Об иглах и о цветах
8 января 2019 г. в 22:39
В тот день ну вообще ничто не предвещало беды. Рип добрался до своего родного цветочного без пробок, за время поездки в голове не застряла ни одна из песен злоебучего маршруточного радио, доставка свежих цветов в кои-то веки приехала вовремя, как минимум до обеда посетителей можно было даже не ждать, из-за стенки уже два дня как перестала гудеть дрель, короче, лепота. Чего дрель гудела до этого аж три недели подряд, правда, было непонятно, точнее, понятно чего, ремонт наверняка делали, но кто в соседнее помещение въехал, Рип так и не понял. Неоново-зелёная вывеска, повешенная над входом позавчера, гордо щеголяла названием «Кислотный дом». Хотя ясности она этим нихуя не вносила: по скромному мнению Рипа, так мог бы называться и частный детский сад, и вейп-шоп, и наркопритон. Рип молился, лишь бы не детский сад.
Он сосредоточенно тыкал в букет из английской розы и георгин веточки брунии, когда вдруг услышал перезвон колокольчиков и громкий хлопок двери. Подняв взгляд, он увидел странного низкорослого мужика полностью в чёрном. Мужик тот оглянулся, явно пытаясь понять, а туда ли он попал, принюхался даже, пощупал стоящий у входа фаленопсис, а потом вдруг столкнулся взглядом с Рипом.
— Бля, братан, у тебя чайник есть? — вместо приветствия сказал мужик.
— Чего? — Рип аж опешил. Он, конечно, и сам хорош, мог бы и первым поздороваться с посетителем, но на желающего прикупить цветочков мужик походил откровенно слабо.
— Чайник, говорю, электрический. Мы с пацанами только въехали в студию по соседству, ну ты видел наверняка, «Кислотный дом» называемся. Мы татухи делаем, пирсинги и вот это вот всё, кстати, заходи, если чё. Так вот, мы ремонт на днях наконец добили, инструмент весь перевезли, чай купили, целую такую цветастую коробень с кучей вкусов, кофе туда же, сахарок, а про чайник, прикинь, забыли. Успели уже всё по кружкам раскидать даже, а кипятка-то и нет. Хотели сначала в хозяйственный, который слева от нас, зайти, но там тётка такая грозная оказалась, что даже как-то спрашивать расхотелось. Вот, к тебе теперь заглянул, у тебя тут вроде миленько. Так есть чё?
Рип моргнул. Потом ещё раз. Для простой просьбы побочной инфы в речи мужика оказалось чересчур уж много, да настолько, что Рип даже растерялся на пару секунд, не поняв, на что именно из всей этой тирады он должен отвечать.
— Так тебе чайник нужен?
— Ну да, мы щас быстро себе чай-кофе заварим, и я сразу же верну.
Со вполне себе нескрываемым недоверием Рип, конечно, чайник из своей подсобки мужику дал. Минут через десять тот вернулся с ещё тёплым чайником, неприлично большим количеством слов поблагодарил его за помощь, представился Лёхой и чуть ли не клятвенно пообещал, что «завтра мы с пацанами свой чайник купим, так что мозги ебать тебе больше не будем».
И ведь он реально сдержал слово, чайник они в свой салон всё-таки купили. Правда, не завтра. И не послезавтра. А через два месяца.
Первые дни Лёха продолжил сам пригонять за чайником, чтобы в скором времени вернуть. Потом стал притаскивать с собой своих ребят и так и оставаться пить чай прямо у Рипа в цветочном, мол, задолбало бегать туда-сюда, а вместе веселей, и вообще, нужно ж тебя, Рип, как-то тормошить да с командой Кислотного дома знакомить.
Знакомство с этой самой командой получилось стремительным, но привык к ребятам Рип на удивление быстро. Главным у них оказался Сега, суровый такой здоровяк с тяжёлым взглядом и золотым сердцем. В салоне он бил в основном блэкворк и трэш-польку, а в цветочном пил зелёный чай с жасмином. Ка-тет был молчаливым, пил чёрный как душа дьявола кофе и, по словам Лёхи, был спецом по геометрическим узорам, за что и получил кликуху. Весёлый и чрезмерно активный Зараза — Рип так и не понял, как его в эту готическую тусовку вообще затянуло — мастерски бил акварель, вёл инстаграм салона и чуть ли не литрами хлебал богомерзкий три-в-одном под убийственно сладкие конфеты.
