиваться, понятное дело, я больше не собиралась. И он снова прошептал, и я снова его отчётливо расслышала. — Не забудь: у тебя завтра интервью с Синго в одиннадцать утра. В лобби Холидэй Инн. Не опаздывай.***
Будильник меня не будил — я обычно после каждого ночного захода ("загулами" мои целомудренные посиделки в лаундж-зонах назвать язык не поворачивается) всегда брала отгулы. А тут ещё и пятница — впереди был длинный уик-энд, мммммм. Разбудил телефон. Звонил Медово-пепельный, но стоило мне нажать на кнопку принятия вызова, как он сбросил. Зачем звонил — ах да, на вотсаппе выскочило несколько новых сообщений, и если бы не трель мобильника, я бы не проснулась и не обнаружила их… вовремя? "Вставай, пора собираться". "Одиннадцать. Холидэй Инн. Синго". Это уже не казалось ни смешным, ни глупым — это была чистой воды фантасмагория. Бред, иными словами. Часы показывали девять. Чёртов молокосос… И номер Холидэй Инна итоговым сообщением. Я мазнула по нему, не глядя — то ли спросонья, то ли со злости. И лишь когда в трубке раздалась приветственная музычка, спохватилась — с ума сошла что ли? Сбрендила? Руки задрожали, пальцы всё никак не находили кнопку сброса… — Олеся Игоревна? Доброе утро, — голос у девушки-оператора звучал так, словно её утро и впрямь было добрым. — Эээ, бэээ, мэээ. — Олеся Игоревна? С Вами всё в порядке? Вас плохо слышно. — Откуда Вы знаете, как меня зовут? — проскрипела я сквозь сонные слюни. — Ваш номер у нас определился. Столик уже готов, всё как Вы просили. Мы забронировали кофейню по спецзаказу — можете быть спокойны, кроме Вас и господина Накамура там никого не будет. Мы дорожим своими… — Оплата? — Сипотца никуда не делась — напротив: мне будто медведь на горло наступил. И я всё ещё ничего не понимала. — Оплата? Постойте… Вы же всё оплатили, у меня в системе указано. Ни о чём не волнуйтесь, мы… — Спасибо, — лишь смогла я выдавить, прежде чем трубка выпала из моих рук, а я окончательно выпала из реальности. Ещё восемь часов назад я и в страшном сне представить себе не могла, что когда-нибудь буду набирать номер Медово-пепельного, сама, в искреннем, жгучем желании слышать его бесчувственный голос… Ожидаемо, мне не ответили.***
Администратор встретила меня с такой радушной улыбкой, с какой меня родная бабушка в детстве не встречала, когда я приезжала к ней в Находку на каникулы. — Господин Накамура уже ждёт… Что значит "уже"? Я вроде пришла вовремя… Увидев короля мелодик прогрессива скромно отхлёбывающим кофеёк, я чуть замешкалась, но тут же взяла себя в руки и поспешила к его столику. Стоит ли говорить, что в заведении кроме нас, бармена и официантки больше никого не было? Я суетливо потянула руку через стол, слегка пошатнулась, пихнула чёртов стол коленкой, отчего тот задрожал, а сама я, чудом удержавшись на ногах, чуть не рухнула сверху. В ответ мой визави встал и учтиво поклонился. Такой дубиной стоеросовой я себя давно не ощущала. Ну… пришло время вспомнить школьный курс английского. — Ваше приглашение было таким неожиданным. Мистер Комарофф не предупреждал… Мистер Комаров — это хозяин Zero Gravity. Как я собиралась объяснять посиделки с его гостем за его спиной? Об этом я решила подумать позже. Час прошёл под мигание кнопочки [rec] на моём диктофоне. Мы потерялись в неспешной, обстоятельной беседе о творческих планах, последнем альбоме, грядущем альбоме, турне по Европе, преданности российских поклонников (ну да, конечно — ох уж эта вежливость!). В общем, всё по делу. Трогательное совместное фото на прощание, и вот я уже ковыляла на своих нелепых платформах по талым улочкам, и ноги мои тряслись. В голове вертелось одно: скорее домой, к компу, скорее обработать интервью, моё первое серьёзное интервью с серьёзным человеком, а не с Ноунэймом из Ноунэймска, которых до этого Лидины друзья подгоняли мне для "взаимопиара". Выкладывать текстовую версию? Или аудио? Записать-то я записала, но там куча всего лишнего, стоило бы многое подчистить, а это время… Хотя, набивать текст вручную — ещё хлопотнее. В итоге всё, на что меня хватило по возвращению в родную бетонную коробку — это накатать тизер-пост для подписчиков (мол, скоро, только у нас, эксклюзив, вы все охренеете, обязательно дождитесь), нажать на энтер и налить себе вина. Лида позвонила через час. Я думала — она увидела пост и спешила с расспросами. Куда там! — Этот козёл не явился! Я, как дура, прождала его в номере всю ночь! Его телефон не отвечал! А утром он сам позвонил и сказал… Нет, Лесь, ты только представь, что он сказал! Что никуда меня не звал. Что ничего мне не отправлял. Что я — дура тупая, и от недоебита у меня уже крыша едет! Я всё понимаю, Лесь, но на ресепшне мне ясно объяснили: номер забронирован на его имя, на три ночи! На его, сука, имя, и я в брони значусь вторым гостем! Всё оплачено! Суууука! Как я могла быть такой дурой, Лесь! Столько времени просра… — Оставайся там. Займись собой. Закажи еды. Сходи в спа. Увидимся в понедельник. Я бросила трубку, потому что сказать подруге мне было нечего. Вдруг стало так страшно — за себя, за близких, за всё, чем полнилась моя никчёмная жизнь. Я будто оказалась в плену у кукловода, и он дёргал за ниточки, а я только и могла что дёргаться смиренно, следуя его лишь воле. И, что самое стрёмное, я