Шеф в медово-горчичном соусе

      Грозный был человеком слова, впрочем, Кузьма в этом нисколько и не сомневался. Сказал, что будет знакомиться с семьёй — и ведь познакомился. Да не просто познакомился, а умудрился обаять всех, даже пришедшего с видом великомученика отца. А начал завоевание Кузиных родственников Эммануил с самого слабого звена — сестрёнки Кати — в тот самый день после корпоратива, когда остался ночевать у двух Кузь.       Да и много ли надо усилий, чтобы вскружить голову шестнадцатилетней девчонке? Пара тёплых улыбок, несколько комплиментов и обещание сходить с ней на каток — и всё, Катюха была вся его. И если бы Грозный не поглаживал под столом Кузину коленку, то, видит Бог, сестра была бы немедленно выдворена за дверь — ревность, о которой Кузя только читал и к себе никак не относил, противным скрипучим голосом нашёптывала всякие гадости.       А Катерина, не замечая молчаливой угрюмости любимого старшего брата, болтала без умолку. Кузьма пытался хоть на пару минут прервать её словесный поток, подсовывая печенье и подливая чай, но Катя и с набитым ртом трещала, как сорока. А Эммануил, вместо того, чтобы вести себя по-взрослому, всячески ей потакал: задавал вопросы, отвечал на Катины, смеялся, шутил и… не оставлял ногу Кузьмы в покое, постепенно увеличивая амплитуду поглаживаний от колена к самому чувствительному месту каждого мужчины.       И Кузьма бы опозорился, если бы не помощь верного друга — Кузи-младшего. Обычно, стоило Кате переступить порог квартиры брата, тот прятался подальше, чтобы его не тискали — как истинный мужик абсолютно не переносил телячьих нежностей. Но в тот раз, видимо, воодушевившись численным перевесом представителей сильного пола, принял участие в общей беседе, иногда одобрительно, а иногда строго вставляя своё веское «Мя!».       Так вот, когда Катюшка наконец-то засобиралась домой, Кузьма понял, что проводить сестру не сможет — последствия массажа Грозного были столь явными, что их не могли скрыть ни свободные спортивные штаны, ни растянутая футболка. Кот, почувствовав замешательство хозяина, запрыгнул к нему на колени, лапой отодвинув руку Эммануила, и выглядели они в тот момент так, будто делили кусок любимой колбасы. Рыжий победил, но грозный взгляд Грозного пообещал ему, что это временное отступление.       Кузьма же, прижав кота к животу, благодарил природу и неизвестных родителей своего питомца за его повышенную пушистость.       Прощались долго: Катюшка всё-таки потрепала кота между ушами, вгоняя Кузю (старшего!) в краску, поцеловала брата, поблагодарив за подарки и угощение, и неприлично долго — по мнению Кузьмы — обнималась с Эммануилом, заявляя, что один брат — хорошо, а два — круто. И пока Кузьма думал, как бы не спалиться и что делать с тем волнением, которое испытывала часть тела, прикрытая котом, эти двое успели договориться, что Новый Год нужно обязательно отмечать семьёй. Кузя, не успевая вникнуть в суть разговора (а точнее — заговора!) только кивал головой, чем вызывал умильную улыбку у Эммануила, от которой чувствительная натура Кузьмы приходила в восторг.       Весь масштаб катастрофы дошёл до Кузьмы гораздо позже, когда он, разнеженный и довольный, лежал на диване с одной стороны согреваемый Эммануилом, а с другой — котом. И он готов был подпрыгнуть и возмутиться, но тело не желало разделять с ним негодование, а голос после сложных сексуально-гимнастических упражнений был слабым и хриплым.       Кузя, конечно, взвыл, но мысленно, и, растолкав соседей по дивану, с кряхтеньем пополз составлять список дел, чтобы, не дай Бог, не забыть чего важного.       Во-первых, надо было закупить продуктов, и не только для семейного ужина. Судя по всему, шефу очень приглянулась скромная Кузина квартирка, и уходить он не собирался. По крайней мере, ближайшие два дня. Поесть он, как Кузя убедился, любил много и вкусно, и запасов в холодильнике на троих мужиков было маловато. То есть — Кузя поморщился — в магазин надо идти уже завтра, а он так надеялся отоспаться.       Во-вторых, если слух не подвёл Кузьму, Грозный пообещал Катерине сходить с ней на каток, и что-то подсказывало, что старшему брату от этого шоу не отвертеться, а значит, надо где-то раздобыть коньки. Или их можно взять напрокат прямо там? Вроде что-то такое Кузя слышал, но надо уточнить у Катюшки, сам-то он уже давно не выбирался в подобные места. На вырванном из блокнота листе появилась запись «Каток — коньки — Катя».       