Объятия

Эша так хочется обнимать. Эша так нужно обнимать - делать это трепетно, тепло, вливая в его избитое, изнасилованное, израненное и истощенное тело всю любовь и ласку, всю заботу, что есть. Эйджи мучается каждый раз, сердце обливается кровью и сжимается, когда спустя даже столько времени его родной продолжает страдать. Каждый день, каждый рассвет и закат Окумура живет с безумно сильным, тянущим грудь желанием Эша обнять. И делать это каждую секунду, вместо вдохов и выдохов. Господи, Эш, его Эш так хорош. Он такой добрый и защищающий. Он светлый, ранимый, изуродованный прошлым. Эйджи, может быть, и слеп от своей любви, но он никогда не будет видеть крови на руках у своего солнечного спасения. Окумура будет только любить до гроба и мучаться каждый день, погибая от желания обнять. Осознание, что они уже делали это раньше, щемит душу. Те обстоятельства, те извалявшиеся в боли и отчаянии объятия - вовсе не то, что хотел бы повторить Эйджи. Его тянет к Аслану, как к человеку всей его жизни, и так до одури необходимо о-б-н-я-т-ь, и рано или поздно, японец знает, не выдержит. И это "поздно" всегда настает нежданно. У Эша сразу же в Японии начинаются проблемы со зрением. Многочисленные раны на теле заживают, рубцуются, но глаза, его зеленые сияющие глаза - слишком великая ценность. Эйджи отдал бы за эти очи свои, не задумавшись ни на секунду, и он шепчет об этом тихо Ибэ-сану, задыхаясь, умирая от судорожных рыданий, когда Эш на миг выходит из комнаты. Тут же Окумура утирает свои слезы, бросается в коридор следом. У обоих юношей большие проблемы. Может быть, с психикой или с душой, но они боятся остаться друг без друга: клинически, ненормально, буквально вместе ходят в ванную комнату. Эйджи страшно. Ему хочется всегда обнимать Эша, чтобы защитить, убедиться, что он точно рядом, обласкать и уберечь от любого зла. Аслан носит пистолет с собой. Его невозможно отучить, но Окумура не замечает косых взглядов знакомых. Да откуда им знать, ЧТО они пережили?! Эшу грозит слепота. Это страшнее, чем быть подстреленным для Эйджи, ведь он за себя не волнуется, только бы солнышко был жив и здоров. А тут врачи, тут внезапно Аслан утром падает в обморок прямо за завтраком. И Эйджи срывается. Обнять, обнять, обнять его, блять, мать его, и никогда не отпускать, орет, бьет набатом в голове. Он как в бреду кивает в ответ на рекомендации доктора, и уже в кабинете на стуле его крупно, нездорово трясет. Желание обнять своего Эша сводит тело болезненной судорогой. Господи, почему он не мог так этого сделать раньше? Потому что боялся. Что оттолкнет физически, отпугнет, напомнит прикосновения других тварей, что причиняли боль. Боялся, что это как-то надавит на Эша, заставит ощутить себя недостаточно свободным. Все перекрывает животный первородный страх, когда Аслан и он заходят домой и тот робко нащупывает в воздухе рукой руку, чтобы переступить через порог. Господи, боги, беззащитно протягивает руку. Такой неуверенный, будто бы Эйджи в ответ не отдаст прямо тут всего себя без остатка. - Эш, - беспомощно, с лавиной кровоточащей боли вырывается изо рта, и Окумура с каким-то звериным воем бережно берет длинные пальцы Эша в свои и, начиная трястись, прямо в прихожей роняет на его руку теплые слезы. - Что с тобой, Эйджи? - встревоженно щурится его золотой Аслан, что-то наконец начинает понимать, и его жилистая ладонь сжимает маленькую ладонь японца, - пожалуйста, не плачь из-за меня. Я не ослепну. - Не говори так! - уже кричит, задыхаясь, рыдая младенцем, Эйджи и трясет руку в своей