ничего о нём не знала. Мысль о том, что он, блин, ребёнок, а я — взрослая тётя, чья жизнь всего за пару дней полностью вышла из-под контроля, просто обескураживала. Естественно, я напилась. К вечеру уже валялась на полу в зале, комкая ногами персидский ковёр с Таобао, нюхала давно не чищеный ворс, пялилась в потолок, а из включенного телека на мои несчастные телеса лился мёртвый голубой свет… Телефон зазвонил, и в спальню за ним мне пришлось уже ползти на четвереньках. Винишко колыхалось внутри, подкатывая к гортани и грозясь того и гляди выплеснуться наружу. — Почему ты ещё не спишь? Я ничего не ответила. Побоялась и рот раскрыть, побоялась выдать своё жалкое состояние, взболтнуть со хмеля лишнего, побоялась, что он услышит мои заикания. Я, чёрт побери, просто боялась! — Поздно уже. Прими душ, ложись в кровать. А когда будешь мастурбировать перед сном — представляй, что делаешь это для меня. — Абр, абррр! — Негодование оказалось сильнее страха. Я хотела наорать, я хотела звучать грозно, я много чего хотела, а смогла только "абр". — Тебе понравится. — Не знаю, как долго он молчал, прежде чем добавить: — И мне — тоже.***
Утро встретило меня ломкой. Трещала голова, тряслись конечности. Вот поэтому-то я обычно если и пью, то пиво — с него похмелье не такое тяжёлое. Первым делом, по привычке, я потянулась за лэптопом, но не осилила и этого. Всё же, приоритетом для меня стал стакан воды и таблетка аспирина. И доширак. И горячий душ. Потом — комп. Мой блог… Мои подписчики! Да, они лютовали. Что за сюрприз? Где обещанный эксклюзив? Куда делась Лида? Где фотки из её поездки? И вообще — дизлайк, отписка. У меня голова шла кругом от негодования. Впервые в жизни я злилась на собственных подписчиков! На моих обожаемых, дражайших, самых адекватных в мире подписчиков! Хотя злиться стоило бы на себя — я ведь с самого начала задала нашему блогу довольно резвый режим: обновления, хотя бы в виде коротеньких постов, выдавались мною пару раз в сутки. А на выходных — и того чаще. Пожалуй, впервые я пропала из своего закадрового эфира на целый день. Лишь бы Лида не узнала… Я искренне тогда надеялась, что ей было не до этого. Едва приведя себя в порядок, я уселась в кресло, возложила лэптоп на дёргающиеся в абстинентной агонии коленки и настроилась уже было на разгребание авгиевых конюшен, как в дверь позвонили. Коленки подскочили к подбородку, комп улетел на ковёр. Хвала небесам — всего лишь мама. Но если уж мама до меня снизошла, это могло означать лишь одно: что-то случилось. Она стояла в прихожей, размахивая перед моим носом билетами в театр. Вот, мол, нежданно-негаданно, подогнали на работе, так неожиданно. Отца срочно вызвали на дежурство, тётя Люда укатила в деревню — значит, со мной пойдёшь ты. Собирайся, ничтожество. Маму свою я всегда боялась. Она умела и руки не подняв, и голоса не повысив, заставить меня раболепно перед ней трястись. С тягостным вздохом я поплелась собираться. Я бы не удивилась, если к следующему дню от меня отписались бы уже все.***
Ненавижу все эти интеллигентские столпотворения. Все эти концерты классической музыки, гастролирующих столичных пианистов. Просто не выношу. А после Синго я даже смотреть на всё это не могла. В тот вечер играл чёртов Денис Мацуев. Если я когда-нибудь решусь покончить жизнь самоубийством, то в лучших традициях декаданса выпью яду под аккомпанемент его виртуозных кривляний. Само собой, всю первую часть концерта я просидела, ковыряясь в телефоне, худо-бедно пытаясь коммуницировать с подписотой и отбиваясь от мамочки, нежно мутузившей мой бок своим локтём. В антракте меня ждал буфет. Голову всё ещё бомбило, и я не была уверена, что больше было тому виной — похмелье или Мацуев. Выстояв долгую очередь, я дрябнула дежурные театральные пятьдесят коньячку, закусила бутербродиком с сыром и выбежала на улицу — ведь до начала второй части концерта мне предстояло не только покурить, но и выветрить выкуренное. Смешно и стыдно — моя мать всё ещё (делала вид, будто) не знала, что я курю. Горькая усмешка коснулась моих губ одновременно с первой обжигающей затяжкой. Я стояла за театром — в закоулке слева от служебного входа: там, где меня никто бы не увидел. Я была в лёгкой кофте, ибо тратить время на визит в гардеробную не решилась, и меня колотило так, как колотит нас всех по весне. Меня почти с ног сдувало холодным ветром с ноткой изюма — ледяным ветром, что нёс с собой запах скорого тепла. Дух обновления, призрак обманчивой надежды. Я смотрела в жёлтую кирпичную стену здания театра, а ветер дул мне в спину. Вы когда-нибудь пробовали курить против ветра? Уж лучше вид на кирпичи, чем дым в глаза и пепел в рожу. Поэтому, когда моей спины коснулось нечто, что точно не было ветром, я даже не вздрогнула (вздрогнуть сильнее, чем я уже к тому моменту дрожала, было невозможно). Я просто опешила. — Не оборачивайся. Спокойно докури свою сигарету. Его голос звучал мне в голову. Он стоял совсем рядом и прикрывал меня от ветра. Он дышал мне в макушку. Когда я докурила — а делала я это уже через силу, когда выбросила тлеющий бычок в доживающий последние деньки сугроб, когда взглянула на часы — оставалось меньше пяти минут, я вдруг почувствовала на себе что-то чужое кроме чужого голоса. Я бы сказала, что он