В-третьих, нужно купить ёлку. Не очень большую, чтобы не занимала много места. Раньше Кузя как-то обходился без неё, но сейчас был уверен: без ёлки праздник не получится. Посмотрев на похрапывавшего на диване Эммануила, решил, что того тоже надо подключить к подготовке — идея-то исходила от него! Вот пусть ёлку и покупает!       Наконец, когда список важных дел был закончен, Кузя приступил к составлению праздничного меню. Тут всё было просто — готовить он любил и умел, а уж для родных и любимых (Кузьма опять покосился на Эммануила) он готов расстараться.       В общем-то, страхи Кузьмы оказались пустыми. На каток они сходили и получили массу удовольствия и такой заряд хорошего настроения, что его хватило на несколько дней. Правда, было одно неудобство: Кузя, давно не стоявший на коньках, поначалу несколько раз упал, приземляясь на задницу, да так, что на следующий день не мог сидеть. Но то, как Эммануил лечил его и жалел, перечеркнуло все негативные эмоции. А уж оздоравливающий минет — при воспоминании о нём у Кузьмы пламенели не только щёки и уши, но и всё тело, — и вовсе не описать словами.       С походом в магазин было сложнее. Кузя, вооружившись списком и даже не помышляя привлекать к этому ответственному делу Грозного, был уже на полпути к цели… Ну как на полпути? Выходил в двери. Но был пойман, подвержен пыткам поцелуями и взят под охрану.       — Нечего таскать тяжести! — заявил Эммануил, быстро оделся и, подхватив ключи от машины, сопроводил Кузю к стоявшему внизу монстру, по какой-то причине именуемому автомобилем.       Кузя хотел было возмутиться, что он мужчина и что вполне справится сам, но пока они спускались по лестнице, здраво рассудил, что помощь всё же лишней не будет, и промолчал, но на заметку взял. Надо будет потом, если оно, конечно, у них будет, поставить Грозного перед фактом, что он не дама и нежное отношение согласен терпеть в постели, но не в повседневной жизни. А если кое-кому хочется командовать, то для этого есть офис и куча подчинённых. Там Кузьма согласен и подчиняться, и слушаться.       Но если бы он заранее знал, что взрослый и серьёзный мужчина может ныть и канючить, как малолетний ребёнок, то, честное слово, оставил бы его дома!       — Кузя, какая тебе разница, что ты копаешься в этих помидорах? Клад ищешь? Так не там. Вот он я! Ой, смотри, какая морковка! Ничего не напоминает? Не надо меня дёргать, я и так еле стою! Что значит — не катайся на тележке?! А что мне делать? Мне скучно! — И как вишенка на торте Кузиного терпения: — А почему бы нам не заказать в ресторане готовую еду и официантов, чтобы мы могли спокойно посидеть и отпраздновать?       — Во-первых, — зашипел Кузя, — я ВСЕГДА и ВСЁ готовлю САМ! Во-вторых, в нашей квартире дай Бог разместиться нам, куда уж там официантам! И в-третьих…       — Всё. Понял. Молчу, — попятился от него Грозный. — Согласен на всё, кроме одного. А почему бы нам не отметить у меня?       Кузя открыл рот, чтобы продолжить свою пламенную отповедную речь, да так и застыл, услышав последнее предложение. Об этом варианте он и думать не думал. Да у него совсем из головы выпало, что где-то же Эммануил жил до того, как нагло перебрался к нему.       — А как же Кузя? — только и смог произнести обезоруженный Кузьма.       — Конечно с нами. Ему понравится! — пообещал Грозный и, пользуясь моментом, потащил Кузю к кассам, решив, что если чего-то не добрали, можно будет заказать через интернет.       Квартира Эммануила Кузю не поразила. Огромная, светлая, но была она безликой и будто не жилой. А вот кухня! Девственно новая, с шикарной плитой и огромным жарочным шкафом, в нём при желании можно было запечь половину свиньи. Двухкамерный холодильник, в котором после водружения в него закупленных продуктов ещё осталось место. Кухня-то и убедила Кузьму в том, что предложение Эммануила не лишено смысла.       — Пойдём, я покажу тебе свои хоромы, — прошептал змей-искуситель, вырывая Кузьму из транса.       