— Ну а Васян у нас мастер по пирсингу, — хлопнув по плечу Васяна, дующего на фруктовый чай, рассказывал Лёха. — Профессионально пирсингует вообще что угодно.
Видимо, заметив, как округлились после этих слов глаза Рипа, Васян бесстыдно ухмыльнулся и добавил:
— Ага. И это тоже.
Ну и Лёха, конечно же. Лёха был спецом по гравюрам и графике, пил всё подряд, лишь бы в кружке было три ложки сахара, и всегда имел в загашнике с десяток историй одна охуительнее другой. Благодаря ему Рип очень быстро стал понимать все их внутряки и чисто компанейские шутки, от фанатичной любви Сеги к ярким кроссам и до мема про то, что все котики красивые. Ну а любимой мозолью у Лёхи был Васян, а точнее, его татуировки.
— Этот еблан, кхем, простите, дуралей, — в красках рассказывал он Рипу, пока тот привычно заливал кипятком чай, — в шестнадцать лет по дурости пошёл к другану какому-то, который всему району партаки за пару шекелей бил, в приставку поиграть. Там они поиграли, потом покурили, и вот где-то в процессе этого действа Васяну вдруг в голову пришла светлая мысль грудак себе забить. Прям даже фразу, блядь, крылатую себе придумал, «верь в себя», ёптель, рисунок с птичкой в первом попавшемся под рукой журнале в качестве референса нашёл, и чтобы обязательно год рождения на плечах, а то ж вдруг, блядь, забудет, а паспорта под рукой не окажется... Короче, всё по красоте, начали бить. И вот если с надписью всё ещё более-менее нормально вышло — это с огромной натяжкой, конечно, но всё же, — то потом васяновского другана окончательно накрыло недавно выкуренным, и всё пошло по пизде. И теперь каждый раз, когда Васян снимает футболку — а он делает это часто, просто поверь на слово, намного чаще, чем это нужно, законно или кому-либо из нас вообще хотелось бы — мы все предлагаем ему, нет, просто умоляем его позволить нам перебить это убожество. Ну или корректировку хотя бы сделать. Сколько мы ему идей и эскизов уже предлагали — тебе не передать. Но этот упрямый баран, простите, ОРЁЛ, ни в какую. И знаешь, чем он это обосновывает? Цитирую: «Если я даже с этим партаком продолжаю верить в себя, то и вы без него тоже точно сможете!»
И если Рип в течение всей истории тихо подхихикивал в кулак, то под конец не сдержался и просто откровенно заржал, пока Лёха, явно довольный собой как рассказчиком, с гордо вздёрнутым подбородком стал похлёбывать свой успевший остыть чай.
Короче говоря, хотя чайник-то они в свой Кислотный дом купили, но к Рипу в гости ходить не перестали. Сначала, видимо, по привычке, а потом просто уже сдружились как-то. Зараза, вечно напевая какие-то ебанутые и явно самолично выдуманные песенки, приносил Рипу конфеты «Коровка», Ка-тет таскал его с собой на перекуры, Васян пару раз в неделю уже под вечер забегал за букетиком для очередной дамы сердца, Сега иногда приходил просто узнать, как дела, да поболтать о музыке: интересы у них оказались схожими, и было приятно иногда отвести душу.
Чаще всех, конечно, захаживал Лёха. Чисто чтобы сменить обстановку, как он это сам называл, понюхать цветочки, порисовать новые эскизы в свободное от битья время и просто попиздеть: видимо, его бесконечный трёп кислотнодомовцы долго не выносили, а Рипу в конце концов оказалось даже в кайф. Истории у Лёхи были жизненные, чаще всего смешные, местами поучительные. Да и голос был приятный, успокаивающий, одно удовольствие слушать. В альбоме Лёхи, заметил он чуть позже, кроме черепов и неведомой хтони, всё чаще стали появляться цветы и нагло спизженные с его упаковочной бумаги узоры. В своём Кислотном доме они, правда, называли это «не спиздил, а вдохновился».