прошёлся губами по моей шее, но это было не так — он меня не касался. Он меня почти касался. Делал так, чтобы я его чувствовала, и при этом, чтобы не оставить следа. — Обожаю твой запах. Даже когда ты куришь. Привык. Обожаю всё. Только сигареты не меняй — я привык к ментоловым. И жаль, что ты вчера так и не сделала того, о чём я просил. Испугалась? Или просто была слишком пьяна? Не стоит. Я привык — привыкнешь и ты. Я не слышала, как он появился, и не слышала, как он исчез. Я простояла там ещё несколько непозволительных минут. Опоздала на второе отделение. Снискала настолько испепеляющий взгляд со стороны мамочки, что в любой другой день сгорела бы со стыда. Но не тогда. Я горела, но мне не было стыдно. Я ёрзала на сидении, как чёртова школьница, вертела головой, всматривалась в лица зрителей сквозь темноту зала. Я уже и думать забыла о подписчиках, о блоге. Всё, о чём я тогда грезила, — это поскорее добраться до дома и перевернуть его вверх дном!***
Мама любезно предложила подбросить меня на своей машине, хотя они-то с отцом живут на другом конце города (да, я знала, где покупать собственное жильё: есть такое слово — "подальше"). И, о редкий случай, я была рада — оставаться одной на улице, пусть даже и на пять минут, пока такси не подъедет, было бы неуютно. По дороге мне пришлось выслушать массу всего про "повзрoслела бы уже", "тебя что, слепой парикмахер стриг?", "ты о будущем вообще думаешь?", "посмотри, во что ты одета!" и впервые, пожалуй, это меня не бесило и не задевало никак. Воистину, когда сталкиваешься с настоящими проблемами, все прочие служат чуть ли не утешением. Едва заскочив в квартиру, я замерла. Прислушалась. Всё тихо. Это паранойя. Я больна. Рассмотрела замочные скважины на двери — нет ли царапин? Вроде нет... Поехали дальше. Полночи у меня ушло на то, чтобы собственноручно, долгим и кропотливым трудом созданный домашний уют обратить в последствия Мамаева нашествия. Вы не поверите, но я — та, что с милыми сердцу безделушками (штамп) трясётся, как курица с яйцом (штампштамп), не пожалела даже привезённых из последнего отпуска в Гоа ярких диванных подушек с вышитыми слонами. Я распотрошила и их, и лоскутное одеяло, купленное на прошлогоднем Tomorrowland. Вытряхнула содержимое всех трёх шкафов, вручную перещупала каждую шмотку, для верности загрузила их все в ванну и залила водой (а вдруг там жучки, непрощупываемые вручную?). Вытащила из кухонных тумбочек каждый стаканчик, каждую тарелочку, даже бабушкино наследство — набор серебряных ножей. Изучила опустевшие полки изнутри. Разве что мягкую мебель не резала — зато прощупала её помиллиметрово, затем побрызгала антисептиком (зачем-то), и сверху прошлась пылесосом. "Жучки" — старомодное слово из псевдошпионского обихода. Мама дорогая, насколько же оно меткое! Я знала, знала, что за мной следят! Нет! Он же сам сказал: "Я за тобой не слежу". Не следит — наблюдает. Как? Как, чёрт возьми? Пресловутые "жучки" мерещились мне всюду — и я боролась с ними, с невидимыми, капля по капле крадущими мою жизнь, как боролась бы с настоящими клопами. Под конец даже стены остались голыми — я сняла все зеркала, включая то, что в ванной, каждую фоторамку, даже магниты с холодильника поснимала. Хотя перед холодильником я никогда вроде бы не мастурбировала... Оставшись повелительницей руин, я наконец обратилась к самому очевидному — к своему ноутбуку! Разобрала на запчасти, собрала вновь — осталось четыре лишних шурупчика, но комп заработал и без них. Замазала глазок встроенной камеры чёрным лаком для ногтей. Снесла лицензионную винду, установила крякнутую. Закачала четыре антивируса. Работать в связке они не спешили — комп нещадно тупил, и я уже почти была уверена, что дело не в нём, но для надёжности всё же засунула его под ошмётки выпотрошенной подушки, а сверху закидала постельным бельём. Прости, Синго. Прости, Лида. Прощай, последний подписчик. Я ничего не нашла. Не исключаю, что процесс затруднялся тем, что я не понимала, что именно искать. Я все эти микрофончики (ах да — надо было бы ещё проверить плафоны на люстрах!) и камеры (электропанель микроволновки!) только по телеку и видела, в сериалах на ТВЦ. И всё же... Ничего. Шторы. Тяжёлые фиолетовые гардины, по сторонам от окон собранные тугими заколками "под медь". Я распустила их, сдёрнула и засунула в стиральную машинку. Потом, подтащив к окну табуретку, вскарабкалась на неё, и, опасно маневрируя на носочках, прошлась ладонью по пыльным карнизам. Я и за батареи с фонариком заглянула, и газовую плиту отодвинула, отчего пломба на котле сорвалась, шланг отсоединился (в тот момент я не курила, иначе бы у меня подгорело что-нибудь ещё, помимо задницы), и в кухню повалил вонючий едкий газ. Едва успела вентиль закрутить. Искала за раковиной. В бачке унитаза. За затянутыми паутиной решётками вентиляционных отверстий. Я бы и обои пообдирала, если бы они были — но стены голые, крашеные... Воскресное утро встретило меня тишиной спящего двора. До рассвета было ещё далеко, но я уже чувствовала себя в новом дне, хотя и не спала почти сутки. Я подошла к окну раскуроченной спальни и приоткрыла раму. Комната теперь смотрелась как-то осиротело, по-казённому, хотя и раньше-то я гардин никогда не задёргивала, но всё же они будто охраняли