руке, - не говори! Я так хочу... Так хочу... ОБНЯТЬ ТЕБЯ... - Господи, - голос у Эша ломается, о небеса, уже над головой Окумуры. Сны и мечты тайфуном врываются в реальность, ведь Он Наконец Обнимает Эша. Переставая слышать стук в груди, Эйджи бросается близорукому блондину на грудь, раскрывает руки и судорожно, на последнем импульсе гаснущих рефлексов обхватывает широкую спину. Все конечности трясутся, колени стукаются друг о друга, а пальцами он бесконечно нежно цепляется за кофту на лопатках у высокого Эша, и заливает ее своими слезами, глухо рыдая. - Господи, - опять сдавленно шепчет Аслан над ухом, покачивается, помогая не упасть. Он разрешает обнять себя. Он обнимает в ответ. Наполняет вселенную смыслом. - Прости, - переставая реветь, наконец скулит Эйджи и все равно не верит, боясь до смерти отстраниться: - Я так давно хотел тебя обнимать. Часто. Крепко. Близко-близко. Парни сумасшедшие. Прошлое изломало и перемололо обоих, а будущее даже в Японии все равно вынуждает носить Эша пистолет. Просто потому, что в любой миг они ждут опасности. Боли. Они больше не могут друг без друга. С того дня Эйджи дорывается. Он может, может обнимать своего родимого, душу свою, любовь свою. Они оба стараются, Окумура начинает с легких, теплых прикосновений. Подходит медленно, показывая ладони, разводит руки в стороны и, уже нежно касаясь носом груди парня, наконец бережно и ласково кладет эти самые руки на его спину. На его ребра, на лопатки, на хребет, не делая лишнего, просто одаривая всем, что есть, и всем, что может отдать. Эш позволяет себя обнимать. Ему тоже страшно, он боится, он такой же человек. И в один прекрасный день он снимает с переносицы очки с толстыми стеклами, кладет их на прикроватную тумбочку. Они всегда спят на одной постели и держатся за руки всю ночь. Чтобы не потерять. Не отпускать. Эйджи замирает, стоя перед ним, сердце пропускает удар. Сегодня они обнялись ровно двадцать четыре раза. - Давай сегодня ночью обнимемся, - тихо шепчет Аслан, и в душе у японца все звякает, обрываясь, - я уже привык к теплу твоего тела. И Эш действительно привыкает. Всю ту ночь они не спят, они смотрят друг на друга. С такой близости Эш может видеть лицо Эйджи, может тихо утирать теплыми подушечками пальцев слезы из раскосых черных глаз. Окумура то и дело плачет от счастья, просто живя ради того, чтобы лежать рядом... Обнимая. С того вечера они так и ложатся, синхронно переплетая руки, и с каждым заходом солнца Эйджи чувствует, как открывается ему Эш, как все больше сам тянется, чтобы он обнял его. - Эйджи, - зовет в темноте Аслан, блики в его плохо видящих глазах плавают, как лилии на воде. Он вздыхает глубоко, их груди плотно прижаты друг к другу, чтобы ощущать биение сердца. - Мне так хорошо с тобой. - Мне тоже, - давится Окумура, от счастья робко прикладывается щекой к плечу лежащего на боку напротив. В ту ночь Эш сам тянется, а Эйджи опять хочет кричать и умирать от счастья, когда его смысл жизни дарит ему легкий-легкий поцелуй. - Я так люблю тебя, - шелестит губами блондин, позволяя обнять себя еще крепче, - Эйджи, мне хорошо с тобой, так хорошо, что я больше ничего не помню. - Это правда? - сипло спрашивая, Эйджи уверен в последующем кивке Эша и торопливо целует его, сначала в губы, а потом в обе щеки и в веки, в хрящик уха, и тихонько больно воет от счастья, баюкая в своих руках широкоплечего юношу, осыпая прикосновениями губ каждый участок светлой кожи. Невинно. Чисто. Целомудренно. Еще через ночь Эш ложится на спину, притягивает дрожащего Окумуру к себе, позволяя