— Слушай, а ты чё бледный такой? — в один из таких своих визитов спросил у него Лёха. — Ну в смысле, татух я у тебя не вижу, по крайней мере, в обозримых местах. Или они у тебя в необозримых?
Рип в это время расставлял по полкам свежепривезенные пуансеттии в горшках.
— Не, татуировок у меня нет. И пирсинга тоже, можешь даже не спрашивать.
— А чё так? Идеологическое решение или просто никогда желания не было?
Рип помолчал немного, пожевав в задумчивости губу. Потом посмотрел на Лёху, пытаясь решить, рассказывать ему или как-нибудь отшутиться, но потом решительно выдохнул и негромко сказал:
— Я иголок боюсь.
Он, в принципе, был готов к любой реакции. И к насмешке, мол, ты ж здоровый мужик, как такого можно бояться, тебе ж не пять лет, и к лекции-разубеждении о том, что это на самом деле не больно и вообще как комарик укусил. Но и тут Лёха его удивил, когда просто понятливо пожал плечами.
— А, ну бывает. А я самолётов пиздец боюсь. Не, ну прикинь, ты ж сидишь в тоненькой металлической коробочке в нескольких тысячах метров от поверхности земли, снаружи охуительное давление, внутри орут чьи-то отпрыски. Кстати, такой угарный случай был...
После этого Лёха ещё почти полчаса в красках рассказывал ему, как он по молодости рванул автостопом из Чебов в Москву почему-то через Саратов, прерываясь только когда в магазин заходили посетители и Рип отвлекался на них. К иголкам он не возвращался, да и о самолётах тоже в этой истории нихуя не было, но всё равно было почему-то хорошо и спокойно.
Ну а ещё через пару месяцев после этого случая Лёха шумно забурился в цветочный, держа в руках несколько листов А4.
— Рип, тащи ножницы! Татухи к нам пришли, — бодро оповестил он.
Рип в тот момент как раз заканчивал композицию из сухоцветов, художественно натыкивая в корзинку с флористическим оазисом лаванду, лагурус и статицу.
— В смысле — пришли?
— Ну не своими же ногами. Курьером. Переводные татухи! Как в жвачках раньше были, только тут нормальные, стойкие, по идее недели две должны держаться.
Лёха начал раскладывать листы по стойке продаж и махнул ему рукой, мол, заканчивай свою херню и дуй сюда.
— И в чём прикол?
— А прикол в том, Рипушка, что они по нашим эскизам сделанные. Знаешь, типа как уникальный мерч салона. Мы одну печатку нашли, они эти переводки на заказ делают. Ну вот мы и заебенили пробную партию, решили пока прочекать качество и всё такое. Если зайдёт, то либо продавать будем, либо как ещё одну услугу введём, типа, временная татуировка. Не решили ещё.
Рип подошёл ближе и дал Лёхе ножницы. Тот гордо продемонстрировал ему принесённые листы с переводками. На них действительно оказались эскизы ребят из их салона: часть из них Рип уже видел в альбоме Лёхи, ещё часть — в инстаграме Кислотного дома. Некоторые рисунки видел впервые, но с лёгкостью мог предположить, кто из ребят их нарисовал.
На одном из листов прямо по центру красовался фирменный эскиз Лёхи — снежинка с черепом вместо одной из граней. Рип на пробу пощупал листы и глянцевое покрытие на них.
— Выглядит круто. Мне нравится.
— Рад, что тебе нравится, — покивал Лёха и хмыкнул. — Потому что ты будешь моим подопытным кроликом.
— Чё? — опешил Рип.
— Ну, в смысле, если ты не против, конечно же. Мне кажется, на тебе будет круто смотреться, это во-первых, узнаем, насколько долго оно вообще держаться будет, это во-вторых, ну и иголок тут никаких нет, только вода и много веселья, как в детстве. Это в-третьих.