и моё окошко, и мой комфорт. Теперь окно осталось совсем одиноким, совсем беззащитным. Я щёлкнула кремнем зажигалки и выпустила сизую струю в чёрный морозный воздух с привкусом оттепели. Передо мной открывался вид на квартал новостроек. Окошки загорались одно за другим в многоэтажке напротив. Город просыпался. Я видела призрачные силуэты людей в жёлтых квадратах их маленьких мирков... Я. Их. Видела. Господи, это какой же дурой надо быть! Надо быть мною! Мне же тысячу раз говорили все — и мама (мама!), и Лида, и друзья: занавешивай, дура, окна! Но я же не танцую. Я — из тех, кто на хрен никому не упёрся. Ну кто стал бы мониторить жилище неприметной одинокой дамы, днём отыгрывающей роль консалтингового клерка, а ночами залипающей в блог об электронной музыке? Вокруг — тысячи окон. Это огромный микрорайон, и здесь наверняка живут модели, фитнес-тренеры, нудисты, ведущие прогнозов погоды... Вот пускай они свои окна и занавешивают. А я свет люблю — у нас в Приморье его и так вечный дефицит... Я опустилась на пол под всё ещё приоткрытым окном. Раскалённая батарея жарила плечо, ледяной сквозняк задувал в шею. Этот контраст температур как нельзя лучше иллюстрировал моё тогдашнее состояние. Меня трясло и размаривало одновременно. Спать я ушла в зал — на пропылесосенный диванчик. Окна зала и кухни выходили на стройку — скоро там должна была вырасти новая многоэтажка, но пока что там красовался лишь пустырь с торчащими из земли сваями и резво шурующими по округе гастарбайтерами. Боже всемогущий — ведь именно поэтому я и перенесла спальню в другую комнату, хотя изначально она предполагалась именно здесь! Чтобы шум со стройки спать не мешал. Чтобы гастеры не бесили. Ага... Дважды молодец.***
Вечер воскресенья я убила на поход в ближайший хозяйственный магазин, созвон с Лидой, которая в ресторане этого своего дома отдыха уже успела подцепить холостого казанского бизнесмена и наконец обрести гармонию в личной жизни (что, конечно же, было ложью, трёпом и блефом брошенной женщины), и разбор с блогом. Я чуть ли не на коленке порезала интервью с Синго и выложила, не глядя. Лишь потом сунула нос в статистику. Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что подписчиков не убавилось, а прибавилось! Соразмерно накалу разыгравшегося в комментах срача. Народ бунтовал, народ негодовал — все ждали обещанный эксклюзив! Дождались, голубчики. Такого удовлетворения я давно не испытывала. Подпортил его лишь звонок от Комара (да, хозяин Zero Gravity у меня в телефонной книжке именно так и записан). Пришлось строить дуру, пришлось убеждать его, что я понятия не имела, кто устроил интервью, и вообще — пошерстил бы он свою команду, ведь я-то была уверена, что встреча с Накамурой — его рук дело. Вроде, успокоился. Под занавес я позвонила Вальке — своей однокласснице, трудившейся в нашем районном ЖЭКе. Она всегда была сообразительной девчонкой, вот и на этот раз не стала спрашивать, зачем мне список владельцев квартир дома номер двенадцать, но только тех, чьи окна выходят на юг... Конечно, там половина — мёртвых душ. Квартиры здесь в основном сдавались, и в основном — нелегально. Но это стало хоть каким-то началом. Уже было, от чего оттолкнуться. Утром понедельника меня потряхивало, как перед экзаменом. Без десяти девять, как обычно, я вышла из метро и, не стесняясь, вдоволь поозиралась. Кстати, с того самого первого разговора, Медово-пепельного я больше там не видела. Не встретила его я и на этот раз. Но ровно в ту минуту, как я прекратила шарить глазами по округе и направилась к своему бизнес-центру, "личная" симка ожила: "У тебя новые шторы? Или это старые? Ты — умничка. Наконец ты в игре. Любишь прятки? Чур, ты вада!". И следом: "Это была лучшая ночь. Наблюдать твою панику было слишком... возбуждающе. Спасибо". И знаете что? Сплюнув себе под ноги, отправив телефон в глубокий карман пальто, я улыбнулась. Прятки так прятки. Во вторник мы с Лидой пошли в "Ксенон" — дебильный шалман с дебильными диджеями, но их пиар-команда очень щедро платила, так что от приглашений мы никогда не отказывались. Были втроём: я, сияющая ярче обычного Лида и холостой казанский бизнесмен по имени Рамин (богом клянусь, я чуть не поперхнулась, убедившись, что он реально существует!). Было весело. Нет, серьёзно: мы пили пиво и болтали о всякой ерунде, я даже не чувствовала себя лишней, наблюдая, как новоиспечённая парочка лапает друг друга за всякое, завалившись на диванчике рядом. Я даже хвалебный отзыв о резиденте для блога накатала. А в комментах кто-то подметил, что я, видимо, продалась, раз нахваливаю такое гэ... Эх, сказали бы, где деньги раздают: кажется, мне уже многие задолжали! Домой я отправилась ближе к часу ночи (рано, ведь на этот раз отгула мне не дали). Зайдя в подъезд, я сделала пару привычных шагов, тяжёлая дверь за мной захлопнулась, не издав характерного пиликанья, и тут я поняла: что-то не так. Света не было. Ни на одном этаже не было света, даже лифт не работал. Да что за... Мгновенно потеряв ориентацию, я прильнула к стеночке и принялась наощупь рыться в сумке в поисках телефона: подсветить бы себе хоть чем-нибудь, а то не долго было и ноги переломать... — Тссс, — услышала я совсем рядом. — Не вздумай бежать — ноги переломаешь. Чёртов сталкер