Кузя, словно под гипнозом, пошёл за ним, уже не особо обращая внимание на дорогой, но безликий дизайн, мыслями так и оставшись в царстве поварёшек и кастрюль, и не заметил, как его втолкнули в спальню. А уж там его освободили и от одежды, и от последних сомнений…       Кузьма-младший внезапный переезд воспринял спокойно. Задрав хвост, обошёл всю квартиру, а вернее — хоромы, обнюхивая углы, проверил удобство широких подоконников, по-хозяйски прошёл на кухню, громким мявком обозначив место, где должна стоять кормушка, и завалился спать на хозяйскую кровать, проигнорировав недовольное шипение Эммануила.       Оставался последний пункт из списка Кузьмы — ёлка. Грозный тянул до последнего, но не потому, что ему было всё равно, а потому, что в последние дни уходящего года нужно было переделать массу дел в офисе, и домой они возвращались уставшие и разбитые — тут не до ёлок, до кровати бы доползти.       Кузьме хотелось живую ёлочку, чтобы запах был, но когда Эммануил привёз и установил в зале искусственную красавицу, переливающуюся цветными огоньками, встроенными прямо в ветки, согласился, что так тоже неплохо. А запах… Не в запахе счастье! Тем более Эммануил сказал, что им эта ёлочка прослужит не один год, и Кузьма, боявшийся загадывать наперёд, растаял. А вечером они втроём сидели на диване и, выключив свет, любовались уютным подмигиванием светодиодных огоньков. Коту так понравился новый атрибут, появившийся в квартире, что он остался спать возле новогоднего дерева, пусть и ненастоящего, позволив хозяевам заняться своими делами за закрытой дверью спальни.       Тридцать первого декабря Кузьма поднялся ни свет ни заря — кухня ждала своего повелителя. Эммануил вызвался помогать, но после того, как он в очередной раз полез к Кузьме, отвлекая того от готовки, а потом разбил яйца, изображая жонглёра, Плюшкин выставил его за дверь, вручив оравшего и округлившегося на глазах кота. Изгнанные далеко не ушли: пушистый представитель животной части их семьи нудно подвывал на одной ноте под дверью, высказывая возмущение людской несправедливостью, а двуногий провокатор вторил ему, жалостливым голосом поддерживая кошачий концерт:       — Вот такой он у нас жестокий! Ни тебя не любит, ни меня!       Кузе очень хотелось опровергнуть грязные инсинуации в свой адрес, но он понимал, что стоит дать слабину — и ужин и впрямь придётся заказывать в ресторане. Конечно, со связями и возможностями Грозного сделать это можно, но не нужно! Так что пусть лучше они оба орут за дверью сейчас, чем будет краснеть Кузьма потом. Не хотелось перед родителями грохнуться в грязь лицом.       А ещё Кузю смущало и нервировало непривычное домашне-дурашливое поведение Грозного. Но за последние несколько дней жизнь Кузьмы Плюшкина заложила такой крутой вираж, что он уже ничему не удивлялся. Однако для пользы дела всё же решил на время готовки держать привлекательно-обаятельный раздражитель подальше от плиты и тела.       И вот наступил час Икс! Кузьма волновался, переживая, как воспримут родители его самого и Эммануила, и еле стоял на ногах. Обычно его успокаивал Кузя-младший, но в этот вечер руки так дрожали, что он боялся уронить кота. Грозный же был абсолютно спокоен. Закинув кота себе на плечо, он смело открыл двери, дожидаясь, когда гости поднимутся.       Было волнительно и немного неловко. Мама смущалась и не знала, что сказать, отец выглядел хмурым и недовольным, и если бы не Катерина, то неизвестно, чем бы всё закончилось. Ворвавшись весёлым вихрем, она сходу кинулась обнимать Эммануила, теребить кота и целовать Кузьму, и сразу стало легче. А потом, уже за столом, все и вовсе разошлись, осмотревшись и освоившись.       Это был самый лучший Новый Год, Кузьма мог бы поклясться чем угодно. И он очень надеялся, что теперь всё у него будет хорошо. Ведь не зря же говорят, что как год встретишь, так его и проведёшь. Они смеялись, пели, Катюшка вытянула Эммануила танцевать, а после к ним присоединились и мама с отцом и оба Кузьмы. Правда, Рыжий был не особо рад, что его кружат по комнате, передавая из рук в руки, и вскоре сбежал, спрятавшись в спальне, и вышел оттуда только тогда, когда вся честная компания, вооружившись петардами, ушла на улицу. Его обиженный рёв слышно было на всех этажах — Кузя и не предполагал, что коты могут так орать. А когда они вернулись, рассерженный кот доедал нежнейший бифштекс с тарелки Эммануила, компенсируя нанесённую обиду.       В общем, можно было бы сказать, что праздник удался…       …если бы, прощаясь, мама не произнесла:       — Теперь я могу быть спокойна — с голоду вы не умрёте и желудки себе не посадите. Молодец, сын, лучше меня готовить научился.       