CountryHumans: Человеком остаться

      Так день сменился вечером, за это время Россия и думать забыл о наказе Советского союза, о его ультиматуме, да и в общем, триколорному было все равно. Он считал себя достаточно взрослым, чтобы самому принимать решения, да только не учёл, перед тем, как снова напиться в кабаке, что дома ждёт целая ватага сестёр и братьев, а во главе их сердитый отец. Всё ерунда. Осушается стакан за стаканом, и вот Раша расплачивается с барменом сомнительного заведения своими кровными, и едва как выходит из здания, икая. Очередная попойка удалась на славу, как бы домой теперь прийти так, чтобы Совет уже видел десятый сон? Однако этого старика не так просто провести, он спать до утра не будет, лишь бы встретить блудного сына, а потом, по традиции, при всех других домочадцах отругает. Опять-таки, на всё плевать. — Водка белая, небо синее, морда красная-яя, а жизнь — прекрасная! — напевал Россия, пошатываясь идя по бульвару, пусть пока и не понял, в Москве он находится, или куда его могло занести в пьяном состоянии. Мало того, что чуть не потерял шапку-ушанку, так едва в лужу от недавнего дождя чуть не угодил, но быть запачканным участь его миновала, так Раша и побрёл в неизвестном направлении, какая-то неведомая сила влекла его подальше от многолюдных мест. Однако слегка отрезвить его смогли только мимо проезжающие пожарные машины, своей сиреной резая слух России. Одна, вторая, третья. Несколько огромных красных машин завернули на следующую улицу, и тут зрение триколорного резко сфокусировалось, не так далеко от него горело здание, и Россия поспешил посмотреть на это зрелище, так и не сумев дать самому себе объяснение, зачем вообще попёрся созерцать дом в огне. Видимо, на огонь действительно можно смотреть вечно, но быстро прибыв на место, забыв про приличное количество алкоголя в своём организме, которое неким образом выветрилось, Россия, не помня себя, стараясь быть незаметным, проник в полыхающий двух этажный дом. Оглядываясь, ничего не видя из-за смога, Раша слышит через треск пламени звук, такой звук, от которого любое чувствительное сердце будет обливаться кровью. Детский плач. Неужели именно он привёл Россию в горящий дом? Вероятно, так и есть, правда плач явно не на первом этаже, а это значит, что через силу, через языки пламени придётся пробираться по лестнице вверх, и хорошо, что никакая деревянная пылающая балка от потолка не упала на ступени и не преградила путь. Закрывая нижнюю часть лица ладонью, Россия уверенно поднялся на второй этаж, и оглянувшись, к своему изумлению заметил на полу две корзинки, в них те самые источники плача. Раша никогда себе не простит, если сейчас испугается и бросится бежать вон из дома, так он и захватил две корзинки и стремглав спустился по ступеням вниз на первый этаж, а там уже и из самого дома. Когда пожарные искали людей в огненном доме, то конечно никого не нашли, а потушив его, тем более ничего не обнаружили.       Задыхаясь от быстрой ходьбы, Россия наконец остановился в каком-то парке, которого, что странно, и не помнит. В руках все те же корзинки, и аккуратно поставив их на скамью, Раша решил посмотреть, кого же он спас. Приподняв верхушки свёртков, он конкретно удивился. Нет, это были не простые дети, и Россия не знал вначале как реагировать, когда понял, что у них почти такие же триколоры, как и у него самого, только с отличиями. Вместо белого цвета у двойняшек самые верхние полосы были чёрного и бирюзового цветов. Тут-то душа Раши похолодела. Как с ними поступать — он конечно не знал, не был научен опекунским заботам, да и суровый отец этому не учил.       А малышня, что интересно, была спокойной, и не смотря на то, что в горящем доме двойняшки плакали навзрыд, сейчас один карапуз мирно себе посапывал, а второй, тот что с чёрной полосой вместо белой доверчиво смотрел на Россию. — П-привет, я тебя десять минут назад спас от гибели, — робко начал Раша, улыбнувшись спасённому. — Меня зовут Россия, а тебя? Ах, точно, — он от понимания ситуации хлопнул себя по лбу, — ты ведь не умеешь пока говорить. А ты наверное, как и твой друг ужасно голодны? — переместил взгляд на вторую спящую двойняшку. — Наверное, так и есть. Но не бойтесь, я сумею вас накормить, — Россия заглянул в свой кошелёк, а там сто пятьдесят рублей и те мелочью. Вот чем обернулись пьянки — нехваткой денег, даже на детское питание не хватит. — Эх, батя, батя, — заговорил Россия сам с собой, действительно пребывая в тупике, — что я буду делать, как я буду жить? У меня нет зимнего пальтишка… — он уже было хотел закурить, но при детях этого делать не стал. — А хотя нет, погодите-ка, у меня всё есть! Так, малышня, собираемся, у нас в холодильнике ещё есть пачка молока. На эту ночь вы точно голодными не останетесь! — Россия аккуратно взял в руки по корзинке и пошёл по направлению к своему дому, где вероятно уже ждёт Советский союз. Россия надеялся и уповал на то, что отец всё-таки спит, и не собирается дозорить блудного сына.