читал мои мысли! На этот раз я почувствовала его отчётливо — он стоял совсем рядом, я слышала его дыхание и чуяла его лёгкий свежий парфюм. Казалось — протяни я руку, и уткнулась бы прямо в его грудь. Тьма стояла абсолютная. Подъезд давно уже спал. — Тебе никто не говорил, что холодные ароматы в холодное время года — моветон? — Я шмыгнула носом, выказывая своё "фи". Божечки, как же мне было страшно! Я услышала, как он улыбнулся. — Ты хочешь попасть домой или нет? Можешь, конечно, дождаться, когда включат свет — а до утра его не включат. Можешь, конечно, попытаться вслепую доползти до седьмого этажа. А можешь... Он замолчал. Он определённо ждал реакции. Я не поддавалась, и это было чертовски тяжело. — А можешь просто взять меня за руку, — подытожил он. Потом ничего не происходило. Мы просто стояли там, в темноте, слушая дыхание друг друга, он ждал меня, а я ждала чего-то... Не знаю, чего я ждала, но в итоге сделала именно это: протянула обе руки перед собой, как слепая, и замерла. Он взял мою правую ладонь и положил её мне же в карман! А левую ладонь взял в свою! Как, ну как он их нащупал с первого раза? Может быть, он видел в темноте, как чёртов кот? Он сделал шаг вперёд, потянув меня за собой. Его ладонь была сухая и тёплая, и очень-очень гладкая. Не мягкая, а именно гладкая. И твёрдая. — Осторожно, ступенька. Их семь до первого пролёта. Считай, и не спотыкнёшься. Он шёл так уверенно и так медленно, я бы даже назвала это "терпеливо". Уткнувшись носком сапога в порожек, я струхнула. Не хватало ещё нос себе расквасить. Я интуитивно прижалась плотнее к своему поводырю, и наши бёдра на мгновенье соприкоснулись. Как я и ожидала, его ноги оказались весьма упруги. Когда первый пролёт остался позади, я неистово выдохнула. Я даже в какой-то мере гордилась собой, и в то же время, мысль о том, что впереди было ещё семь этажей, по два пролёта на каждый, по двенадцать ступенек на пролёт, обескураживала. — Ступай смело. Даже если упадёшь... Он не стал продолжать, но интуиция подсказала мне концовку фразы: "Я поймаю". — Знаешь, ещё никто не заходил так далеко, — начала я: нам предстояло долгое восхождение, и это время нужно было использовать с пользой. Например, для поиска смыслов. — О чём ты? — и снова полное отсутствие интонации в его голосе. Вопрос должен звучать как вопрос, а не как "мне похрен"! — Ну, меня и раньше сталкерили поклонники блога, да только все они были куда более адекватны... — Ах. Чтоб ты знала: о твоём блоге я узнал намного позже, чем о тебе. Разве уместно было бы мне удивляться? Мне, шагающей во тьме с опорой на чужую руку? Но я удивилась, и застрявший в горле вздох прозвучал громче любого возгласа. — Я просто искал кого-то. Для развлечения. Кого-то, кто был бы интересен. В доме много людей, я всякого насмотрелся. Ты была скучна до безобразия и настолько же беспечна. Ночи напролёт зависала в компьютере и штор не занавешивала. Мне подумалось — может быть, ты какая-нибудь сетевая писательница? Хоть что-то... Я пошерстил сервер местного провайдера и проверил историю твоего браузера. Что ты там говорила насчёт "подрочить на хентайчик"? Так я нашёл твой блог и уже из него узнал про Накамуру — ты как раз тогда делала обзор на его последний альбом. Полгода! Это было полгода назад! — А однажды я увидел, как ты танцуешь, и... — Не пизди! Я не танцую. — Другим рассказывай. Мне стало так интересно. Ты танцевала под "The night after"... И попробуй сказать, что это не твой любимый трэк! Я чувствовала себя так, будто меня грязно, цинично изнасиловали. Я даже в блоге никогда не упомянала свой любимый трэк. Это не профессионально. Слушатели сами в состоянии разобраться, что им по нраву, а что — нет. А "The night after" — это настолько личное, тайное, настолько интимное... Куда интимнее любого хентая. Музыка, под которую мечтается. Вам такое знакомо? — Кстати, за твоей подружкой я тоже понаблюдал, и понаблюдав, влюбился в тебя уже окончательно. Твоя подружка такая яркая — настоящая звезда, а ты всегда в тени, всегда за кадром, и... тебя это совсем не бесит. Напротив — тебе это нравится. Люди, которым нравится быть в тени, возбуждают неимоверно. И я решил: пора. Его слова просто не укладывались у меня в голове, но я хотела, чтобы он продолжал говорить, хотела слышать его монотонный голос, ведь если бы он замолчал, я осталась бы наедине со своими мыслями... И он не замолчал: — Пора было выйти из тени мне самому и потихоньку вытащить оттуда тебя. Точкой икс я избрал выход из станции метро возле твоего офиса. Я бы не подошёл — это бы всё испортило: ты просто бы меня отшила, и всё насмарку. Я решил ждать, когда ты подойдёшь сама. Рано или поздно это бы случилось. Рано или поздно даже такие упрямицы, как ты, начинают что-то подозревать. Как видишь — я умею ждать. — А Накамура? — мозаика складывалась, но я хотела большего. — О, он подвернулся очень кстати. Я знал, что ты не пропустишь его выступление. И я хотел видеть тебя там одну... — Ты подставил Лиду! — Разве плохо получилось? — И Комара! — Разве плохо получилось? — А чёртов концерт? — Разве плохо получилось? — Заткнись. — Заткни меня. Мы выбрались на нужный лестничный пролёт, но я готова была идти дальше, потеряв счёт и времени, и ступеням, и словам. — Твоя квартира. — Он