И вот вроде бы комплимент, и радоваться бы, но Кузьма, взглянув в этот момент на Эммануила, почуял недоброе. А мама тем временем продолжила:       — А на Рождество вы к нам приходите, посидим по-семейному.       — Обязательно придём, — за обоих ответил Эммануил. — И вкусненького с собой принесём, — подмигнул он Кузьме.       А утром… Ну хорошо, не утром, а ближе к вечеру, когда они наконец проснулись после весёлой ночи, Грозный сосредоточенно начал что-то искать в своём телефоне, то хмурясь, то кивая. Когда он воскликнул «Оно!», Кузе слегка поплохело, но он ни словом, ни видом не выдал своей тревоги — мало ли чего Эммануил там нашёл!       Зря, ох, зря он не доверился своей интуиции!       С утра, накануне визита к родителям, Грозный, не взяв с собой Кузьму, съездил в магазин и вернулся с полным пакетом, в который не разрешил даже одним глазком заглянуть. И вот уже больше часа творил что-то непонятное на так полюбившейся Кузьме кухне, заставляя его вздрагивать от любого звука. Кстати, если судить по этим самым звукам, Эммануил либо решил устроить капитальный ремонт в кухонной зоне, либо разделывал мамонта. А его расстроенные восклицания, которые доносились время от времени до ушей Кузьмы, говорили о том, что процесс идёт с трудом. Трагизма и драматизма ситуации добавлял кот, бегающий от закрытой кухонной двери к дивану и обратно с жалобным мяуканьем. Видимо, как и Кузьма, переживал за сохранность имущества.       В конце концов Кузя не выдержал и, взяв кота в союзники, отправился проверять — не пора ли им возвращаться в свою родную квартирку, прихватив с собой начинающего шеф-повара.       Стены, к счастью, были целы, а вот всё остальное… В мойке возвышалась гора разномастной посуды, посреди стола лежала тушка утки, вокруг неё был рассыпан чернослив и кусочки яблока. Стол, холодильник и Грозный были вымазаны в какой-то непонятной субстанции, по цвету напоминавшей… Что-то напоминавшей. Причём у Грозного эта загадочная субстанция была не только на руках, но и на джинсах, и на рубашке, и даже на волосах.       — Это что?.. — только и смог произнести Кузьма, осторожно опуская кота на пол и отпихивая его ногой в сторону коридора.       — Да вот, — пробормотал Эммануил, осматриваясь, — хотел сюрприз сделать, — и почесал нос, оставляя и на нём светло-коричневый цвет.       — Сюрприз удался? — поинтересовался Кузя, подходя к мойке — раз уж он здесь, то надо начинать устранять последствия бурной и не совсем, как выяснилось, удачной деятельности Грозного.       — Не очень, — покаялся тот. — Но ты же мне поможешь?       Кузьма только кивнул, и в четыре руки они быстро привели кухню в порядок. Кузе оставалось лишь следить, чтобы Эммануил не трогал кота — купать ещё и животное ему не улыбалось.       — Ну и чем удивлять собирался? — усевшись на стул и внимательно рассматривая тушку утки, спросил Кузьма, когда с уборкой было покончено.       — Вот, — протянул телефон с открытой вкладкой Эммануил.       — Ага, утка в медово-горчичном соусе, — прочитал Кузя и кивнул. — Утка есть, начинка, — он взял со стола кусочек яблока и сунул его в рот, — тоже есть. Соус… А соус где?       Эммануил вздохнул, развёл руки в стороны и красноречиво посмотрел на Кузьму.       — Действительно, глупость спросил, — согласился Кузьма. — Но сюрприз удался. Однозначно.       Судя по довольной улыбке Эммануила, иронии он не уловил и принял слова Кузи за чистую монету.       — Иди отмывайся, а потом я тебе помогу, — вздохнул Кузя и зажевал чернослив.       Кстати, мыться Эммануилу тоже пришлось помогать, но Кузьма против не был.       Утка получилась на славу. Золотистая, ароматная, с нежнейшим мясом и сочной начинкой. Как они её везли — отдельная история. Кузьма был усажен на пассажирское сиденье, пристёгнут, а потом ему с величайшей осторожностью вручили немаленький куль, в который заботливо был укутан результат первого кулинарного эксперимента Эммануила.       Родители нахваливали, а Эммануил с гордостью поведал, что это он приготовил, а Кузьма только контролировал. Кузя и не возражал, но когда мама попросила рецепт, он, увидев, что Грозный потянулся к телефону, хитро улыбнулся и сказал:       — Записывай. Блюдо называется «Шеф в медово-горчичном соусе»…