Сопротивляться Лёхе смысла не было, хотя чисто спортивного интереса ради Рип ещё поломался пару минут, пусть даже и взгляда не мог отвести от чёртовой снежинки.
Но вскоре пришлось сдаться. Лёха занялся фигурным вырезанием переводки, Рип притащил миску тёплой воды и найденную в подсобке вроде бы чистую ветошь, на входную дверь он повесил табличку «переучёт 15 мин.» и опустил роллеты, чтобы никто лишний носа не сунул.
— Закатывай рукав, — приказал Лёха, когда Рип уселся на табуретке напротив него. — На предплечье лепить будем.
Руки у Лёхи оказались мягкие, тёплые и донельзя аккуратные. Профдеформация это или природный дар, Рип так и не понял, но примеривался к его руке Лёха долго, сначала посмотрел и пощупал аккуратно, чтобы чувствительных родинок или царапин не было, потом переводкой с уже снятым защитным слоем над кожей долго водил, но так и не опускал, башкой крутил то в одну сторону, то в другую, чтобы точно ровно наклеить. Рипу вроде хотелось сказать, что, бля, это ж просто переводка на пару недель, незачем так пыхтеть старательно, но на лице Лёхи отражалась такая искренняя вовлеченность в дело, что Рип просто не решился.
Наконец, Лёха приклеил снежинку на руку Рипа, прижал её крепко ладонью и сверху водрузил мокрую ветошь. Бумага под ней стала быстро размокать, Лёха ещё добавил воды по краям, чтобы наверняка всё приклеилось, а потом убрал успевшую отлипнуть бумагу.
На руке у Рипа осталась фирменная снежинка Лёхи. Красивая, аккуратная, слегка блестящая, конечно, что отличало её от настоящей татуировки, но тем не менее эффектная и какая-то очень... лёхинская. Ощущение было странным и интересным, как если бы Лёха, например, автограф на нём оставил.
Рип только поднял было взгляд, чтобы сказать Лёхе, что ему нравится, как тот вдруг подорвался с места и поцеловал его, рвано и бесхитростно, просто прижался сухими губами и мазнул большим пальцем по колючей щеке. Рип даже понять не успел, что происходит, не говоря уже о том, чтобы отреагировать, как Лёха отстранился и посмотрел на него шальным взглядом.
— Блядь, — спустя секунду тишины наконец панически произнёс он, видимо, поняв, что сделал. — Извини, Серёг, реально, не знаю, что на меня нашло, ты просто улыбнулся как-то так охуительно мило, и у меня аж внутри всё остановилось, да и сам ты весь замечательный, смешной, добрый, бля, звучит тупо, короче, ты очень крутой друг, и я не хотел всё портить, потому что...
Рип по наитию подался вперёд и как-то неловко, совершенно по-детски поцеловал Лёху в уголок губ. Тот, как ни странно, словесный поток свой прикрыл и даже не двигался, пока Рип от него не отстранился.
— Татуха реально крутая. Спасибо, — невпопад ляпнул Рип и поднялся с места. Пятнадцатиминутный переучёт явно затянулся, а ему ещё разлитую воду убрать было нужно, тряпку эту куда-то повесить сушиться, чтобы не отсвечивала, и вообще.
Стремительно краснеющие уши Рип благоразумно решил спрятать под капюшон худи. Лёха, благо, своим извечным пиздежом усугублять ситуацию не стал, и только с какой-то довольной блуждающей полуулыбкой занялся уборкой бумажных обрезков от татухи.
Пары минут этого обоюдно-неловкого, но при этом уютного молчания им хватило на то, чтобы вернуть магазин в первозданный вид. Лёха сам поднял роллету, снял переучётную табличку и уже положил было ладонь на ручку двери, но вдруг остановился и обернулся к Рипу.
— Так это. Тебе точно понравилось?
Рип не был уверен, Лёха говорит про переводку или про поцелуй, но в любом случае поднял на него взгляд и уверенно кивнул.
— Ага. Точно.
Лёха вздёрнул бровь, усмехнулся и с тихим звоном наддверного колокольчика ушёл восвояси.
Татуировка, кстати, начала стираться уже на второй день. Но это уже другая история.