продолжал держать мою руку, не позволяя сделать шаг к родной двери. — Ну? Ты хочешь, чтобы я заткнулся и свалил, или будем стоять здесь до утра? Я ничего не ответила. Потому что не хотела, чтобы он сваливал. Я вообще не хотела, чтобы это закончилось прежде, чем я во всём бы разобралась. Прикосновение его губ было неожиданным и очень мягким. Его чёлка щекотнула мою щёку, кончик его носа задел кончик моего. От губ пахло арбузной жвачкой, и тогда, в той близости, этот запах перебивал даже аромат парфюма. А ведь я не слышала, чтобы он жевал... Он прижался своей щекой к моей, и она действительно оказалась такой гладкой. Как у ребёнка. Боже, да он же и был ребёнком! И когда я успела об этом позабыть? — Зачем ты... Зачем ты вообще всё это начал. Зачем искал кого-то... — Я скоро уеду. Это чтоб ты знала. И не вернусь. Я хотел найти человека, которому я мог бы оставить что-то большее, чем просто воспоминания. Я просто хотел остаться в жизни другого человека навсегда, не задержавшись в ней надолго. Я плакала — от обиды, от страха, от избытка самых противоречивых чувств. Я вдруг почувствовала нежность, переполнявшую грудь. Сердце казалось тяжёлым, готовым взорваться. А он мягко сцеловывал мои слёзы, и когда его язык оказался в моём рту, он был солёным. Чем глубже мы целовались, тем тяжелее давались мне вдохи, и в какой-то момент я просто начала задыхаться: от соплей, от слюней, от ужаса... — Ты самая классная. Просто помни это. И никогда не забывай. Он вложил моё мокрое горящее лицо в свои сухие тёплые ладони, чмокнул в лоб. Стало пусто. Потому что звуки шагов удалялись скоро-скоро вниз по лестнице (да, он бегал в темноте проворней любого чёртова кота!), а я так и стояла там, в шаге от собственного жилища, всхлипывая в голосину и сотрясаясь всем телом. Это была самая ужасная ночь в моей жизни. Самая-самая... Сообщение на телефон вытряхнуло меня из сомнамбулического страдания: "Игра в прятки продолжается. Поторопись. Жду в гости. Или уеду, не попрощавшись". Стало больно.***
А можно я не буду Вам рассказывать, как искала его квартиру? Если только вкратце. Потому что изучение предоставленного одноклассницей списка жильцов ничего не дало, и я попёрла напролом. Для начала ножками обошла целый подъезд, а это девяносто шесть квартир, между прочим, хотя интересовала меня лишь половина из них — только те, чьи окна выходили на юг. Представлялась членом избирательной комиссии, агитировала народ идти на выборы (проводились ли в ту пору в нашем регионе какие-либо выборы, или нет — уже не помню). Некоторые двери передо мной так и не распахнулись — то ли не жил там никто, то ли топчущаяся под дверным глазком взмыленная черноволосая женщина в гангстерской кожанке с Таобао не внушала обитателям новостройки особого доверия. Когда после тройного, неприлично настойчивого звонка в девяносто шестую мне так и не открыли, я просто пошла вниз. Ступени исчезали под ногами, бетонные стены отражали мои шаги звонким эхом, я тащилась в полутьме мигающих светильников, думая о том, что в доме есть ещё пять подъездов. Определёно, мне следовало менять стратегию. Короче... Ах, короче не получится. Нашла я его через городской портал сдачи жилья студентам. Никаких деталей — ни имени, ни фамилии, ни места учёбы. Просто владелец, живущий за пределами региона, выставил свою новенькую однушку под съём, и анонимный пользователь откликнулся на объявление. Видимо, после короткого публичного отклика беседа двух сторон перетекла в личное пространство, но той невесомой зацепки, былинкой застрявшей в липкой паутине, мне оказалось достаточно. В объявлении была указана улица, номер дома и этаж. Восьмой этаж. Всего тридцать квартир на пять подъездов, и только половина из них имеет окна, выходящие на юг — после сорока восьми ничтожная цифра пятнадцать показалась насмешкой. Квартиру Медово-пепельного я нашла с тринадцатой попытки: в пятом подъезде первой из трёх подходящих под параметры поиска оказалась она. Он отворил, выпустив полоску жёлтого электрического света в сумрак подъезда, сделал шаг назад, оставив дверь настежь, и исчез в пространстве жилой комнаты. Я шагнула через порог и осторожно прикрыла за собой дверь, загнав свет обратно в прихожую. К тому моменту он уже вернулся. Он был в тапках системы крокс, коротких волейбольных шортах и красной футболке с цифрой одиннадцать во всю грудь. Если бы меня интересовала его грудь, я бы ещё тогда заметила крохотное кофейное пятнышко на одной из единиц, но меня интересовали лишь его ноги. Они были такими же, как в то утро, когда он сидел на бррр-скамейке у метро — крепкими, длинными и идеально стройными. Только на этот раз они были голыми. Поднять глаза меня заставил лишь нарочито-притворный "кхм-кхм". Медово-пепельный держал в руках паспорт, раскрытый на главной странице. И я прильнула к ней с изяществом полуслепой ищейки: буквы и циферки плясали перед глазами, а я всё всматривалась, будто боялась чего-то упустить. Будто чуяла, что подобное больше не повторится. Я бы ещё долго кувыркалась в своём космосе, но ему, наверное, это всё надоело: он захлопнул паспорт перед моим носом и вновь ушёл куда-то. Стоит ли говорить, что ни слова он не промолвил? Девятнадцать. Шутите? У меня как у финансового консультанта (идейного нищеброда) калькулятор