опять обнять себя и обхватывая руками в ответ. А потом как-то естественно они спят всю ночь вот так друг на друге, замерев в крепких объятиях, и с того времени засыпают только после того, как Эш почти наощупь снимает с Эйджи всю одежду, кроме белья. "Ему хорошо от прикосновения моего голого горячего тела", - стучит в висках у Окумуры и он ластится к Эшу мягко и осторожно, каждый день и час на сантиметр ближе и с большей любовью, пока у них не доходит до того, что они лежат в своей постели, переплетя руки и ноги и медленно сладко целуя друг друга. Эйджи боится до ужаса напугать или напрячь, но Аслану хорошо. Он вдыхает свободно и спокойно и выдыхает совсем тихо, его покрытое шрамами поджарое тело расслаблено и очень горит. В какую-то очень звездную ночь он сам тихо просит Эйджи зайти чуть дальше. Просто потому, что это лишь новый способ обняться еще крепче. Когда Окумура залезает под одеяло и нащупывает меж их животами член Эша и нежно гладит его пах, водя ладошкой по кругу, Эшу хорошо. Он прикрывает глаза, весь становится обжигающим, и оба никак не реагируют ни одним словом. Это так же прекрасно и необходимо, как биение сердец. Эйджи опять всхлипывает, мягко и плавно укладываясь щекой на грудь блондина, в который раз поглаживая его член. И дрожит сильно, ощущая, как Аслан, обнимая его, дыша в макушку, возбуждается, твердеет и дышит все быстрей. - Люблю, - сквозь слезы бормочат они вместе, и больше не произносят ни слова, только гладят друг друга по всему телу, покрывают поцелуями друг друга, изгибаются, ища, как прижаться еще плотнее. Эйджи никогда не задумывается об этом. Он хочет только любить, обожать, беречь своего возлюбленного Аслана, оставить свою душу в этих поцелуях. Он двигает рукой плавно и не спеша никуда, часы тикают на кухне. Эш тихо гладит его тоже, спускаясь все ниже, и потом целует в лоб, прижимаясь и спустя долгое время с облегченным стоном кончая в подставленную руку. Ему хорошо. Им так мало лет, и так хочется объятий и этого тепла, когда можно трогать везде, отдавая любовь. И Эйджи сам умоляет всем телом, просится, осторожно гладит запястье Эша, одним взглядом умоляя. Когда Эш смотрит в глаза, поглаживая по щеке и плавно вводя палец, перед глазами алеет и из них текут слезы облегчения и счастья. Окумура обнимает только крепче, пока его любовь разрабатывает его внизу, шлепая ладонью и ввинчивая обильно смазанные пальцы. Они занимаются этим не одну ночь, они делают все медленно, до тех пор, пока не встает солнце. Эйджи хочет, чтобы Эшу было еще лучше, когда обнимает уже не бока, а его бледные бедра, вжимаясь ртом в пульсирующий горячий орган, обцеловывая его и принимая все в рот. Эшу хорошо так, что он тихо стонет и подтягивает Эйджи к себе наверх, чуть подсаживает, чтобы даже не войти, нет - Окумура сам соскальзывает на его член, радостно подрагивая. Опять обнимая. И они занимаются этим, почти не двигаясь, тая в объятиях друг друга, только Эш потирается бедрами и входит глубже, дышит быстрее. Окумура стонет счастливо, отдаваясь ему, держа лицо Аслана в ладонях и шепча на японском: "Aishiteiru", прежде чем в судороге замолчать, кончая. Они живут дальше, обнявшись. Теперь Эйджи может делать это все время - подходить, раскрывать руки. И Эш сам заходит в эти объятия. Сжимает в ответ. Их ничто никогда не разлучит, они ходят вдвоем, спят и едят вместе. Любовь магнитом притягивает друг к другу, но Эйджи с каждым часом хочется обнимать дорогого Аслана все больше. Его так нужно обнимать. Это так необходимо. И Эшу, и ему так хорошо от этого.