встроен в головной мозг, и быстренько вычтя дату рождения из даты текущей, я чуть не присвистнула. Парню и вправду было девятнадцать. — Кирилл? — я несмело позвала его и застыла в ожидании ответа. — Мне разуваться? — Конечно, — ответил он из кухни. — И раздеваться. Девятнадцать... В его годы на мне уже висело два дела по экономическим статьям — да, карьера финансиста начиналась ни шатко ни валко, продолжилась в том же духе, а суждено ли ей было когда-нибудь закончиться, я тогда ещё не знала. — Чай будешь? — Нет, — вякнула я осипше. Голос саднило от волнения. — Я всё-таки заварю. Я несмело шагнула в кухню. Пахло розовыми цветами, в носу защипало. В качестве чая предлагался матча, и я залипла, как зачарованная, наблюдая за тем, как ловко Медово-пепельный орудовал кисточкой. — Ты сказал, что уезжаешь? — начала я как бы издалека. Я не спускала глаз с кисточки, а он перехватил мой взгляд. Мне показалось, или же его пальцы и впрямь чуть дрогнули? — Да. Появилась возможность поехать на учёбу за границу, так что я экстерном сдаю экзамены за первый курс и сваливаю. Сделаю всё, чтобы не вернуться. — Он замолчал, уставившись в чашку, содержимое которой играло на публику зелёным круговоротом. — И ещё. Найти меня будет не сложно — планетка маленькая, а знаешь ты уже достаточно. Но я очень, очень надеюсь, что искать меня ты не станешь. Не надо... — За кого ты себя принимаешь? — перебила я его и тихонько рассмеялась. Нервно. — И меня заодно. Не позорься. — Ладно. — Наверное, я была груба, но мой ответ Медово-пепельный воспринял с некой смесью разочарования и облегчения. Чай был горек и даже чуть солоноват — признаюсь, мне понравилось. Мы сидели друг напротив друга, наши руки разделял стол, наши ноги ничего не разделяло: под столом я беспечно закинула свои пятки ему на колени, и он их принял, даже не дёрнувшись. Когда чай закончился, он поставил пустую чашку на стол и ухватился за мои лодыжки, туго обтянутые джинсами скинни. — Ты редко такое носишь, — заметил он, очевидно имея в виду узость штанин. Что ж, он был прав. — Обычно ты одеваешься в более свободное. Мне нравится твой стиль. — А мне — твой. — Я и глазом не моргнула, ибо то была правда, и говорить правду чертовски легко. Стянуть с меня всё это тугое барахло оказалось той ещё задачкой. Что до скинни — спустив их до щиколоток, мы всё не могли закончить с начатым — они застопорились там, упорно не желая двигаться дальше, пока наконец не улетели в сторону, прихватив с собой и зацепленные по дороге носки. Оставшись босой, в одних трусах и мягкой оранжевой толстовке, я рванула в постель — не спрашивая. Просто пол был холодным. Он прыгнул следом и потянулся было к краям своей футболки, но я опередила — раздеть его мне хотелось самой. Было в этом что-то нежное, сакральное, жертвенное. Когда, уже склонившись надо мной и предоставив моему взору свои сильные молодые плечи, он принялся потихоньку, по миллиметру задирать мою толстовку, я смотрела за ним, ожидая привычного. Ещё ни одного любовника моя татуировка в виде маленького аккуратного кораблика над левой грудью не оставляла равнодушным. До меня не сразу дошло, что Медово-пепельный её, должно быть, уже тысячу раз видел в свои окуляры... — Почему кораблик? — как бы невзначай спросил он перед тем, как накрыть мой сосок губами. — Только не рассказывай про Ассоль и Грэя. Не разочаровывай... Когда я её набивала, а было это полжизни назад, то делала это именно с мыслями о сраной Ассоль. Со временем пришлось придумать легенду посвежее — для других, и прежде всего — для себя. И я придумала: корабли одиноки в морской стихии, они шарятся по океанам, подолгу не встречая других судов, бывает — теряются, бывает — находят на мель, сбиваются с курса, налетают на скалы, гибнут в штормах... А ещё иногда их атакуют пираты: разоряют, разрушают и бросают тлеющие обломки безвольно дрейфовать на волнах — бросают на верную одинокую погибель... — Не важно. — Я обняла его своими ногами, и, зацепив резинку шорт одной из них, резво стянула с него последнее облачение. Пока мы трахались, я за ним не наблюдала. Не смотрела в глаза, ничего не говорила. Приказала себе не делать этого. Даже на конкретные, требовательные поцелуи отвечала рвано, лениво. Концентрировалась на себе, на своих ощущениях, лишь языком тела указывая ему путь. Отдышавшись после громкого оргазма, я захотела было встать, но обнаружила себя накрепко зажатой в его тесных объятиях. Он сковал меня и никуда не отпускал. — Не знаю, зачем ты так делаешь. Хочешь задеть меня — зачем? Ты же не такая... Вроде бы, никакой конкретики, но я всё поняла. Стало стыдно. Настолько, что неверные посторгазмические слёзы тут же подступили к ресницам. И я сдалась. Второй раз и третий были другими. Такими, как мне всегда мечталось, но никогда ни с кем не получалось. Степенными, обстоятельными, доверительными. А ещё... Когда я снова разрыдалась, он рассмеялся, крепко зажмурившись, и в его смехе было столько счастья, что следом засмеялась уже и я — сквозь всхлипы. Счастье оказалось заразным. И мне уже совсем не было стыдно. Было тепло, уютно и ласково.***
На следующий день я не вернулась. И через день. Сидела дома, плотно занавесив шторы и выключив телефон, занималась блогом, ходила на работу. Пыталась не дёргаться. Получалось с трудом. Через неделю я не выдержала — вновь активировала "личную" симку и пошла по знакомому адресу. Дверь мне открыла пожилая женщина, принявшая меня за квартирантку по объявлению. В пустой прихожей, насколько я успела рассмотреть через дверной проём, не осталось ничего — даже вешалок. Я извинилась за недоразумение и поковыляла домой. Стоит ли упомянать, что на "личной" симке не было ни одного пропущенного звонка — лишь одно непрочитанное сообщение пятидневной давности: "Спасибо за прекрасные полгода. Я не забуду их никогда: наблюдать за тобой было лучшим, что пока случалось со мной. Ты всё правильно делаешь, и новые занавески твоей комнате несказанно идут. Помни обо мне (знаю, будешь помнить) и о том, что я тебе сказал (обязательно помни). Всего доброго. К. (мальчик из твоего прошлого)". Стало... Думаю, Вы догадываетесь, каково это.***
В мае я наконец уволилась — доходы от блога сравнялись с моей официальной зарплатой, и я рискнула, впервые в жизни решившись полностью отдаться тому, что люблю. К лету подтянулась и Лида, и все три жарких месяца мы провели в разъездах. Кстати, я купила себе новый комп. А также в нашем маленьком предприятии появился менеджер — Лидкин муж. Да, они с казанским бизнесменом расписались ещё первого апреля. Шутники, блин. Лида даже придумала ласково называть мужа Рамён — за пшеничные кудри, не иначе. Он устраивал нам встречи, покупал билеты на поезда и самолёты, чуть ли не ланчбоксы за нами таскал. Уход с должности финансового консультанта отнюдь не избавил меня от встроенного в бошку калькулятора. Сидя в самолёте и просматривая статистику наших заработков за последний квартал, я с уверенностью могла сказать: ипотеку погашу досрочно. Рейс на Инчхон: полёт был не долог, но волнителен. Всегда хотела побывать на World Club Dome Korea, но всё как-то денег не хватало, и вот их вроде бы стало хватать, но я ещё не привыкла ощущать себя... Так, как учил меня он — Медово-пепельный. Мальчик, который остался в моей жизни навсегда, не задержавшись в ней надолго.***
Во второй день фестиваля выступал Синго. Сет он завершил величайшими своими хитами — ремиксом на "4U" и "Flower of snow" — трэком, в своё время принесшим ему мировую известность. После сета я подошла к нему в числе прочих обладателей именного бейджика с надписью "Media" и, наученная горьким опытом, вместо того, чтоб тянуть клешни, низко поклонилась. Он ответил мне тем же, назвав по имени (я была настолько поражена, что открывшийся в немом исступлении рот мне пришлось прикрывать ладонью) и дал свою визитку. А я дала свою (да-да, мою визитку, ишь ты подишь ты!). Я уже хотела было развернуться и направиться в гостиницу, в номер, чтобы скорее приступить к написанию обзора, как вдруг уловила нотку знакомого парфюма за своим плечом... — Я знал, что ты здесь будешь. — Ухо обожгло ароматом арбузной жвачки. Меня тряхнуло. Я медленно обернулась. Медово-пепельный перекрасился во что-то ещё более изысканное. А я с удивлением обнаружила, что мне совсем не хотелось вглядываться в новый цвет его волос и тем более придумывать ему название. — Несложно было догадаться, что я здесь буду. Но зачем здесь ты? В кислотных огнях концертной арены разглядеть лицо было трудно, и мне вдруг снова подумалось, что встреть я его при свете дня, где-нибудь у метро, возможно, и не узнала бы. Неприметное мальчишеское лицо почти начисто стёрлось из памяти, если и задерживалось там когда-то. Он был одет в серые брюки, белую футболку и лёгкую трикотажную кофту нараспашку, тоже белую. Я скользнула взглядом ниже — по его ногам, и в груди ностальгически защемило. Кроссовки на нём были серыми с белой полосой вдоль подошвы. Я вдруг отчётливо поняла, как сильно соскучилась. Как тосковала по всему этому. По всему, о чём, казалось бы, уже давно должна была забыть. — Я думал, что смогу. — Он накрыл мою ладонь своей и подошёл вплотную. Он был юн и горяч — энергию, которую он излучал, хотелось есть. Со стороны могло показаться, что мы — старые знакомые, случайно встретившиеся на фестивале, просто обменивались ничего не значащими фразами, прижимаясь щеками друг другу, чтобы расслышать хоть что-то в какофонии клубного торжества. По сути, ровно так оно и было. — Те полгода... Они слишком много для меня значили. Их просто так из души не выкинешь. Я не ожидал. Думал, что смогу. Но я не смогу. Без тебя — не смогу. Я положила свою руку на его бедро и бессовестно по нему поводила. Всё такое же крепкое, стройное. Последний раз. Он вдруг обнял меня, и наверное, со стороны мы выглядели, как парочка влюблённых, что, конечно же, было неправдой. — Мне очень жаль, — прошептала я ему на ухо. Мои губы задели его мочку, и я увидела, как его кадык резко дёрнулся — он сглотнул. — Очень. Но я без тебя — уже смогла. В сентябре ночи в Инчхоне прохладные. Лида и Рамин-Рамён встретили меня на выходе из арены. В их руках были целые пакеты какой-то уличной снеди. В их глазах была радость. Втроём мы уселись на газон и принялись уплетать пряное нечто. Начался салют, мы просто завалились на спины и стали наблюдать пляску огней в ночном небосводе. Я закрыла глаза. Вспомнила Медово-пепельного, его взгляд, пойманный мною за мгновенье до того, как я отпустила его руку и твёрдо зашагала прочь. Стало спокойно.